Вопреки опасениям (ЛП) - Бэлль Лола

Я кивал на каждое слово друга, а по щекам струились слезы одна за другой. Мне хотелось ему верить, но удручающие мысли обрушивались на меня мощной лавиной всякий раз, когда в сознании вспыхивала крошечная искорка надежды.

— Спасибо. Правда...я благодарен тебе за все.

— Да хорош. — Серега притянул меня к себе и стиснул в крепких дружеских объятиях, в которых я так нуждался. Я сжал в кулаке ткань его джемпера, тяжело дыша. — Он выкарабкается, будь в этом уверен.

— А если...

— Стоп! Никаких «если», договорились? — Он отодвинул меня от своей груди и слегка встряхнул, вынуждая взглянуть в темные, как омут, глаза. — Возьми себя в руки, истериками ты не поможешь ни Алмазу, ни себе самому. Понял?

— Понял, — одними губами повторил я, чувствуя, как грудь сдавливает тисками.

— Вот и отлично, — тихо выдохнул Серега, ослабляя хватку.

Я сделал глубокий вдох, признавая его правоту. Сейчас совсем не время раскисать, я должен оставаться сильным ради Алмаза, ради нашего с ним будущего. Кроме меня, у него больше нет близких, на кого он мог бы положиться. И если я сдамся, если опущу руки уже сейчас, то как же тогда справлюсь с трудностями, которые ожидают нас впереди?

Каким бы ни был исход трагедии, ни жизнь Алмаза, ни моя жизнь уже никогда не станут прежними. И с этим мне придется смириться, так или иначе. Сжав зубы, каждый миг подавлять мучительную боль, от которой душа бесшумно бьется в агонии.

Глава 34

Операция прошла вполне успешно, несмотря на мои страхи и неконтролируемую панику, которая с каждой минутой лишь усиливалась, не позволяя мне мыслить здраво. Однако, как и предрекал Серега, врачи были вынуждены ввести Алмаза в искусственную кому, чтобы позволить его организму полностью восстановиться без каких-либо нежелательных последствий.

Черепно-мозговая травма — вещь непредсказуемая, даже не представляю, с какими ужасами нам придется столкнуться и после его пробуждения.

Как бы все вокруг ни убеждали меня в том, что все в конечном итоге завершится благополучно, я не знал покоя со дня трагедии. Мрачные мысли крутились в голове беспрестанно, самые ужасающие сценарии предстоящих событий не покидали сознание.

Стоило мне только закрыть глаза, как тут же возникали жуткие картины ближайшего будущего, которое уготовила Алмазу жестокая судьба. Хотелось кричать и рушить все, что только попадалось на пути, но я не мог себе позволить потерять контроль снова.

Часы сменяли друг друга, дни пролетали как одно мгновение, а паника и тревожность по-прежнему являлись моими постоянными спутниками. Временами я успокаивал себя, что чувствовать страх гораздо лучше, нежели не испытывать совершенно никаких эмоций. Меня пугало осознание, что прежнюю жизнь уже не вернуть, а уверенность в своих силах меркла все стремительнее.

Я был убежден, что рано или поздно сдамся. Оставалась лишь надежда, что близкие протянут руку помощи и вытянут меня на поверхность из пучины горя и отчаяния, куда я стал погружаться все чаще.

Полицейские долгое время не могли дозвониться до отчима Алмаза, чтобы сообщить о трагедии. И только под утро мужчина примчался в больницу, когда операция давно завершилась, а в палату к Алмазу пропускали только ближайших родственников. На нем буквально не было лица: бледный, как мел, глаза широко распахнуты, взгляд напуганный и бегающий. С темными спутанными волосами до плеч, в рваном пальто поверх серого домашнего свитера, свисающих на бедрах джинсах и хаотично зашнурованных ботинках он походил на бездомного, который провел полночи в поисках ночлега.

Мне даже стоять с ним рядом было противно, и я демонстративно отвернулся. Благо Серега сразу смекнул, в чем дело и кем является этот неблагополучный мужчина, поэтому и взял на себя ответственность прояснить ситуацию. В первые минуты отчим Алмаза брыкался и хотел броситься в палату к пасынку, отчего я уже готов был перегородить ему путь, но после сдержанной просьбы Сереги выйти на улицу и поговорить, его пыл слегка поубавился.

Я облегченно выдохнул, только когда они покинули этаж под ритмичные удары моего бешено колотящегося сердца.

По моему настоянию Алмаза перевели в одиночную палату и предоставили ему сиделку, услуги которой я оплатил лично. Если бы мог, отдал бы все деньги, чтобы только он скорее восстановился, согласился бы на что угодно...но, увы, чудеса на свете происходят не так часто. И порой везет тем, кто этого не заслуживает.

Взять того же Андреа — для него жизнь потеряла смысл, он страдал в одиночестве, даже не пытаясь что-то изменить. Ему было тяжело начинать все с нуля, трудно без поддержки друга, которого он потерял, мучительно больно было, когда он понял, что все бросили его одного.

Но он сам выбрал такую судьбу, сам же оттолкнул всех близких, друзей, брата, сам поставил крест на своем будущем, убедив себя, что его творчество никому не интересно. Он сам загнал себя в ловушку, выстроив в голове какие-то невидимые преграды на пути к успеху, которого он уже достиг однажды.

Перед ним открывались такие перспективы, а он все разрушил из-за своей неуверенности. А чья это вина? Многим не достается и сотой доли того, чем он обладал те годы, живя за границей. Ему повезло, что его картины увидели свет, повезло завести знакомство с талантливыми людьми, которые и помогли ему продвинуться. Но он не ценил ничего из этого, поэтому так легко и сдался.

И едва не забрал с собой человека, у кого впереди еще столько радостных и приятных мгновений. И встретит он их с искренней благодарностью.

Ближе к полудню Серега убедил меня отправиться домой. Толку от нас все равно никакого не было, как бы я ни порывался увидеть Алмаза, медсестры наотрез отказывались меня пропускать. Мне оставалось лишь смириться и перестать биться головой о запертую дверь, причем в прямом смысле этого слова.

Но стоило только представить, что придется вернуться в пустой дом, где каждый угол напоминает об Алмазе, как желудок тотчас скрутило в болезненном спазме. Я даже согнулся пополам, медленно опускаясь на сидение обратно. До меня словно только в то мгновение дошло осознание, что его больше нет.

Конечно, Алмаз жив, и я не перестану благодарить Господа за его благосклонность, но, очнувшись от бессознательного состояния — если этот день вообще настанет, — он уже никогда не будет прежним Алмазом. Того парня, в которого я влюбился когда-то, мне не вернуть.

Поддавшись тревоге, я принял решение ехать в квартиру к отцу. Дома застал только Регину, которая вторую неделю ссылалась на простуду, лишь бы не посещать занятия в училище. Как бы мне ни хотелось поведать ей всю правду, в первые минуты я попросту не мог выдавить из себя ни слова. Сестра сразу заподозрила неладное.

Я опасался, что новость о плачевном состоянии Алмаза, о самоубийстве Андреа пошатнет ее психику, спровоцирует истерику, но девушка смотрела на меня таким умоляющим взглядом, наверняка подозревая самое худшее, что в конце концов я сдался.

Вымотанный, обессиленный, я не был готов утешать Регину, когда слезы непрерывным потоком заструились по ее щекам. Одного лишь крепкого, отчаянного объятия было достаточно, чтобы она поняла: я рядом и никогда ее не брошу.

Я так устал терять близких из года в год, устал бояться, что меня покинет кто-то еще. Сестренка одна из немногих, кто у меня остался, и я сделаю все от себя зависящее, чтобы ничто не смогло нас разлучить.

Поведать правду Грише оказалось гораздо сложнее, чем Регине или отцу. Я даже не удивился, когда он вдруг перестал выходить на связь после серьезного разговора в стенах больничного учреждения. Пару раз я раздумывал, стоит ли его беспокоить или дать время все осмыслить. И каждый раз палец зависал над экраном, я не решался нажать на «вызов», поэтому с тяжелым вздохом блокировал телефон. Мне ведь и сказать ему было нечего.

Гриша относился к Андреа несколько иначе, не как мы с Серегой. И после смерти Лешки он пытался всячески поддерживать друга даже на расстоянии, все чаще стал проявлять к нему явные признаки сочувствия. И пусть отношения между ними так и оставались прохладными, Гриша, по-видимому, чувствовал определенную ответственность за психическое состояние Андреа. А возможно даже, вину.