Свет твоих глаз (СИ) - Лактысева Лека

― Не хочу загадывать. Несерьезный он какой-то, этот ваш Тимофей, ― словно подслушав мои мысли, высказалась Тамара. ― Сегодня отпускать не хочет, а завтра скажет ― надоела.

Возразить мне было нечего. Я и сама такие же опасения имела. Поэтому спросила о другом:

― Как думаешь, Жабича посадят?

― Наверняка! Охранника он с сообщником чем-то вырубил. Тебя похитить пытался. Сообщник твоему Эдуарду руку сломал. Условным сроком никак не отделаются!

― Ох, чувствую, бывшая свекровь меня проклинать будет… ― не то чтобы я так уж боялась проклятий этой женщины, но застарелая привычка опасаться ее зашевелилась где-то на дне души, как приподнявшая голову кобра.

― Скворцовы тебя в обиду не дадут. Тем более теперь, после того что у вас с Эдом было. Это ты удачно себе такого влиятельного мужчину нашла, ― подбодрила меня моя расчетливая подруга.

― Я же с ним не из-за этого! ― вспыхнула я. Вспомнила, как Эдуард о чем-то похожем спрашивал, и покраснела еще больше. ― Ты же не думаешь?..

― Ох, Ника. Ты такая ромашка, что на такое просто не способна! ― Тома подала мне последнюю чашку со стола.

Я пристроила ее в посудомойку, залила моющее средство, включила программу быстрого мытья.

― Ромашка… ― повторила, усаживаясь на стул. ― Хотела бы я быть такой, как ты, Томка!

― Думаешь, так оно лучше? ― с внезапной горечью отмахнулась Тамара. ― Оставайся лучше собой, Никуш. И Эда своего береги. Он тоже из породы романтиков, хоть и прикидывается жестким дельцом. Вы с ним ― два сапога пара.

― Спасибо, валенками не обозвала. Сибирскими! ― захихикала я.

Но в душе мне стало приятно: подруга моя ― психолог, в людях редко ошибается. Может, и правда, есть у нас со Скворцовым будущее? После ночи в его объятиях мне этого по-настоящему захотелось! Страхи, нажитые благодаря Жабичу, отступили. И теперь я готова была признаться себе, что хочу новых отношений. И, кажется, готова к ним ― при условии, что это будут отношения с Эдом.

37. Эдуард. Избавление

Девчонки прощались долго и трогательно. Я стоял рядом с Никой, старательно улыбаясь ее подруге, и уверял, что в моем доме Тамара ― всегда желанная гостья. Тимофей злился, шипел рассерженным змеем, что у дорогой Томочки и без того есть, где остановиться. А я вспоминал, как изводил меня первые недели после появления Ники мой младший братец, и чувствовал себя немножечко, самую малость отомщенным.

Наконец, дверь за Томой и Тимом закрылась. Мы с помощницей остались вдвоем. И я тут же сделал то, о чем мечтал с самого пробуждения: поймал Нику, прижал к себе, как мог ― висящая поперек груди рука в гипсе порядком-таки мешала обниматься ― и потянулся к ее лицу с поцелуем. Медленно, осторожно. Пусть мы провели вместе ночь, точнее, утро, но я пока не был уверен, что Ника не передумает, не оттолкнет.

Ника положила ладошки мне на плечи, привстала на носочки ― подалась навстречу. Меня окатило волной тепла ― от затылка и до самого копчика. Губы сами собой расползлись в счастливой улыбке. Оказывается, целоваться и одновременно улыбаться ― тоже можно!

― Идем на диван? ― зацеловав помощницу до радужных пятен в глазах, я прервался, чтобы перевести дыхание, и сообразил, что сидя ласкать женщину всяко проще, особенно когда в твоем распоряжении только одна рука.

Ника не возражала. Мы устроились на широченном диване, включили повтор новогоднего концерта. Я закинул загипсованную руку на спинку дивана так, что мог кончиками пальцев поглаживать плечо и шею своей помощницы. Она прижалась щекой к моему плечу. Я повернул голову. Мы снова поцеловались, и я понял, что уже не выпущу Нику из своих объятий, пока мы не повторим все, что было между нами ночью, и не попробуем чего-то нового…

В результате оторвались мы друг от друга, только когда пришло время выгуливать Найджела.

― Ох! Я ужин не приготовила! ― расстроилась Вероника.

― Закажи, ― я пожал плечами.

― И то верно…

Ужин нам доставили как раз к тому времени, когда мы вернулись с прогулки.

Ника накрыла на стол, попыталась сесть напротив меня, но я не позволил ― усадил рядом.

― Ника… я знаю, что я не подарок, ― начал издалека. Откладывать разговор о женитьбе мне казалось бессмысленным. Лучше узнать сразу, что думает на этот счет моя помощница, и не терзаться сомнениями. ― Мало того, что человек я не компанейский, вечно занятой и требовательный, так еще и зрение у меня… сама знаешь.

― Знаю, ― согласилась Ника чуть удивленно. ― Но пока не понимаю, к чему ты ведешь.

― К тому, что, кажется, тебя не напрягает моя… зависимость от твоей помощи. Ты гибкая, уживчивая, терпеливая.

― Если это похвалы, то какие-то сомнительные, ― снова прервала меня Вероника.

― Погоди, я не все сказал.

― Говори.

― Еще ты ― красивая. Худенькая, миловидная. Мне нравятся твои губы… грудь… тело. Теперь, когда я их знаю ― нравятся вдвойне. В общем, мне… я хочу… ты согласишься выйти за меня? ― понимая, что начинаю блеять ягненком, прервал свои путаные объяснения и спросил в лоб.

Спросил ― и вдруг разучился дышать. Грудь словно сдавило со всех сторон многотонной тяжестью. Горло пересохло и сжалось. В мозгу стучала мысль: «Идиот! Надо было сказать, что любишь ее!» Но голос внезапно пропал, и я только беззвучно шевелил губами, словно выдернутый из воды карась…

Мгновения тишины растянулись, превратились в вязкую жижу. Каждый удар сердца отдавался в ушах гулом кузнечного молота. Ника молчала долго. Слишком долго. И мне казалось, что я задыхаюсь в этой тишине. Во времени, которое превратилось в желе.

Кое-как, через силу, заставил повиноваться левую руку. Нащупал ею плечо помощницы, повел по нему вниз, пока не добрался до пальцев. Оказалось, Ника комкает в кулачке бумажную салфетку.

Ушей достиг всхлип.

― Ты что, плачешь? ― откуда взялось дыхание и голос, я и сам не понял. ― Почему?! Я сказал что-то не то?

― Эд, ты же говорил, что никогда… что не женишься! А тут…

― И не собирался, да. Хватало редких встреч, и никого не хотелось видеть рядом. Но с тобой все по-другому, Ника! Я за два дня без тебя чуть сума не сошел! Бродил от стены к стене как потерянный. И Найджел следом… а вчера, когда твой бывший пытался тебя увезти, мне вдруг на мгновение показалось: а что, если ты сдашься? Согласишься? И во мне что-то взорвалось!  Я понял, что не отдам, не отпущу! Хорошо, что он сразу присел, когда я ему в ухо дал, иначе я бы его…

― Не надо! Не хочу, чтобы тебя таскали по судам! ― Вероника обхватила меня за талию. ― Я бы ни за что не поехала с ним по своей воле!

― Это хорошо… ― я немного обмяк. Но тут же снова переспросил. ― Так ты согласна?

Вероника вжалась в меня еще сильнее. Засопела напряженно.

― Все так сложно, Эд! Ты ведь уже нашел суррогатную мать для своего ребенка, а я по-прежнему боюсь даже думать о детях!

― Ты не сможешь принять моего ребенка, да? ― я почувствовал себя проколотым воздушным шариком. Только вместе с воздухом из меня уходило что-то другое. Важное, теплое, светлое… Такое, чему я пока не мог подобрать названия.

― Да я любила бы его как своего! ― взвилась Ника. ― Но вдруг я не справлюсь? Подведу тебя ― и с твоим ребенком что-то случится?

― А вдруг со мной что-то случится после того как ты уйдешь от меня?  А вдруг случится что-то с тобой, а меня не будет рядом, чтобы помочь, выручить, поддержать? Мы не можем знать, что нас ждет, можем только радоваться тому, что есть! Когда оно есть… Клянусь, у малыша будет лучшая няня, лучший педиатр края будет приезжать к нему по первому звонку, вместе мы сумеем справиться со всем, что бы ни случилось! Я понимаю... помню, какими были мы с Тимом ― то разбитое колено, то рассеченная бровь, то что-то пострашнее… отцу никогда не приходило в голову винить в этом маму Вику! Я тоже не буду тебя винить! Главное, чтобы ты сама…

Я говорил, говорил, говорил… Искал убедительные слова, разумные доводы. Ника тихо всхлипывала мне в подмышку.