Запрещенные слова. Том первый (СИ) - Субботина Айя

— Саш, я уже вернулась, мне на работу завтра, ты что, — смеюсь и одновременно психую, потому что проклятая маска приклеилась какими-то ужасными морщинами, превратив мое отражение в шарпея.

— Может… кофе выпьем, Пчелка? — предлагает через очень осторожную паузу. Он всегда был очень деликатным, боялся переборщить и перегнуть даже там, где в предосторожности не было никакой необходимости. — Я тут недалеко.

— Тут — это где? — уточняю на всякий случай.

— В «Локо», — сдается.

Это на соседней от моего ЖК улице.

— Просто кофе и поболтать, Пчелка, — продолжает, немного смелея.

Мне почему-то кажется, что его внезапный порыв никак не связан с резким желанием навести мосты. Точнее, я почти уверена, что дело снова в Юле. Смотрю на часы еще раз — начало девятого. В принципе, это же просто дружеские посиделки, мне даже наряжаться не обязательно.

— Но только не долго, Саш, — соглашаюсь, сдираю маску и чувствую облегчение.

— Я тебя подвезу домой.

— Один квартал? Да ну перестань.

Свитер, джинсы, ботинки, шарф, парка с мехом и рюкзак — мой наряд.

Когда Сашка встречает взглядом мое появление, его губы растягиваются в фирменную григорьевскую улыбку — с ямочками, глазами-полумесяцем.

Я подхожу к столу, даю за собой поухаживать — снять пальто, отодвинуть стул.

— С прошедшими, — Сашка ставит в центр стола маленькую белую коробочку с бантиком.

Смотрю на нее с неловкостью, потому что у меня даже как-то в мыслях не было думать о подарке для него. Мы друзья, но не из той категории, которая друг друга на все праздники в десна целует.

— Она не кусается, — подшучивает Григорьев и настойчивее толкает подарок на мой край стола, пока структурный картон упаковки не касается костяшек.

— Даже развязывать жалко, — бормочу, пока распускаю края ленты, которая секунда назад была красивым бантом. Снимаю крышку. — Сашка, блин…

Внутри — забавный брелок на ключи в виде как будто собранный из лоскутков разноцветной кожи панды. Известный сумочный бренд. Милота.

— Ты меня так отругала, что я не правильно гуляю по Парижу между рейсами, что я решил погулять «правильно». — Улыбка у Сашки довольная, потому что тут и без слов ясно, что я в восторге.

Сразу достаю ключи и перевешиваю на обновку все свое добро.

Саша тем временем берет на себя ответственную задачу заказать нам два кофе и мини-круассаны.

— Красота, — любуюсь. Правда нравится. У Сашки всегда была чуйка на такие вещи, и ухаживал он всегда красиво. — А я даже не…

— Вот давай только без этого, — сразу рубит мою вялю попытку извиниться за то, что я с пустыми руками. — Как поездка? Рассказывай!

Я рассказываю. Делюсь кучей впечатлений, стараясь избегать той плоскости, в которой может быть очевидно, что я была в мужской компании. Не потому что это — Григорьев, а потому что мы с Резником договорились не спешить и не афишировать. И что щекотливость нашей ситуации требует особенной деликатности и осторожности.

Фактически, весь тот час, что мы с Сашкой пьем кофе и жуем теплые круассанчики, болтаю я. Григорьев изредка вставляет фразочки и журит меня за то, что я даже ни в один музей не сходила, и на коньках на каком-то там знаменитом катке не покаталась. На мое «А сам-то?!» сразу размахивает руками:

— Я же по работе, а не в отпуск.

— Как дела с Юлей? — наконец, рискую спросить. С тех пор, как мы с ней официально перестали общаться, а Натка ушла за мной, все, что происходит в ее жизни я знаю исключительно из редких Сашкиных реплик. Зачастую — спровоцированных моими же слабыми попытками как-то его поддержать.

— Завтра несу заявление, — говорит Сашка. Кожа на челюсти натягивается от нервов.

Более чем красноречивый ответ на вопрос о Юле.

— Она так и не успокоилась насчет Кирилла?

Молча отрицательно качает головой.

Мы обмениваемся понимающими взглядами. Теперь, когда ему уже не нужно подыгрывать ее красивой картинке идеальной семьи, потому что я в курсе картинки реальной, можно не прятаться. Я знаю, что она сделала со мной, хотя так толком и не понимаю причину. А на что Юля пойдет ради того, чтобы вырвать Сашке сердце, даже представить страшно.

— Саш, я на твоей стороне, — напоминаю на всякий случай еще раз, хотя и так говорю ему это почти постоянно. Он как-то обмолвился, что поговорить об этом может только со мной. — Если нужна какая-то помощь — просто скажи.

— У тебя все хорошо, Пчелка? — неожиданно спрашивает он, глядя на меня так пристально, как будто пытается что-то сказать — не говоря.

Я перевариваю.

Сашку мне легко считывать — я его знаю вдоль и поперек. Если меня посреди ночи разбудить, я с закрытыми словами перечислю все его родинки с точными координатами, и что он любить зеленый чай с лимоном, и про его аллергию на арахис, и сорок третий размер ноги, и что шрам у него на бедре — это последствия нашей прогулки на великах.

Этот взгляд я тоже отлично «слышу».

Вздыхаю.

— Юля решила подстраховаться, — говорю как будто себе под нос, но так, чтобы и он тоже слышал.

— Пчелка, просто… ты в порядке? — Сашка тянет руку через стол, накрывает ладонью мои пальцы.

Сжимаем их в унисон.

— Все хорошо. — Не совсем так, но я пытаюсь. Обсуждать эту историю уж точно не собираюсь. Я так никогда не отпущу, если буду до бесконечности вспоминать и анализировать. — Юля — сука.

Сашка криво усмехается — сказать такое о матери своего сына он, конечно, не может. Слишком хорошо для этого воспитан. За одно этого я его всегда буду уважать. Редкие мужчины в наше время не опускаются до откровенной чернухи в адрес женщины, с которой не сложилось. А вот у меня с бывшей подружкой общих детей нет, и повода держать ради них лицо — тоже.

Значит, Юля рассказала как минимум двоим — моей сестре и Сашке. Зачем ему — понятно. Решила, что в амплуа давалки первому встречному я ему на роль следующей жены резко перестану подходить. Как далеко она готова пойти дальше?

В голове бултыхается: «А если Резник узнает?»

«Ну узнает и что?» — вырастает внутренний протест. Я, в конце концов, на тот момент была совершенно свободная женщина. Строго говоря, я и сейчас не так, чтобы конкретно занята.

— Просто забей на нее, — отвлекает голос Сашки. — Собака лает…

Киваю, хотя хрен там забуду, конечно. Не в ближайшее время точно.

Глава девятнадцатая

Амина впархивает в мой кабинет с чашкой кофе наперевес и полным ртом сплетен, как обычно. Как у нее получается быть в курсе всего и оставаться отличной помощницей — ума не приложу, но сейчас ее ненавязчивая болтовня как раз кстати.

Хотя пару полезных вещей я для себя все равно выношу — например о том, что одна ее сплетня точно никак не коннектится с нашим внезапно «заболевшим» маркетологом, который во время тяжелого гриппа был замечен с одной женатой дамой из кадров. Не в больнице, само собой, а за покупкой белья.

— А еще у нас японцы, — говорит Амина, зачем-то приглушив голос. — Ну, вернее, у «элианов».

— Да к ним постоянно кто-то приезжает. — В прошлом месяце немцы были, в июле — британцы. Взаимное опыление не секретным разработками, обмен опытом.

— Я слышала, что хотят к какому-то нашему гению, — мотает головой Амина, мол, вообще не в ту степь я думаю. — Электронщику вроде.

Вопрос «Ну а это-то ты откуда знаешь?!» спотыкается об первую же логическую мысль: речь о Дубровском. Я помню каждую строчку в его анкете, и про разработку какую-то там уникальную штуку для электродвигателя, и что он помогал тестировать, и еще разные непонятные термины. Целая простыня.

— Сначала ездят, а потом раз — и забирают к себе, — закатывает глаза Амина, как будто это уже свершившийся факт.

— «Элианы» хорошо платят, — говорю машинально.

— А японцы — это японцы, — выразительно поднимает брови моя помощница. Типа, если предлагают японцы — откажется только ненормальный.