Измена. Просчиталась, но...где? (СИ) - Дюжева Маргарита

— Держи. Ни в чем себе не отказывай.

— Издеваешься? Пять тысяч?! Думаешь откупиться от меня этими копейками? Мое тело и гордость стоят гораздо дороже!

— Этого вполне хватит для того, чтобы заклеить рот скотчем. Похудеешь, растяжки замажешь тональником, купишь себе утягивающие труселя, заправишь в них титьки и будешь красоткой.

Грубо?

Да и пофиг.

Ольгу затрясло:

— Он все равно от тебя уйдет, не ко мне, так к кому-то другому, — прошипела она. — Наверняка после нашего секс-марафона он распробовал, каково это, совокупляться с молодой да сочной, а не с дряблой курицей. И сейчас поддерживает тебя, только чтобы бабки не потерять, а сам как голодный волк рыщет по сторонам в поисках приключений. Так что жди… сука старая… готовься. Все равно твое место будет на помойке… Ай!

— Пошла вон, дрянь, — прорычал Глеб и, схватив ее под руку, безжалостно вышвырнул из конференц-зала.

— Глеб, — завопила она, – аккуратнее, я вообще-то недавно родила.

— Да мне насрать! Еще раз попадешься на глаза, я тебе ноги с корнем выдеру!

Она аж присела. Не ожидала, что обычно сдержанный Прохоров все-таки сорвется, была уверена, что ей и дальше все будет сходить с рук.

— Я пожалуюсь…

— Вали! — Глеб жестом подозвал охранника, делающего обход этажа. — Выведи отсюда эту шалаву! И чтобы на пушечный выстрел к зданию не подпускали.

Ольга сопротивлялась, возмущалась, рыдала, но ее все-таки увели. Пять тысяч она, кстати, забрала. Все-таки дешевая гордость у отдельных представителей нынешнего поколения.

Разобравшись с мерзавкой, муж вернулся в конференц-зал. Подошел ко мне размашистым шагом и обнял, крепко прижав к груди.

— Глеб… — я попыталась отстраниться, но он не отпустил.

— Я чертовски виноват перед тобой. Из-за меня тебе все это пришлось пройти. Прости, Тань. Пожалуйста, прости, — голос надломленный, горький. — И не вздумай слушать ее. Она просто тупая, дешевая овца, судящая всех по себе. А ты… ты лучшее, что случилось в моей жизни.

— Но ты не можешь отрицать, что она и правда моложе, сочнее… красивее, — криво усмехнулась я, чувствуя, как начинало подпекать глаза. Только слез мне сейчас не хватало, — и как бы я ни ухаживала за собой, как бы ни молодилась…

— Прекрати. Я всегда тобой восхищался, восхищаюсь и буду восхищаться. И даже, когда через пятьдесят лет мы будем бродить с тобой где-нибудь среди предгорных виноградников, я буду считать тебя самой прекрасной из женщин.

— Думаешь, через пятьдесят лет мы еще будем вместе?

— Будем. И даже не надейся от меня избавиться, — натянуто усмехнулся он, — я всегда буду рядом, как бы ты не сопротивлялась. Не знаю, за какие такие заслуги судьба мне тебя подарила, но я до конца своих дней буду доказывать, что достоин ее подарка.

Глава 22

Ольга была в ярости.

Даже не так. Она была в бешенстве.

Когда тупорылый охранник тащил ее по коридору, как какую-то нищенку, посмевшую забраться в царские угодья, она чуть со стыда не провалилась. Все эти люди в красивых дорогих костюмах смотрели на нее не как на равную, а как на досадное недоразумение, нелепо вторгнувшееся в их суетливую, полную денег жизнь.

Она-то уже планировала, что после того, как родит и быстренько приведет себя в форму, Глеб устроит ее на работу, организует кабинет недалеко от своего. Она будет приходить на работу, звонко цокая каблуками, что-то набирать на компьютере, а в обеденный перерыв ублажать своего любовника, который рано или поздно уйдет от своей дряхлеющей жены и опостылевшего выводка.

А теперь ее волокли, не позволяя ни притормозить, ни сделать шага в сторону. Одета она была, как последняя бомжиха – в домашнем свитере и растянутых джинсах. На голове вообще хрен знает что! Не накрашенная!

Это было унизительно!

Она вырывалась, шипела под нос ругательства и угрозы, но охранник даже не слушал. У него был приказ от Прохорова вышвырнуть ее на улицу, и он его выполнил. Вышвырнул. Напоследок холодно добавил:

— Чтобы ноги твоей тут больше не было!

— Тварь! — взвизгнула она, готовая рвануть обратно. — Я пожалуюсь, слышишь? Пожалуюсь, и тебя уволят! Будешь остаток своих дней тележки по парковке возить.

— Да-да, — без единой эмоции согласился охранник и вернулся обратно в здание.

— Урод! — завопила она вслед ему, но блестящие начищенные двери уже захлопнулись, и гневные вопли улетели в пустоту. — Все уроды!

— Ольга! — рявкнуло где-то позади.

Обернувшись, она увидела хмурого отца и мать, испуганно льнувшую к его плечу:

— Вась, не надо…

Надо же… сидела там как овца, глазами хлопала, вместо того чтобы попытаться отстоять достойные условия для дочери, а теперь «Вась, не на-а-адо». Отец хоть делал вид, что пытался. Хотя тоже толку ноль. Как только Прохоровы начали в уши лить всякую хрень, так и растекся. Сдался сразу, отступил.

Что за родители-то такие? Будь они нормальными, то защищали бы ее до самого конца, несмотря ни на что. А эти блин… моралисты деревенские.

Тьфу. Зла не хватало.

Она направилась к ним. Подошла почти вплотную и отвесила глубокий поклон, мазнув кончиками пальцев по ботинкам:

— Спасибо, дорогие. За помощь, поддержку и защиту. Что бы я без вас делала.

У матери в глазах блеснули слезы, но сейчас Ольге было не до чьих-то обид. У нее самой внутри не пойми что творилось, сердце кровью обливалось от того унижения, что она сегодня испытала. Везде провал! Везде! По всем фронтам.

Весь ее прекрасный план вылетел в трубу.

Почему у остальных получается? Почему Ирма своего женатика развела и теперь ни в чем не нуждается? Почему сотням других девушек удается удачно пристроиться к богатому мужику и жить в свое удовольствие? Почему только она, убогая, ничего кроме обвисших титек и вопящего младенца не получила.

Хотя понятно почему…

Всех остальных Бог миловал от встречи с такими беспринципными суками, как Прохоровская жена. С такими, у которых ни стыда, ни совести, ни чести, ни достоинства, ни гордости!

— Больше у этого здания не появляйся. Никогда, — строго сказал отец.

— Захочу и приду! Тут общественная территория…

— Еще раз повторяю. Чтобы ноги твоей тут больше не было. Оставь этих людей в покое и прекрати нас с матерью позорить.

Ольга побагровела:

— Я вас позорю? Ну спасибо, пап. Поддержал, так поддержал.

Очень хотелось разреветься от злости, но почему-то казалось, что чета Прохоровых пялится на них прямо сейчас. Ольга понятия не имела, куда выходят окна их гребаного офиса, но ощущение было такое, будто торжествующие взгляды впиваются прямо в спину.

— А ты заслужила ее? Эту поддержку?

— Не знала, что для того, чтобы получить родительское участие, надо как-то выслуживаться.

— Довольно. Потом договорим. Без посторонних глаз и ушей. Сейчас надо ехать к Гордею.

То, что их больше волновал внук, чем собственная несчастная, опозоренная дочь, разозлило Ольгу окончательно.

— А с чего вы взяли, что я вас к нему пущу? Или позволю его забрать? Я мать, а в нашем государстве суд всегда на стороне матери. Понятно вам? А то больно хитрые все собрались. Поделили все между собой, а я не у дел.

— Ольга…

— Размечтались. Сын останется со мной, как и алименты, как и эта дебильная съемная квартира! А вы можете возвращаться обратно в свое захолустье, все равно от вас тут толку нет! А я еще повоюю…

Ее так распирало от гнева, что казалось, будто она и правда в состоянии не только воевать, но и победить.

Она всем покажет! Так покажет, что мало не покажется!

— А ну-ка закрой рот, воительница! Уже, навоевалась.

— Вась, хватит, — всхлипнула мать, — у нее же просто гормоны…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ — Да не гормоны у нее, Лена, — он в сердцах всплеснул руками, — не гормоны! Она все это творила с холодной головой и конкретным расчетом.