Вера Колочкова - Зов Сирены
— Да, мам, заходи!
Митя вдруг почувствовал, что краснеет. Как пацан, попавший в ужасно неловкое положение. Ну и как теперь глядеть на Вику, как разговаривать?
Да и она, похоже, чувствовала себя не лучше. Хотя и причесаться успела, и переодеться. Челочка Деми Мур, клетчатая голубая ковбойка, джинсы новые… А ничего так, ей идут джинсы в обтяжку…
— Пойдемте чай пить… Я на кухне накрыла, ничего?
Глянула исподлобья, улыбнулась осторожно и тут же прикусила губу, словно не позволяя себе улыбки. Снова глянула…
А на Митю вдруг веселое нахальство напало. А может, и не нахальство, а обыкновенное мужицкое самолюбие. Фотки, мол, перебираешь, да? По ночам плачешь? Тете Кате про меня рассказываешь? Не хочешь быть пушкинской Татьяной, да? Нет, а у какого мужика после таких откровений сермяжное самолюбие не проснется? Хотя бы ненадолго?
Пришли на кухню, чинно уселись за стол. А чай хороший Вика заварила, настоящий, цейлонский.
— Вам покрепче, Дмитрий?
— Да, мне покрепче.
— Вот, пожалуйста, берите печенье, больше ничего нет… Если б я знала, что вы придете, пирог бы к чаю испекла…
— А ты умеешь? — спросил с улыбкой Митя.
— Что?! — Брови у Вики взлетели удивленно.
— Ну… Пирог-то умеешь печь или просто так хвалишься? — повторил вопрос Митя.
Наверное, это нахальство в нем заговорило. Веселое, легкое. Оно же и на «ты» заставило перейти. Тоже легко и весело. Оно же и удовольствие получило от Викиного растерянного смущения.
— Да она умеет, умеет! — закивал Кирка, радостно зыркнув на мать. — Она все умеет! Я ж тебе говорю…
— Не поняла… Что ты ему говоришь? — Лицо Вики вытянулось испуганно в недоумении. — Кирка, ты что?.. Я тебя убью когда-нибудь, Кирка, честное слово!..
— Да что я такого?.. Ой, да ну вас!.. Уже и сказать ничего нельзя…
Кирка изобразил на лице оскорбление, фыркнул, отодвинул от себя чашку с чаем. Но и этого ему показалось мало. Подскочил со стула, быстро вышел из кухни, бурча что-то себе под нос.
Кирка ушел, а они остались. И надо было о чем-то разговаривать. Вот только о чем? О погоде? Какая нынче осень приличная стоит, тепло и дождей мало? Нет уж, лучше молчать. Поиграть в эту неловкую игру, в парное движение по канату-паузе — кто первый вниз оборвется…
Первой оборвалась Вика. Прошелестела тихо, глядя в свою чашку:
— Ты… Ты не сердись на Кирку, ладно?
— Бог с тобой… Почему я должен сердиться?
— Ну, что в гости зазвал… Знаешь, он иногда так может нафантазировать себе что-то немыслимое! Да ты и сам помнишь, наверное. Что я тебе рассказываю?..
— Да уж. Помню, помню.
— Ну вот! Понимаешь, трудно ему… Очень трудно. Ты не обижайся и не обращай внимания, пожалуйста.
Что ему полагалось ответить? Ладно, не буду обращать внимания. А если уже? Если уже это внимание обратилось-перевернулось, и не знает, как себя обнаружить, и тычется сослепу, не может выход найти? А может, боится его найти, а?
— Ладно, Дим, иди… Ты ведь торопишься, наверное?
— А пирог? Ты обещала пирог…
— В другой раз как-нибудь. Вернее… Ничего я тебе не обещала! Ну, уходи же, чего ты?
— А почему ты мне грубишь?
— Я не грублю. Просто… Просто я не могу… Еще раз прошу прощения за Кирку. Идем, я тебя провожу!
В прихожей, уже стоя в дверях, он вдруг развернулся, шагнул к ней, обнял, прижал к себе. Услышал, как она успела пискнуть испуганно…
А больше ничего не успела.
Боже, какая она маленькая и хрупкая!.. И губы пахнут ягодами. И целоваться совсем не умеет. И мешает что-то. Очки! Проклятая элегантная оправа брусничного цвета, чтоб тебя… Надо снять к чертовой матери…
Вика затрепыхалась у Мити в руках, закрутила головой, как воробей, прошептала на сиплом вдохе:
— Ты что?.. Ты что делаешь, Кирка увидит!.. Пусти!
— Тихо, тихо… Тем более, я думаю, он в курсе происходящего… Думаю, затаился где-то неподалеку.
И крикнул, не выпуская Вику из рук:
— Кирка, ты где? Я ухожу, пока!
— Пока-пока… — тут же принеслось из коридора Киркино явно торжествующее. Слишком откровенно торжествующее и в то же время тактично-сдержанное — ничего, мол, не стесняйтесь, продолжайте, пожалуйста, в том же духе.
Вика высвободилась-таки, быстро поправила челку, выхватила у Мити из рук очки, надела, тыкнула пальцем в дужку на переносице. И глянула Мите в глаза.
Бог знает, что она там увидела. Но пробежал по ее лицу озорной промельк, и губы поехали в едва сдерживаемой улыбке, и вырвался хохоток-шепоток:
— Совсем с ума сошел, что ли? Как я ему… объясню?
— Ну, не знаю… Как хочешь теперь, так и объясняйся! Скажи, что сама на меня с поцелуем набросилась!
— Дурак… Иди давай отсюда…
И вытолкала его в спину, смешно тыча кулаками между лопаток. И захлопнула дверь.
А на улице был дождь! Вкусный, свежий, пахнущий листьями и влажной землей! И сумерки были желтые от летящих по ветру листьев! Красота… И как жить хорошо, господи…
Счастливое ощущение новой силы плескалось внутри, яростно выпихивая остатки болезненного тумана. Или что еще там, внутри, оставалось? Невесомость? Да ну ее к черту, нет больше никакой невесомости!.. Есть жизнь, есть осень, есть он, живой и здоровый! И счастливый! Да, похоже, что и счастливый…
И подумал вдруг с усмешкой — надо было давно это сделать, то есть Вику поцеловать… Оказывается, вот в чем секрет был! А он, дурак, не понял… А жизнь-то сама распорядилась, подсунула ему спасительное лекарство от болезни… Да, и спасибо Вике! А как иначе? Шутки шутками, но… Как говорят в той же Одессе, в каждой шутке есть доля шутки, остальное все правда!
Мите даже захотелось подпрыгнуть и отчебучить что-нибудь этакое… Элемент гопака с присядкой, притопом-прихлопом и вывертом из‑за печки. Опа, опа, Америка, Европа! Эх-х-х…
Может, и отчебучил бы, если бы телефон в кармане не затрезвонил…
— Да, мам! Слушаю! — радостно отрапортовал он в трубку.
— Мить, тут опять твой телефон звонил…
Ты извини, но я ответила. Не знаю почему…
Извини.
— Да ничего, мам.
— Это какая-то Женя тебе звонила, Мить. Говорит, ты ей очень нужен. Я объяснила ей, что у тебя с собой другой телефон, а этот дома оставил… Давай я тебе ее номер скину, ладно?
— Нет, мам, не надо. У меня есть.
— Но ты ей перезвонишь? Она очень просила!
— Да, мам… Спасибо. Пока.
Митя не стал думать, не стал мысленно готовиться к разговору. Сразу кликнул Женин номер — а вдруг у нее что-то случилось? Вдруг помощь нужна, если очень просила перезвонить? Открыл дверь, сел в машину… Гудки, гудки… Наконец знакомый голос:
