Огонь. Она не твоя.... (СИ) - Костадинова Весела

Звонок в двери прервал тяжелое течение ее мыслей. Женщина быстро натянула свежую футболку и мягкие домашние брюки и направилась к дверям.

Правда ее уже опередили. Мужчина стояли друг напротив друга, и на долю секунды Альбина испугалась, что Ярослав захлопнет двери прямо перед носом Дмитрия. Они пристально смотрели друг на друга как два волка перед схваткой.

— Дядя Дима! — звонкий голосок Насти разрезал тишину, и девочка, не замечая взрослой войны, с разбегу прыгнула в объятия Дмитрия. Тот подхватил её на руки, его лицо мгновенно смягчилось, озарившись тёплой улыбкой.

— Привет, кроха! — Он чмокнул Настю в нос, его голос был полон искренней радости. — Я скучал!

Ярослав побагровел, его лицо исказила судорога гнева. Его глаза сузились, губы дрогнули, как будто он хотел выдать что-то ядовитое, но вместо этого он молча отступил в сторону, пропуская Дмитрия в квартиру.

— У меня сюрприз, кроха, — сказал Дима, демонстративно игнорируя Ярослава, который стоял в стороне, как сжатая пружина, готовая в любой момент распрямиться. Его голос был лёгким, но в нём чувствовалась провокация, как будто он наслаждался реакцией Ярослава.

— Бабуля! — раздался восторженный крик Насти, и Альбина, услышав это, сама вспыхнула гневом. Она шагнула вперёд, её глаза сузились, а в груди закипела ярость.

— Баба! — Настя уже тянула ручки к Анне, стоявшей в дверях.

— Дима, — прошипела Альбина, её голос был низким, полным сдерживаемой злости, — ты какого лешего…

— А ну, тихо! — Дима резко повернулся к ней, его синие глаза сверкнули сталью, и этот взгляд, такой непривычно жёсткий, заставил её замолчать. Он не просил, не уговаривал — он приказывал, и это было так не похоже на него, что Альбина на миг растерялась.

Её взгляд переместился на Анну, которая робко стояла в дверях, обнимая Настю. Мать выглядела так, будто время за три месяца высосало из неё все силы. Её волосы, когда-то тёмные с редкой сединой, теперь были абсолютно белыми, как снег. Глаза, прозрачные, почти выцветшие, смотрели на Альбину с виноватой робостью, словно прося прощения. Лицо, ещё весной сохранявшее хоть тень былой свежести, теперь было изрезано глубокими, тяжёлыми морщинами, которые делали её похожей на старуху. Ей было всего 64, но выглядела она на все 80 — хрупкая, сломленная, как будто жизнь выжала её до последней капли. Альбина почувствовала, как гнев в груди сталкивается с внезапным уколом жалости, и это чувство было таким острым, что она едва не задохнулась.

Ярослав стоял в стороне, его молчание было тяжелее слов. Его взгляд, полный льда и стали, метался между Дмитрием, Анной и Альбиной, он пытался удержать контроль над ситуацией, которая ускользала из его рук. Лицо оставалось каменным, но пульсирующая вена на виске выдавала бурю внутри. Альбина видела, как его пальцы сжимаются и разжимаются, как будто он физически сдерживает себя, чтобы не взорваться. И вдруг, неожиданно для самой себя, она поймала себя на мысли, что это выглядит одновременно смешно, глупо и… трогательно. Ей захотелось успокоить его, смягчить этот огонь в его глазах, хотя она тут же одёрнула себя за эту слабость. Перевела взгляд на Диму, который внимательно, хищно наблюдал за всеми, как стратег, оценивающий поле боя.

— Что с бровью, маленькая? — спросил Дима мягко, его голос был тёплым, но с лёгкой насмешкой. Он поднял руку и едва коснулся лица Альбины, его пальцы задержались у её виска, где запёкшаяся рана всё ещё напоминала о вчера.

— Упала вчера… — пробурчала она, краем глаза косясь на Ярослава. Его взгляд, устремлённый на руку Димы, был полон такой яростной ревности, что Альбина почти физически ощутила его жар.

— Вы что, подрались? — ухмыльнулся Дима, не давая Альбине вымолвить ни слова в сторону Анны, которая смотрела на рану дочери с болью и страхом в выцветших глазах, а на Ярослава посмотреть боялась и вовсе. Его тон был лёгким, но провокационным, как будто он нарочно подливал масла в огонь.

— Ты сюда для допроса приехал? — Ярослав, наконец, заговорил, его голос был холодным, как лезвие, но в нём дрожала сдерживаемая ярость. Он шагнул ближе, его глаза сузились, и в них сверкнула смесь насмешки и угрозы.

— Нет, Миита, — Дима круто обернулся, его сапфировые глаза встретили взгляд Ярослава без тени страха. — Я приехал расставить точки над «и». Ты сам-то за столько лет так и не смог этого сделать.

Ярослав замер, его лицо побледнело, но вена на виске запульсировала ещё сильнее. Его губы дрогнули, как будто он хотел ответить, но слова застряли. Альбина вдруг с пугающей ясностью поняла: Дима сейчас доведёт Ярослава до срыва. Как тот когда-то довёл Витю. Потому что Ярослав, впервые в жизни, оказался в положении, где у него не было козырей. Ни одного. Он, привыкший держать всё под контролем, манипулировать, побеждать, стоял перед Димой безоружным — и это бесило его до белого каления. Его гнев, его ревность, его беспомощность были ощутимы, и все в комнате — кроме Анны, обнимающей Настю, и самой девочки — чувствовали это.

— Кофе будешь? — Альбина заставила себя успокоится, обращая внимание на еще одного участника сцены, робко жмущуюся в прихожей фигурку. — Варя?

— Простите, Альбина Григорьевна, — пробормотала та, явно горя желанием оказаться подальше отсюда, от этих трех людей с их могуществом и властью. — Дмитрий Николаевич….

— Дмитрий Николаевич, — перебил ее Дима, — позвал Варю помочь. Ибо разорвать друг друга на глазах у нашей крохи — последнее дело, которое мы можем себе позволить. Все согласны? Да, Насть? — он чуть щелкнул девочку по носу. — Согласись, малышка, взрослых тоже иногда в угол ставить надо за все их выкрутасы.

Настя робко улыбнулась ему, все еще обнимая бабушку.

— Интересно, и кто рискнет это провернуть? — с ледяной насмешкой спросил Ярослав, отходя к окну.

— Я, — точно таким же ледяным тоном ответил ему Дима. — И поверь, Миита, у меня есть что вам всем тут сказать. Нам всем, — поправился он. — Насть, выбирай: зоопарк, кино или выберете котят, которых дядя Женя снова пристраивает?

При волшебном слове «котята» глаза и у Насти стали похожими на два фонарика.

— Дядя Дима… — задохнулась она, но тут же резко сникла и посмотрела на Альбину вопросительно. — Тетя…

— Можно, — улыбнулась Альбина. — И даже нужно. Давно себе кошку хотела. Только выбери, ради бога, именно кошку. Котов в моей жизни и так более, чем достаточно.

— Правда? — Настя казалось, не могла поверить. Анна зажмурила глаза, по щеке стекла слеза.

— Конечно, мое солнышко.

Настя вдруг отбежала от бабушки и бросилась к Альбине, обняв её с такой силой, что та чуть не потеряла равновесие. Альбина прижала девочку к себе, закрыв глаза, и на несколько секунд позволила себе забыть обо всех в комнате — о Ярославе, пылающем гневом у окна, о Диме, чья холодная уверенность держала всех в напряжении, об Анне, чьё молчание было тяжелее слов. Она просто наслаждалась теплом Насти, её доверчивым объятием, её дыханием, которое щекотало шею.

— Я сама за ней смотреть буду… — тихим шепотом на ухо прошептала Настя, — правда… Как ты в детстве….

— Я помогу… — Альбина потерлась щекой о волосы девочки. — Иди переодевайся, бери Варю и идите.

38

Оставшись одни, четверо взрослых молчали, их взгляды скрещивались, как лучи в запутанной сети. Четыре человека, связанных одной нитью — событиями, поступками, ошибками, которые сплели их судьбы в тугой узел. Тишина в комнате была тяжёлой, пропитанной невысказанными обвинениями, болью и старыми ранами. Дима, не обращая внимания на злые взгляды Ярослава, с уверенностью хозяина прошёл на кухню. Увидев разгром — пятна вишнёвого сока, разлитое тесто, лужи молока, — он лишь присвистнул, но воздержался от комментариев. Через несколько минут он вернулся с четырьмя кружками кофе, расставив их на столике в гостиной с деловой невозмутимостью.

Альбина забралась на диван, поджав ноги под себя, и бросала короткие взгляды на мать, сидящую в кресле напротив. Её губы были поджаты, а в груди боролись противоречивые чувства. Она понимала, что Дима привёл Анну в её квартиру не просто так — это был его ход, его попытка что-то исправить или, наоборот, вскрыть старые раны. Семь лет жгучей злости и обиды на мать всё ещё тлели в её душе, но теперь они были приглушены — не исчезли, но уже не пылали, как раньше. И всё же Альбина не была готова видеть Анну так близко, чувствовать её присутствие, её робкие взгляды, полные вины. Она не знала, как начать этот разговор, и не была уверена, хочет ли его вообще.