Хоум-ран! - Райли Грейс

— Конечно, — отвечаю я, потирая костяшки пальцев. — Я прихожу каждый день и, если возникает необходимость, остаюсь допоздна.

Формально — это правда, но на самом деле с тех пор, как мы с Себастьяном решили попробовать серьезные отношения, я проводила больше времени с ним, чем в лаборатории. Вчера я — хотя до этого и была уверена, что никогда не пойду на такое, — смотрела его тренировку и, к своему удивлению, отлично провела время. Это напомнило мне старшие классы школы, когда я занималась софтболом, и подарило возможность понаблюдать, как он носится по полю в чертовски сексуальной бейсбольной форме. После мы полночи провели на кухне, периодически кружась в танце, пока на плите побулькивало ароматное карри, и это тоже было просто отлично.

Словом, в последнее время меня настолько увлекли сердечные дела, что мой фокус сместился, а ведь я дала себе обещание, что, как бы сильно я ни полюбила кого-то, никогда не позволю привязанности вытеснить страсть к науке. И никаких компромиссов здесь быть не должно.

От этой мысли меня охватывает паника. Себастьяну нужна девушка, которая будет рядом: не просто пару раз придет на его тренировку или поможет отогнать печальные воспоминания, а станет его поддержкой и опорой как в жизни, так и в карьере. Осознание этого ужасно пугает меня.

Нельзя забывать о своем обещании. Я не могу упустить эту возможность. Не могу допустить провала, особенно теперь, когда на меня полагается профессор Санторо, а впереди маячит целый семестр учебы в Женевском университете. Это мой единственный шанс доказать родителям свое предназначение, и упускать его нельзя.

— Тяжело, понимаю, — произносит профессор. — Поэтому я и подталкиваю вас. Если вы собираетесь сделать науку делом своей жизни, то навык выполнять работу в сжатые сроки очень пригодится. Располагать больши́м количеством времени и значительным бюджетом было бы замечательно, но так уж все устроено в работе над крупными проектами. Маленькими шагами мы приближаемся к огромным научным открытиям — это закон.

— Конечно. Я понимаю.

Профессор пронзает меня долгим оценивающим взглядом. Должно быть, увиденное приходится ей по ду­ше, потому что вскоре она удовлетворенно кивает.

— Хорошо. Ну а как поживает ваша семья?

— У них все хорошо.

— Вы рассказали им об участии в конференции?

— Пока нет.

Она поджимает губы.

— Мне нужно знать, сколько ожидать гостей, Мия.

— Они не придут, — говорю я. Это признание причиняет мне боль, но от правды не убежишь. Я решила, что расскажу им обо всем только после того, как получу место в программе обмена. Это продемонстрирует всю серьезность моих намерений. Так как конференция должна стать для меня своеобразным билетом в Женеву, я не хочу его лишиться из-за какого-нибудь их фокуса. — Может… Возможно, мой молодой человек захочет прийти. Но рассказывать родителям… Сейчас для этого не лучшее время.

— У вас появился молодой человек? — оживляется профессор.

— Совсем недавно.

— Мы с моим мужем познакомились, когда я еще училась в старшей школе, — с улыбкой говорит она, явно окунувшись в воспоминания. — Сохранить отношения было трудно, очень трудно. Думаю, у нас все получилось потому, что он тоже занимался наукой. Биологией, правда, а не астрономией, но все же это помогло нам понять друг друга.

— А вы когда-нибудь… — начинаю я и вдруг осекаюсь. Кроме того раза, когда я рассказала ей о своей ситуации с семьей, а она в ответ — кое-что о своей, мы больше не делились ничем личным. О ее муже я знаю только то, что он тоже преподает в МакКи, на кафедре биологии. — Вам приходилось выносить разлуку?

— Я начинала свой преподавательский путь в Университете Стоуни-Брук на Лонг-Айленде, — отвечает она, — а Сэм работал в Стэнфорде в Калифорнии.

— Ничего себе!

— Было тяжело, но мы учились искать компро­миссы. — Она нежно поглаживает обручальное кольцо, простое — золотое, с цветочной гравировкой. — Но найти их было нелегко. Ч­то-то даже не подлежало обсуждению, а что-то оказывалось более гибким. В конце концов мы захотели работать вместе, и, как видите, все получилось. Ваш молодой человек тоже учится в МакКи?

— Да, он бейсболист.

— А, — произносит профессор, — так у него сейчас непростое время?

— Прямо сейчас он дает интервью, — дрожащим голосом говорю я. — Его зовут Себастьян Каллахан — не знаю, говорит ли вам что-то это имя. Он изучает историю…

— Сын Джейкоба Миллера? — спрашивает она.

Я удивленно моргаю.

— Да, а откуда вы знаете?

— Мой Сэм родом из Цинциннати. Он огромный фанат «Редс».

— Значит, наверное, он хотел бы видеть его в новом составе команды.

— Таких тонкостей я не знаю, но вот имя помню, оно на слуху, это верно, — посмеивается профессор. — Не буду вам лгать, Мия: когда пытаешься построить отношения, уделять время чему-то еще очень и очень трудно. Иногда придется делать выбор, и это не всегда будет приносить вам удовольствие. Порой мы с Сэмом думали, что вот-вот потеряем друг друга, но, пройдя через все те трудности, мы стали намного сильнее.

Я сжимаю кулаки — ногти больно впиваются в ладони.

— Я не хочу отказываться от науки. Это… это все, о чем я мечтала. С той самой секунды, как впервые увидела звезды в телескоп.

В ту ночь, когда мы с дедушкой стояли на берегу, устремив взгляды в небо, космос будто просочился в самое мое сердце. Я ощущала связь с миром, с бескрайними просторами Вселенной, наполненной миллиардами похожих на бриллианты звезд. В моей голове вертелось столько вопросов, что я едва сохраняла способность мыслить. Говорят, любая наука начинается с вопроса, а у меня их хватило бы на несколько жизней. В глубине души — какой-то самой потаенной, самой уязвимой своей частичкой — я понимаю, что Вселенная наградила меня страстью к звездам не случайно.

— И это правильно. Такие способности, как у вас, встретишь нечасто. Уже много лет у меня не было столь многообещающего ученика.

От волнения я едва дышу.

— Спасибо.

Профессор Санторо вздыхает и, собрав беспорядочно разбросанные по столу бумаги, засовывает всю пачку в желтоватую картонную папку.

— Нам нужно выбрать время для обсуждения материала, который я просила вас изучить перед конференцией. А затем можете возвращаться к работе.

Когда профессор отпускает меня, я иду обратно за свой стол, поправляю хвост и надеваю компьютерные очки.

После секундного колебания отключаю телефон и убираю его в сумку. Если мы с Себастьяном какое-то время побудем без связи, ничего страшного не случится. В конце концов, он знает, что моя работа отнимает не меньше времени и сил, чем его. Доказать профессору Санторо, дедушке (и родителям, когда наберусь смелости), что я чего-то стою, — вот моя главная задача.

Открыв ноутбук, я с головой погружаюсь в разбор комментариев, оставленных для меня Элис. Я не могу представить, что сказали бы родители, увидев меня, но хочется верить, что дедушка — куда бы ни попала после смерти его душа — наблюдает за мной и гор­дится.

41

Себастьян

— Постарайтесь не двигаться, — говорит стилист, высокая, серьезного вида женщина по имени Кэт. — Просто стойте смирно, хорошо? Мне нужно подогнать под вас брюки.

Я замираю, представляя себя статуей, и принимаюсь нервно пожевывать свой язык. Легче сказать, чем сделать. Будучи бейсболистом, я постоянно испытываю желание двигаться, особенно в те последние полчаса, что мы здесь. Вот бы сейчас нарезать пару кругов по полю… Я бы с удовольствием побегал от базы к центру поля и назад, если бы это могло освободить меня от съемки. Однажды, незадолго до годовщины смерти моих родителей, я был так зол, что стал пререкаться с тренером, и в наказание он заставил меня бегать от края до края поля до тех пор, пока меня не стошнило. Тогда я буквально ненавидел его за это, но все же физическая активность помогла мне развеять неприятные мысли.