Джудит Росснер - Стремглав к обрыву
– Ах, уже Уолтер! – вставил Дэвид.
– Да, Уолтер! – взорвалась я. – И что из этого следует? Что я шлюха?
Он засвистел с невинным видом, будто и не думал дразнить меня. Я решила, что больше не попадусь. Молчание. Я подлила себе ликеру, передала бутылку Tee, она подошла к Дэвиду и вылила остаток в его бокал. Вернулась на место и подняла свой.
– Я очень рада за тебя, Руфь. И уверена, он прекрасный человек.
– Да, – быстро ответила я. – И богатый.
– Ай да Руфи! – заметил Дэвид.
– Дэвид, – укоризненно сказала Тея.
– Не расстраивайся, Тея. – Я решила быть великодушной. – Мне плевать на его шуточки. Честное слово, плевать.
– А если сумеешь на все наплевать, миллионера удастся поймать, – негромко пропел Дэвид.
– Надо же, я и забыла. – Тея узнала песенку и с улыбкой повернулась ко мне. – Тебя же в детстве так мальчишки дразнили! Выходит, не зря. – Ни малейшей иронии в голосе.
Я резко поднялась:
– Мне пора. Я обещала не задерживаться.
– Да-да, конечно, – сказала Тея. Дэвид промолчал.
– Я вернусь в первых числах сентября, Тея. Сразу позвоню. Тея поцеловала меня в щеку и шепнула:
– Поздравляю. Дэвид молчал.
Я взяла саквояж и вышла. Быстро дошла до Второй авеню и остановилась в нерешительности. Совсем не хотелось возвращаться. Зато страшно хотелось хоть с кем-нибудь поговорить. Я зашла в магазин и позвонила Рите; незнакомый голос ответил, что она еще в Чикаго, у родственников. Тогда я поймала такси и назвала шоферу адрес Хелен Штамм. Но, уже войдя в вестибюль, я вдруг испугалась. Испугалась услышать, что решение, если его принял за меня кто-то другой, наверняка ошибочно. И тогда я останусь ни с чем. Я побежала прочь, опасаясь, что она увидит меня из окна и позовет; добежала до автовокзала и почти четыре часа просидела там на жесткой скамье, за все это время только раз выпив кофе в буфете, потому что боялась выйти на улицу, которая могла привести меня Бог знает куда.
Я вышла из автобуса в половине шестого утра и ждала до шести, чтобы позвонить Уолтеру; ждала бы и дольше, но было ужасно сыро и холодно. Как выяснилось, напрасно ждала: Уолтер не ложился и взял трубку после первого звонка. Через двадцать минут подъехал к остановке. По телефону я сказала:
– Я на остановке. Если вы не передумали, я согласна.
Он ответил:
– Я очень рад, Руфь. Еду!
Увидев его, я и сама неожиданно обрадовалась. Он вышел из машины и направился ко мне. В сумерках Уолтер казался высоким, красивым и надежным; я почти любила его в тот момент. Осторожно поцеловал меня в щеку и отдал мне свой джемпер, заметив, что я дрожу от холода. Надев его, я обхватила себя за плечи и погладила мягкую серую шерсть. Уолтер положил мой саквояж в машину, и мы поехали домой.
– Как Борис? – спросила я, словно после долгой разлуки.
– Прекрасно. – Он улыбнулся. – Вечером заявил, что соскучился, будто прошло уже три дня, а не три часа, как вы уехали. Спрашивал, не знаю ли я, когда точно вы вернетесь.
– Надеюсь, он еще спит.
Но Борис давно проснулся и не мог понять, куда делся отец.
– Борис, – начал Уолтер, – у нас для тебя приятная новость.
Борис посмотрел на меня, потом на отца. По выражению его лица я вдруг поняла: он не в восторге от того, что сейчас услышит.
– У тебя будет новая мама, – с улыбкой продолжал Уолтер. – Вернее, мачеха.
– Что это значит? – в упор спросил Борис.
– Это значит, что мы – Руфь и я – собираемся пожениться. Она станет для тебя новой мамой.
Мы думали, он обрадуется. Какая наивность! Известие шокировало его. Привело в ужас.
– Но она же такая молодая! – воскликнул мой милый Борис, в своем горе забыв о приличиях. – А ты такой старый!
– Что ж, – Уолтер помолчал, подбирая слова, – мы думали об этом. Но, видишь ли, для взрослых людей это не так важно, как…
– Но ей же почти столько, сколько мне!
Я обняла его:
– Не совсем, дорогой. На десять лет больше. Эти десять лет очень многое меняют.
– Но… но… – начал он и, не найдя слов, чтобы выразить свою боль, выскочил из дома и два часа где-то пропадал. Вернувшись, он смущенно, как и полагается воспитанному ребенку, признал, что вел себя глупо, а вообще очень рад. Я поцеловала его, и он заплакал.
Глава 7
Уолтера удивило, что я не хочу устраивать торжественную свадьбу. Он явно готовился к разговору, думая, что ему пришлось бы терпеливо и снисходительно объяснять своей неразумной молодой невесте, почему, в силу каких обстоятельств пышная свадьба была бы неуместна. Ему нужна была жена, которая во всем полагалась бы на него: легкомысленная щебетунья, которая боготворила бы его за то, что он осчастливил ее, и трепетала при мысли, что она такая невежда; которая покупала бы себе немыслимые шляпки, и он терпеливо объяснял бы ей, что это не следует носить, а она начинала бы капризничать, и ему пришлось бы ласково убеждать ее, что глупо расстраиваться из-за пустяков. Шляпки дарили бы прислуге, а женушка проливала бы слезы благодарности.
В таком случае как он умудрился влюбиться в меня? Скорее всего он полюбил не меня, а какой-то выдуманный им образ бедной девушки. Что ж, не мне его судить. Его представление о зависимых бедняках оказалось ничуть не более нелепым, чем мое – о независимых богачах.
Уолтер первый вспомнил о моем отце. Мы решили назначить свадьбу на последнее воскресенье октября и в один из вечеров занялись списком приглашенных. Тея должна была быть подружкой невесты, Карл Симпсон – шафером. Мне этот выбор сразу не понравился, а в день свадьбы я окончательно поняла, насколько он неудачен. Еще решили пригласить нескольких друзей Уолтера, пару его сослуживцев, Лу Файна с женой, хотя я и не была уверена, что они придут, Сельму с мужем, Риту. Я собиралась послать приглашение Джерри Гликману и другим ребятам, с которыми вместе росла, но раздумала, хотя Уолтер и настаивал, чтобы я приглашала всех, кого хочу.
– Руфь, – сказал он, когда мы добрались до конца списка, – я подумал о твоем отце.
– Я тоже. Как-то неприлично не пригласить никого из родственников.
– Хочешь его позвать?
– Не знаю, – честно призналась я, – и да и нет. Тея говорит, что он все еще не в себе. Как полумертвый. Депрессия. Она просила меня навестить его. Но я не знаю, как себя вести. Глупо звучит: не знаю, как вести себя с родным отцом.
– Ничуть, – мягко ответил Уолтер, – в такой ситуации – нет.
– Вот именно, в такой ситуации. Как будто он не мой отец. Будь он прежним, я ненавидела бы его, как раньше. Но если бы ты видел его на похоронах… Несчастный, сломленный старик. Впрочем, ты ведь его раньше не знал… Он когда-то был…
А какой он был? Выше? Лучше? Раньше он любил меня – вот в чем дело.
