Правило Шестьдесят на Сорок (ЛП) - Уайлд Элли К.

Я спешно протираю стол, но шоколада слишком много, и вскоре в панике смиряюсь с безысходностью ситуации. Подняв взгляд, я вижу, как Джуди, не обращая внимания на мой жест, нежно касается блендера.

— Стой!

Все происходит как в замедленной съемке. Она ухватывает мое предупреждение с опозданием, осознавая, что крышка отсутствует, только тогда, когда нажимает на переключатель. И вот мотор начинает гудеть. Фадж начинает бурлить — в предвкушении чего-то непредсказуемого. За секунду до того, как шоколад брызнет на нее, и секунду после того, как попадает и на меня.

Я резко выключаю блендер, а мертвый мотор погружает кухню в оглушающую тишину.

Шоколад повсюду. Он разлился по столу, стеклянными каплями стекает по ее лицу, оставляя темные следы. В волосах, брызги на белоснежной футболке. Мне не нужно смотреть на себя, чтобы понять, что выгляжу не лучше. И взгляд, который она бросает на меня, говорит сам за едят. Как и капли, стекающие по щекам.

Ее рот замирает в идеальной форме «о», а глаза расширяются от удивления.

— Мне теперь стоит извиниться?

Что-то сжимается в животе. Я слышу собственное хихиканье прежде, чем успеваю сдержаться, а прилив эмоций, рвущийся изнутри, вырывается в громкий, неконтролируемый смех.

Лицо Джуди меняется от шока к восхищению. Я уже не могу сдерживать смех, почти сгибаюсь пополам, убежденный, что в этот момент все чувства обнажены. Если она еще не догадывается, насколько я безумно влюблен, то этот смех непременно раскроет всю правду. Я и сам это знал. Атмосфера между нами накалялась, и я понимал, что должен быть осторожен, когда она рядом.

Ее глаза полны легкого тумана, Джуди смотрит на меня сквозь прищуренные веки. А затем…

Воздух вокруг становится каким-то странным, плотным и горячим. Я ощущаю, как легкие наполняются тяжестью, похожей на свинец. Мы смотрим друг на друга, и я ловлю себя на мысли, что дыхание сейчас должно быть в таком же темпе, как на той чертовой горе, на которую ежедневно взбираюсь. Я изо всех сил стараюсь удержать руки при себе. Я ведь действительно хотел поговорить.

Она усложняет все. Джуди тянется ко мне, нежно проводит пальцем по губам, счищая шоколад с лица.

— У тебя ямочки, — говорит она, а голос полон искреннего восхищения.

Я это знаю. Ямочки не раз становились моим оружием.

Затем Джуди дарит мне улыбку — ту самую, настоящую, которая заставляет глаза сиять, словно два ярких света. Носик морщится, и это проявление нежности сводит с ума. Я теряю контроль. Совсем.

Ее рука зависает между нами. Я даже не помню, как тело внезапно решается на движение, но вдруг рука тянется к ней, а пальцы обхватывают запястье. То, что происходило с блендером в замедленной съемке, просто не идет ни в какое сравнение с этим моментом.

Я заставляю ее руку вернуться к себе, и та поддается безо всякого сопротивления. Ее губы идеально совпадают с моими, синхронизируя движение. Когда мои губы опускаются, ее — повторяют каждое движение. И вдруг палец Джуди медленно скользит ко мне. Я ощущаю вкус какао и сахара, даже прежде чем прижимаю губы, изгибая язык вокруг ее пальца. И затем, нежно, отпускаю.

Улыбка сходит с лица Джуди, и она выглядит почти как в трансе. Я сам на грани потери сознания. Не испытывал ничего подобного с тех пор, как упал на колени в том номере. Вместо того чтобы искать каплю самообладания, я бросаюсь в безумные размышления о том, что было бы, если…

Что, если она действительно хочет быть со мной? Я мог бы легко наклонить Джуди над этим столом, снять липкие вещи, уделить время, чтобы насладиться шоколадом и ею. Сделать все, что приходило в голову с той самой ночи в «Ниволи». Заставить почувствовать себя так хорошо, чтобы ноги перестали слушаться, наблюдать, как она распадается на части от каждого поцелуя, прикосновения, толчка. На столе. На полу. У стены. В холодильнике — просто чтобы попробовать. Я бы устроил дезинфекцию после того, как мы закончим.

Я скольжу взглядом по ее телу, изучая каждую точку, где хотел бы провести языком. По шоколаду, капающему по шее и собирающемуся в ямке над ключицей, скользя вниз по вырезу футболки, который изящно скрывает ее грудь, будто нарочно провоцируя. Взглядом спускаясь по ногам. Я бы мог проводить дни перед ней, на коленях, пробуя, поклоняясь.

Тяжелое дыхание теперь звучит просто неловко. Я выхожу из этого состояния, осознав, как член упирается в ткань джинсов. Черт.

Я отпускаю запястье и беру пару чистых тряпок, бросая одну из них Джуди. Поворачиваюсь, стараясь убрать шоколад с лица и вытеснить безумие из головы, чтобы хоть на какое-то время подготовиться к разговору.

— Тео, я все это время думала. О нас с тобой.

Тряпка выскальзывает из рук. Она что, пытается меня убить?

Джуди быстро стирает шоколад с лица, остаются лишь следы, которые хочется слизать. Ее глаза темнеют. Я никогда не видел ее такой ни в офисе, ни в те минуты, проведенные в спальне. Даже в ту ночь, когда позволила прикоснуться к ней. Джуди горячая, сильно этого хочет. И бог знает, я готов ответить на зов.

Но нужно понять, о чем все это.

Я бросаю тряпку в угол и опираю руки на стол, погружая пальцы в теплые лужи фаджа.

— Что это значит? — произношу я, чувствуя, как сердце колотится в груди. Ее лицо излучает чистое желание. Я не уверен, что смогу пережить этот момент. На самом деле, не уверен, хочу ли. В голосе звучит настойчивая требовательность. — Что это значит, Джуди?

— Я не хочу больше держать себя в узде, — признается она, опуская взгляд.

Я в полном смятении. В голове крутятся лишь вопросы. Хочет ли она меня — именно меня? Чувствует ли что-то большее? Или все сводится к желанию разрядить напряжение? Мол, справиться, пока проект не завершен, чтобы больше никогда не сталкиваться? Я напрягаю кулаки, и те белеют от усилий. Штаны жмут так, что невозможно не застонать от дискомфорта. Очень нужно подправить их, но заниматься собой сейчас абсолютно неуместно. Пока я не разберусь с тем, что происходит между нами.

Джуди нежно кусает губу, и я завидую ее зубам. Завидую тому, как касаются кожи. Ее запах — это неповторимое сочетание шоколада, кардамона и некой цитрусовой ноты, которую пытаюсь распознать с того самого дня, когда впервые заметил ее.

Будь уверен в себе, приказываю себе. Скажи то, что нужно. Спрашивай, что волнует.

Но я не могу поднять на нее взгляд. Это чертовски трудное испытание — сдерживаться, когда Джуди так близко.

— Тео…

Черт, да что это такое?!

Она так близко, что почти не нужно тянуться. Руки, словно повинуясь собственной воле, находят ее ребра. Я чувствую, как большие пальцы касаются края ее бюстгальтера, и во мне вспыхивает вихрь эмоций. Должно быть, Джуди слышит, как сердце колотится в груди, должно быть, улавливает тот стон, что срывается с губ.

Я должен быть нежным. Должен. Но руки движутся грубовато, сжимая ее, скользя вдоль изгиба талии и крепко обхватывая бедра сквозь джинсы. Черт, она такая теплая, мягкая, идеальная, и это настоящее мучение — не видеть, что я трогаю. Из ее горла вырывается звук, заставляющий вздрогнуть. Джуди стонет, и в этот миг кажется, что я могу умереть. Могу погибнуть, если не буду обладать ею — это конечная остановка в жизни. Я притягиваю ее ближе, наклоняюсь, чтобы Джуди прижалась к столу. Пальцы скользят под подол ее футболки с обеих сторон. Но этого недостаточно. Просто ощущать ее — этого явно мало. Я и не сомневаюсь. Но, боже, как же этого хочется.

Ее грудь учащенно поднимается и опускается, вырез футболки приоткрывается, и я, с этой высоты, вблизи, вижу, как розовое кружево обхватывает тело. Я хочу касаться ее кожи губами. Хочу снять футболку и… ее руки скользят по моим предплечьям, останавливаясь едва выше локтей. Боже. Я так чертовски напряжен…

Но что же это такое?

Ее руки поднимаются еще выше, и Джуди медленно, словно пробуя на вкус, проводит большими пальцами по моим бицепсам. Мурашки пробегают по коже под прикосновениями. Она приближается, и, черт возьми, прижимается так сильно, что я чувствую каждый нерв желания, каждый пульсирующий импульс. Это так мощно и бескомпромиссно, что я начинаю терять рассудок.