Кто хочет процветать (СИ) - Веснина Тиана
— Если так, то хорошо. Нам совершенно не нужен свидетель, который будет настаивать на том, что Тина говорила тебе о своем намерении.
— Нет, не думаю, она не любила откровенничать.
— Ладно! — ударила ладонью по столу Милена. — Значит, все пока идет своим чередом. Работаем в обычном режиме. Когда вступишь в наследство, посчитаем, обсудим и решим, как будем действовать, — постановила Пшеничная. — А если тебя начнут беспокоить… — в задумчивости проговорила она. Олег насторожился. — Я сегодня же встречусь с одним человеком, и он позаботится о твоей безопасности. Ну, что ты? — обратилась она к замершему Олегу. — Иди работай!
Олег вышел от Милены чрезвычайно встревоженным. Оказывается, все не так просто. Оказывается, за наследство предстоит борьба. Придя в свой кабинет, он сел за стол, взялся за телефонную трубку, намереваясь позвонить в типографию, но, подержав ее в руке, положил обратно. Навязчиво-неприятная мысль не давала покоя. С кем-то нужно было поделиться, посоветоваться. С Верой! «Как некстати она уехала на дачу! А по телефону, пожалуй, не стоит! Зайду-ка к Ксении. Интересно, что она скажет?.. Я ей так… в общих чертах набросаю картину».
Когда Олег вошел в кабинет Вежиной, она оторвала свой взгляд от экрана ноутбука и прищурилась:
— Включи, пожалуйста, свет. Такая вьюга поднялась, будто опять зима наступила.
Пшеничный включил свет и сел в кресло у стола.
— Знаешь, что Милена мне предложила? — начал он разговор с вопроса.
— Нет, — ответила Ксения и надела очки, чтобы четче видеть Олега.
— А, да ты же не в курсе, что Валентина составила завещание в мою пользу. Я только что вернулся от ее адвоката.
Глаза Ксении выразили недоверие.
— Ты не шутишь? Правда?
Олег утвердительно кивнул.
— Вот это да!.. — протянула она, снимая очки и откидываясь на спинку кресла. — Вот это любовь! Потрясающе! Неужели такое может быть?!. Мне мой Ладимир даже струны от своей гитары не завещал бы. Слушай! — спохватилась она и почти легла грудью на стол. — Ты же теперь у нас супербогач!
Олег кашлянул, выпрямил спину и положил ногу на ногу.
— И что ты со всем этим собираешься делать?
— Продолжать начатое Валентиной. Она хотела создать свои духи… — Голос Олега прервался от горлового спазма. — Из-за этих-то духов какой-то гад и убил ее, — с трудом договорил он. — Тетрадь пропала. Не знаю, как теперь быть.
Ксения задумалась, сложив руки под подбородком.
— Да, задача! Но в конце концов как ты решишь, так и будет. Захочешь, наберешь штат сотрудников, пусть духи созидают. Или еще проще и, думаю, лучше, — обратись к какому-нибудь известному французскому парфюмеру. Пусть создаст легкий, живой аромат, напоминающий Валентину.
— И духи так и назвать — «Валентина»! — подхватил Олег.
— Прекрасно! Еще нужно продумать дизайн флакона и коробки. В общем, дело интересное.
— Интересное, — с неожиданной тоской проговорил Олег. — Да вот только я не уверен, что все так и будет. Ведь Милена замыслила слить наши капиталы. Пшеничные, говорит, должны быть только вместе. А я хочу сам! Понимаешь, сам! А она пугает, что совет директоров может обвинить меня в убийстве Тины, что мне теперь угрожает опасность.
Ксения задумалась, по привычке надела очки и пристально посмотрела Олегу в глаза:
— А ты знаешь, Милена не так уж не права. Мы с тобой тут размечтались!.. Нет, думаю, если ты настоишь на выпуске духов, посвященных памяти Валентины, то она не будет против. А вот насчет угрозы со стороны совета директоров… Есть все основания предполагать, что завещание будут оспаривать.
— Но какие у них права?
— Не беспокойся, найдут, за что зацепиться. Родителей привлекут и будут ими манипулировать. Вообще, если разобраться, то Валентина сделала тебе опасный подарок.
— А я не боюсь!
— И правильно! Большие деньги нужно защищать!
— Милена пообещала поговорить с одном человеком насчет моей безопасности. А может… — Олег оборвал фразу. — Ладно, пойду работать. Постепенно во всем разберусь.
— Знаешь, — Ксения подошла к нему, — лучше, конечно, держаться вместе. Страшно поодиночке в бизнесе. Смотри сам: отца твоего убили. Он был один. Валентину убили, она тоже вела самостоятельный бизнес. А когда объединяются несколько человек, не так опасно. Всех, как говорится, не перестреляешь.
Олег кивнул:
— Наверное, ты права.
Он вышел в коридор и мысленно вернулся к оборванной им же фразе: «А может, Милена просто решила нагнать на меня страху. Ведь мне и в голову ничего такого не приходило. А Ксения что? Естественно, женщина, потому и боится. Не все же такие отчаянные, как Милена».
Но когда вечером Олег вернулся домой, то почувствовал страх. Холодный, тонко струящийся в воздухе, точно в комнате работал кондиционер.
«Конечно, убьют меня — и все. А если у меня будет наследник, да еще такой, как Милена, с которой не так-то легко поспорить… Но с другой стороны, выходит, что я держусь за бабскую юбку. — Олег налил рюмку водки, опрокинул, налил вторую. — А ведь точно, с Миленой не так-то просто поспорить. Она и в завещании столько пунктов и подпунктов потребовала проставить, что не разберешься и с третьей попытки. А сама замуж собралась. И, значит, ребенка может родить. А потом, если вдруг что с ней случится, вполне может оказаться, что обвела она меня вокруг пальца, и все достанется ее ребенку или даже мужу, она его уговорит взять фамилию Пшеничный. А я — в лучшем случае опекун, а то и вообще из фирмы — вон. Привычно бояться дальнего врага, а самый опасный, он-то рядом. Он и убьет ласково, как Тину… — Олег затосковал. — Хорошо вроде быть сильным, смелым… вот как отец, а ведь все равно его убили. Валентина тоже отчаянная была… Так что же нужно делать, чтобы и богатым быть, и живым?..»
Бутик Валентины Милавиной не был погружен в черное отчаяние печали. Стены были затянуты плотным синим шелком, на котором золотом горели переплетенные в вензель буквы «В» и «М». Повсюду в высоких вазах стояли белые и кремовые розы. Квартет музыкантов исполнял Моцарта. Посередине зала был установлен большой портрет Валентины на подсвеченном стекле: широко открытые синие глаза, счастливая улыбка, волосы, подхваченные ветром, белые бретельки летнего платья на загорелых плечах…
Пришедшие почтить память возлагали цветы к портрету и, грустно вздохнув, отходили. Пшеничный держался на удивление стойко. Приехали родители Валентины. Вошли и остановились, глядя на портрет дочери. Олег поспешил к ним.
— Пойдемте, — шепнул он и подвел их к обратной стороне портрета, который стоял на закрытой шелком подставке.
Тотчас охранники, молодые люди в строгих костюмах, образовали незаметную на первый взгляд цепь. Олег наклонился, открыл дверцу в подставке и вынул белую мраморную урну.
— Вот! — протянул он родителям.
Они взяли, но Олег не дал им возможности осознать, что находится в этой холодной мраморной урне. Он забрал ее обратно, шепча:
— Завтра на рассвете… Вы ждите и увидите ее, Валентину… Утром солнечный луч… Они сольются вместе…
Родители кивали, слушая его несвязную речь, которая им была понятна.
Милена смотрела на Олега и не верила своим глазам.
— Каков? Спокоен. Несуетлив. Только верхняя губа чуть дергается, — не выдержав, заметила она Ксении.
— Мужает. Сколько он пережил, бедный! Отец, мать, теперь Валентина, и все в какие-то пять лет.
— Да. К тому же отец перед смертью еще поиздевался над ним и Ингой. Выселил из квартиры. Ужас! Смотри, тузы приехали проститься со своим членом совета директоров, — показала взглядом Милена на солидных мужчин, склонивших головы перед портретом Милавиной. — О!.. Даже делегата послали пожать руку Олегу и выразить соболезнования.
— А вот и конкуренты пожаловали, — проговорила Ксения. — Если не ошибаюсь, сама госпожа Лонцова, — и, невольно залюбовавшись ее норковым палантином, выдохнула: — Вот это да!..