Дочь мэра (СИ) - Орлова Юлианна
Разумеется, были люди, которые очень хотели запятнать чистую любовь, но мой отец умело избавлялся от таких в своем окружении. А что было за пределами, уже никого не волновало…
Они люди, которые нашли друг друга именно тогда, когда очень сильно в этом нуждались. Вместо сказок на ночь я неизменно слушала историю их любви, явно приукрашенную как для трехлетки или пятилетки.
— Доброе утро, Саш, ты лекарства выпил? — мать участливо смотрела на отца, провела ладонью по груди и прижалась ухом куда-то в область груди. Нежность.
Такая суровая нежность, какая может быть только между грубоватым мужчиной и мягкой женщиной. Папа с виду и с подчиненными был очень грозным, но на деле…бесконечно нежный со своими девочками.
Но не с мальчиками…Миша, мой младший брат, хоть и любимый, но воспитывался без соплей на ветру, пусть папа и сам сознавался, что всех своих детей он любит больной любовью. А в плане единственный дочери маразм слегка крепчал.
Мы вообще выросли в своеобразной семье. Старший сын отца (Рустам) рожден от первой жены мэра Белова (это такая долгая и болезненная история без любви в основе, что я вообще о ней знаю лишь по верхам и то подслушав от работников отца), мы с Мишей от второй жены, и так вышло, что жена Рустама забеременела практически одновременно с моей мамой, вот и получилось, что все дети (непосредственно дети и внуки моего папы) росли вместе и остались очень близки, даже несмотря на то, что сейчас жизнь у каждого закрутилась немного в разных руслах, а мой горячо любимый младший брат уехал покорять столичный Военный институт.
Я даже не буду пытаться объяснить, сколько людей собирается на семейных вечерах. У нас для этого есть огромный садовый раскладной стол. И то скоро придется докупать что-то…это уже совсем другая история.
Наша главная проблема пока что: нежелание отца свыкнуться с тем, что нужно себя поберечь. Нужно думать о своем здоровье.
Он думает о том, что очень скоро передаст свою власть моему старшему брату, и я нисколько не сомневаюсь, что Рустам оправдает все надежды. Это же Рус, моя еще одна нерушимая скала и главный боец со всеми парнями, которые просто пытались (или помыслили пытаться) за мной поухаживать. Он прет как танк напролом, и он — почти что точная копия моего отца.
С папой они всегда работали и работают сообща. Я внимательно рассматриваю свои родителей и расплываюсь в улыбке.
— Малыш, доброе утро, — папа переводит ясный взгляд на меня, подходит и целует в лоб.
— Привет, пап, — улыбаюсь и склоняю голову набок, а вот отец не спешит отходить. Он приподнимает мое лицо за подбородок и очень внимательно всматривается в меня, а потом слегка хмурится.
— Ты себя нормально чувствуешь? — серьезно спрашивает, а я теряюсь. Масла в огонь подливает мама.
— Я то же самое спрашиваю, сегодня вообще бледнее стенки, Саш. Может хоть ты добьешься, — мама подходит и тоже хмурится. Я себя от этого крайне паршиво чувствую. Совершенно. Так врать противно, но я не решаюсь сказать правду, мне надо перебороть свой главный бой, а потом уже хвалиться.
— Мам, пап, да нормально все, просто очень много новых предметов.
Папа кивает, а потом заявляет:
— Имена преподавателей и названия предметов, — палец нетерпеливо стучит по столу, а у меня по спине скатывается ужас…
Ну да. Анатомия, Гистология…никак не Международное право.
— Пап, — я уже строго смотрю на родителя, но он настроен слишком решительно, чтобы сдаться. Это очень плохо. — Я не нуждаюсь в сторонней помощи, и все учу сама, — а мысленно проговариваю «даже по двум специальностям».
Папа откидывается на стуле и смотрит на меня сейчас подозрительно, словно пытается сосчитать ложь.
Он или от природы очень четко читает лица и жесты, или с возрастом стал опытнее, но вот я от природы в мать в плане вранья. Сколько ни пытайся — все мимо, небось в старости будет тот же компот.
— Уверена? — он упирается ладонями в стол и не моргает даже, пока я теряюсь с ответами, что вращаются в голове калейдоскопом.
— Пап, ты лучший, но я сама, — пытаюсь придать и голосу, и лицу больше уверенности, и переключаюсь на завтрак.
— Ладно… — задумчиво тянет, но еще некоторое время я чувствую внимательный взгляд на себе.
Это же папа. Он всегда в моих вопросах слишком дотошный, и это, наверное, прекрасно как для отца, но мне немного сложно.
— Миша с утра звонил, жаловался, что до тебя не дозвониться. Даже мэру проще, чем сестре, — маленький камушек летит в огород, и я нервно дергаюсь сразу всеми конечностями. ОН вечно звонит, когда у меня пара с Грымзой-Яковлевой по Гистологии, она меня готова сожрать без зазрения совести.
Если я начну еще и отвечать на звонки — мне будет грозить самая адская кончина в мире. Когда я перезваниваю Мише, он уже не берет трубку. Там тоже режим, свои проблемы и «загоны», как он сам говорит.
— А пусть берет трубку, когда я перезваниваю.
— Мне тоже жаловался, — мать берет в руки чашку с кофе и бросает многозначительный взгляд в отца.
— В общем через две недели ждем нашего военного, — отец опускает взгляд и на мгновение о чем-то глубоко задумывается, на лице такой штиль, и только в глазах бушует море.
Здорово. Я по нему так сильно скучаю. Он хоть и младший, но всегда ведет себя как старший. Зазнайка. Но у нас теплые отношения, никаких проблем, мы вроде как сиамские близнецы. Так порой кажется.
Завтракаем в теплой атмосфере и мне удается переключиться на позитив. После я отправляюсь в универ, где с особым ужасом посещаю учебку морга, затем следую на пары. Цвет моего лица варьируется от зеленого до синего, но я напичкала в себя таблеток от тошноты во время укачиваний. Просто чтобы вы понимали, я готова ко всему!
Только на фармацевтике меня слегка отпускает, ведь там нет ни крови, ни ран, ни трупов. Прекрасный предмет. Просто замечательный.
А после пар несусь в госпиталь, как всегда, опаздывая…Но меня ни разу никто не ругал и ругать не собирается. У меня там блат, что называется, вставить пистон могут совсем не по поводу опозданий. Ох…
Глава 4
Залетаю в госпиталь так, словно за мной несется разъяренный буйвол. Все равно ведь опоздала, чего уже бежать? Но неприятно, конечно, еще и какой-то умник припарковался на два места, мне с моим «Купером» негде было приткнуться. Бесят такие люди, хоть я по натуре человек спокойный.
— Ты чего как на пожар летишь? — Любовь Ивановна перекладывает бумаги и явно что-то пытается найти.
Выдохнув, упираюсь руками в стойку, пытаясь выровнять сердцебиение.
— Ну так опаздываю же… — непонимающе хмурюсь, пристально всматриваясь в лицо своей наставницы.
— Ой да прямо, что тут тебя разделают как свинью за это? — она поднимает игривый взгляд и улыбается, а потом протягивает мне листок. — Твой список дел на сегодня. Обработать раны Исаеву, сменить повязки, проверить или пьет таблетки, потому что, мне кажется, он клал на нашу отечественную медицину. Ну а потом ко мне дуй, пойдем в интенсивную. Буду гонять тебя по реанимации как Сидорову козу…
Помимо того, что при упоминании Исаева, мое сердце немного сбивает свой ритм, еще и руки слегка дрожат, по ним уверенно проходится странное одурманивающее ощущения морозной свежести.
Я все еще помню, какими взглядами он меня одаривал, да что там…я забыть этого не смогу точно. Такое не забывается… Ощущая, как коленки все-таки дрожат, я совершенно точно не думаю сейчас о том, что мне придётся контактировать с его кровью.
Там все свежее…и что? И ЧТО? Я как это переживу? С чего вдруг сразу саму на такие мероприятия пускать?
В затуманенный ненужными мыслями о совершенно незнакомом парне мозг приходит мысль о том, что я могу не справиться. Да и как сама?
Как? Шлепнуться при нем в обморок, чтобы он подумал обо мне невесть что? Или засмеял? Вот только он точно не будет смеяться…он нет, а так как вставать Исаеву еще нельзя, лежать мне, пока его крики кто не услышит. Не будет же он меня откачивать, в самом деле?