Развод. Испеку себе любовь (СИ) - Марс Яна

— Ждите моего звонка, — коротко бросила она и положила трубку.

Они ждали, сидя в машине напротив школы, где Соня проводила дни в лагере. Аля не могла усидеть на месте, её пальцы нервно барабанили по двери машины. Артём молча взял её руку в свою, и это простое прикосновение вернуло ей немного спокойствия.

Через двадцать минут, которые показались вечностью, телефон Артёма наконец завибрировал. Он выслушал, сказал "Благодарю вас" и повернулся к Але, его глаза сияли.

— Всё. Идём за нашей девочкой.

Когда Соня выбежала из школьных дверей и увидела их стоящих вместе — маму и Артёма, — её лицо озарилось такой радостью, что у Али снова подступили слёзы. Девочка бросилась к ним, обняла обоих сразу за ноги, а потом запрыгнула на руки к матери.

— Мамочка! Мы домой? К бабушке?

— Да, солнышко. Мы все вместе едем к бабушке.

Маргарита Вениаминовна, увидев в дверях эту троицу — сияющую дочь, смущённо-счастливого Артёма и захлебывающуюся от восторга внучку, — на мгновение потеряла дар речи. Потом её глаза наполнились слезами, и она, не говоря ни слова, просто раскрыла объятия, впуская их всех в свой маленький, уютный мир, пахнущий ванилью и домашним уютом.

За столом, ломящимся от пирогов, царило счастье. Соня взахлёб рассказывала бабушке всё подряд, Артём терпеливо отвечал на её тысячу вопросов, а Аля просто молчала, напитываясь этой атмосферой мира, которого ей так не хватало.

Позже, когда Соня утащила Артёма смотреть свои рисунки, Маргарита Вениаминовна жестом позвала Алю на кухню — "помочь донести чайник". На кухне она взяла дочь за руки и пристально посмотрела ей в глаза.

— Алёнушка, дитя мое... — она говорила тихо, чтобы не слышали из гостиной. — Ты уверена? Сердце-то береги. Оно у тебя и так всё в шрамах.

Аля понимающе улыбнулась. Она обняла маму, эту мудрую, вечно переживающую женщину.

— Мама, я никогда не была так уверена. Он... он не залечивает мои шрамы. Он просто делает так, что я перестаю их стыдиться. С ним я больше ничего не боюсь.

Маргарита Вениаминовна внимательно посмотрела на дочь, и в её глазах медленно растворилась тревога, уступая место тихому, светлому счастью. Она потрепала дочь по щеке.

— Ну, ладно. Раз так... Вижу, человек он правильный. Глаза не врут. И пироги он мои уплетает за обе щёки, это хороший знак. — Она взяла поднос с чашками. — Идём, а то Соня нашего гостя совсем замучает расспросами.

Вернувшись в гостиную, Аля увидела картину, от которой у неё сжалось сердце от нежности. Артём сидел на полу, и Соня, устроившись у него на коленях, показывала ему свой самый большой рисунок — тот самый, где Аля стоит в пекарне, а вокруг летали булочки. Артем очень внимательно слушал Соню, и на его лице была такая тёплая, мягкая улыбка, которую Аля видела впервые.

Аля села рядом, и Артем, не прекращая слушать Соню, протянул руку и взял её ладонь в свою. Так они и сидели втроём на полу — взрослые, уставшие, но бесконечно счастливые люди, и маленькая девочка, которая наконец-то была дома.

54. Свой дом

Успех кампании "Народный хлеб" был оглушительным, но не из-за цифр на счету. Он был живых в глазах людей. Деньги продолжали поступать, но настоящей наградой для Али стали письма, которые приходили пачками в директ и на почту пекарни.

Вика принесла распечатанную стопку и положила перед Алей.

— Почитай. Это тебе нужно увидеть.

Аля взяла первый листок. Письмо было от женщины из Новосибирска:

"Аля, я видела ваше видео и плакала всю ночь. Мой бывший муж тоже забрал у меня сына, сказав, что я "не могу обеспечить сына". Я годами молчала, считая себя виноватой. Вы дали мне сил пойти к адвокату. Спасибо, что не боитесь. Вы боретесь за всех нас".

Следующее было от пожилого мужчины, подписанное просто: "Бывший пекарь завода".

"Алёна, я пёк хлеб 40 лет. А ваш — особенный. В нём душа. Держитесь, девушка. Я отправил, сколько смог. Верните свой дом. Таких, как ваш бывший, надо ставить на место".

Третье письмо было коротким, от местной жительницы:

"Аля, я твоя соседка с улицы Ленина. Я всегда думала, что ты непутевая, с этим своим хлебом. А оказалось, ты — герой. Прости за сплетни. Заходи в гости, когда домой вернёшься, пирогов испеку".

Аля читала, и слёзы текли по её лицу, но это были слёзы очищения. Она больше не была одинокой матерью, ведущей безнадёжную борьбу. Она стала символом. Голосом для тех, кто боялся говорить. И эта мысль придавала ей сил, которых не дали бы никакие миллионы.

Через неделю, когда нужная сумма была собрана, они стояли в кабинете юриста. Комната была бездушной: светлый ламинат, строгий стол, портрет президента на стене. Илья уже ждал их, сидя у стола. Он был бледен, его дорогой костюм висел на нём мешком. Он смотрел в одну точку, не поднимая глаз.

Адвокат разложил на столе документы — договор купли-продажи и заявление о прекращении исполнительного производства.

— Подписывайте здесь, здесь и здесь, — его голос был ровным и профессиональным.

Артём молча положил перед Ильём банковскую платёжку с отметкой о полном переводе суммы. Илья лишь кивнул, не глядя.

Аля взяла ручку. Она чувствовала, как её пальцы дрожат, но не от страха, а от осознания момента. Она обвела взглядом комнату: Артём стоял чуть позади, его спокойное присутствие было её опорой. Вика, пришедшая для моральной поддержки, снимала всё на телефон для их общих подписчиков.

Илья быстро, почти судорожно, подмахнул все документы, словно боялся, что передумает. Потом отодвинул их от себя.

Настала очередь Али. Она поставила первую подпись. Потом вторую. С каждым росчерком пера с её плеч будто спадал многолетний груз. Груз страха, неуверенности, чувства вины. Груз, который она таскала на себе с того дня, как Илья впервые сказал ей: "Ты без меня никто".

Когда последняя подпись была поставлена, в комнате повисла тишина. Аля подняла глаза и встретилась взглядом с Ильём. В его глазах не было ни злобы, ни ненависти. Лишь пустота и горькое осознание полного поражения. Он проиграл всё: битву за дочь, войну за контроль над Алей, и теперь терял свой главный козырь — дом, который он хотел использовать как орудие пыток.

Он молча встал, не глядя ни на кого, и вышел из кабинета, притворив за собой дверь без единого звука. Его уход был красноречивее любых слов. Это был уход навсегда.

Адвокат вручил Але её экземпляр договора.

— Поздравляю, Алёна Сергеевна. Объект недвижимости отныне принадлежит вам.

Аля взяла тонкую пачку бумаг. Она перебирала их пальцами, ощущая шершавую фактуру. Это были не просто документы. Это были страницы её жизни, которые она вырвала из рук прошлого. Она обернулась к Артёму. Он не улыбался, но его взгляд говорил всё: " Я знал, что ты сможешь ".

Аля глубоко вздохнула, впервые за долгие годы чувствуя, что дышит полной грудью.

— Всё, — сказала она. — Теперь мы можем идти домой.

Они вышли из здания, и летний воздух показался Але особенно сладким. Папка с документами, которую она сжимала в руке, была легка и невесома по сравнению с той тяжестью, что ушла с её плеч.

— Я... я даже не знаю, что сказать, — начала Аля, глядя на него с безмерной благодарностью. — Без тебя...

— Без меня ты бы всё равно справилась, — мягко прервал он её. — Может, дольше, может, другим путём. Но справилась бы. Я в этом не сомневался ни секунды.

Она покачала головой, и слова полились сами, выстраданные и честные.

— Знаешь, о чём я только что подумала? О том, что ты... ты мог просто дать мне денег. Выкупить дом у Ильи и подарить его мне. И всё было бы кончено. Гораздо быстрее и проще.

Артем внимательно посмотрел на неё, улыбнувшись.

— Мог, — согласился он. — Но не стал.