Дебора Смит - Змей-искуситель
— Мне нравится ваша грубая откровенность, — ска-зал он.
— Принимаю это как комплимент.
— Это и был комплимент.
Я вышла из гостиной, нахмурившись. Господи, как же я была слепа! Я ни разу не взглянула по-настоящему на Эдди Джекобс и не подумала о самой вероятной причи-не ее тошноты. Мне даже думать о таком не хотелось. Я закрыла мысленный взор щитком надежды. Но те-перь я видела свет.
Не Эдди Джекобс, а Эдди Джекобс Тэкери. Моя не-вестка. Беременная ребенком моего сына. Моим вну-ком.
На ярмарке работники убирали павильоны и закрывали их на ночь. Обычно в первый день сезона мы все собирались, выпивали немного яблочной водки и про-веряли итоги продаж. Впервые за двадцать лет я отме-нила эту встречу. Как только я соображу, что делать даль-ше, мне придется с каждым поговорить о жене Дэвиса. Я буду вынуждена делать вид, что я счастлива и поддер-живаю молодых.
Хотите правду?
Я рассматривала брак Дэвиса сквозь призму моего собственного поспешного брака с его отцом и поэтому боялась самого худшего. Мне хотелось плакать на манер библейских героинь и распарывать себе грудь.
Но мне необходимо было присматривать за Якобеком.
Эдди беременна. Она ждет ребенка. Моя маленькая двоюродная сестра! Девочка, которую я принял при рождении! Она станет матерью…
Ал вылетел в Штаты на президентском самолете. Эдвина возвращалась домой из Англии.
— Эдвина не может больше говорить об этом сей-час, — хрипло сказал мне Ал по телефону. — Она слиш-ком расстроена. Мы оба огорчены. Мы хотим как можно скорее оказаться там, но это невозможно. Спасибо, что. ты поехал. Ты понимаешь, насколько виноватыми мы себя сейчас чувствуем, потому что не можем быть там?
У него были обычные государственные заботы — кризис на Ближнем Востоке, угроза миру.
— Я не слишком хорошая замена родителям, — со-гласился я. — Но клянусь тебе, что Эдди в безопаснос-ти, и так оно и будет впредь.
— Что ты думаешь об этом Тэкери? Твои первые впечатления.
— Умный. Наивный. Самоуверенный. Любит ее. Хочет поступать правильно.
— А его семья? Его… неуправляемая мать?
Минут десять я с энтузиазмом рассказывал о Хаш.
Тэкери, пока не понял, что слишком много всего наго-ворил, а Ал уже давно молчит.
— Я просил тебя оставаться нейтральным, — мед-ленно произнес Ал. — Ты… С тобой все в порядке?
Помолчав, я ответил:
— Ал, я всегда соблюдаю нейтралитет. И со мной всегда все в порядке.
Отличная ложь! Годится для любого случая.
В ту ночь я стоял в коридоре на втором этаже дома Хаш Тэкери перед дверью в спальню, где от нас ото всех закрылись Дэвис и Эдди. Я бросил свой вещмешок на двуспальную кровать в комнатке размером со шкаф. Хорошая копия картины художника восемнадцатого века Уорфорда висела на стене — сборщики яблок в англий-ском саду. Комната с высоким узким окном располага-лась в конце коридора у самой лестницы. Я выбрал ее потому, что мог наблюдать в окно за задним двором и за боковым из окна коридора. Самая удобная позиция. Пол в коридоре покрывал турецкий ковер с рисунком из яблок.
От спальни Дэвиса меня отделяли всего две двери. Большая спальня его матери располагалась на первом этаже прямо подо мной — Хаш Тэкери несла вахту у две-рей своего дома. Хранительница очага в своем гнезде. Хранительница семейной гордости и морали. Она спала там одна, оставаясь всегда начеку. Я подумал, что сде-лаю все, чтобы ее миру тоже не угрожала опасность.
А еще я думал о том, что она спит одна…
Люсиль Олсен позвонила мне по местному телефо-ну, который она сама установила.
— Миссис Тэкери вышла из дома и скрылась в позади него. Кажется, она расстроена. Кто-то должен пойти за ней. Она сказала мне, что я могу чувствовать себя здесь как дома, но не думаю, что она говорила ис-кренне. Полковник, вы не проверите, как она там?
Я ответил «да» и отключил телефон, уже направля-ясь к лестнице.
Я спряталась под Большой Леди, и она укрыла меня своими могучими ветвями. Огромная оранжевая осен-няя луна вставала между молочно-пурпурными облаками. И тут я сломалась. Я сидела на корточках, уперевшись лбом в колени, и рыдала. Запах земли, ночного ветра и яблок ударил мне в ноздри, выветривая аромат сигары Якобека из моих волос, одежды, памяти. Большая Леди бросила мне несколько своих по-осеннему пожелтев-ших листьев.
Наступает время отказаться и начать все сначала.
— Я не могу отказаться от моей мечты о будущем Дэвиса, — ответила я. — Господи, из того, что ты дал мне, я извлекла лучшее! Я вырастила моего сына в уважении к его отцу. Я скрывала правду о наших драках, о женщи-нах, с которыми спал мой муж. Я никому не рассказы-вала, что Дэви разочаровал меня, а я разочаровала его. И все это ради того, чтобы наш сын рос и видел, как мужчина и женщина должны относиться друг к другу. Все для того, чтобы у Дэвиса был выбор, чтобы он по-ступил умнее, чем мы с его отцом. Неужели ты хочешь сказать мне, что это разумный поступок — жениться на девушке, у которой нет ничего общего с людьми, среди которых он вырос? Ты хочешь сказать мне, что это разум-ный поступок — уйти из колледжа и вернуться домой с беременной женой, привлекая всеобщее внимание. Господи, неужели ты хочешь, чтобы все, созданное мной, развалилось?
Нет ответа. Нельзя требовать от господа объяснений, словно он защитник на суде, где решается твоя судь-ба. Я вытерла глаза рукавом свитера и встала, отведя в сторону нижние ветки Большой Леди. Она похлопала меня по плечу и посоветовала прислушиваться к мне-нию других.
— Почему я должна кого-то слушать? — хрипло спросила я. — Кажется, меня никто не слушает!
— Я слушаю, — раздался голос Якобека. Он стоял в проходе между деревьями, посеребренный лунным све-том.
Я застыла.
— Как давно вы…
— Достаточно давно. Простите.
Ночной бриз пошевелил его волосы; деревья, отяг-ченные плодами, словно потянулись к нему, касаясь его самыми тонкими веточками. У меня по коже побежали мурашки. Дэви никогда не выглядел своим среди дере-вьев. Эта его вечная кривая усмешка, кожаная куртка, запах машинного масла… А Якобек казался здесь своим.
Я подошла к нему, держа в руке маленькое яблочко, которое я сорвала с Большой Леди. Я остановилась перед ним, вложила яблоко ему в руку и крепко сжала его мо-золистые пальцы, не пытаясь быть ни скромной, ни мяг-кой. На его руке не хватало мизинца, но если он и чув-ствовал из-за этого неловкость, мое прикосновение не зарегистрировало никаких сожалений. Сжимая его пальцы, я подняла голову и посмотрела на него с гневом, пе-чалью и надеждой.
— Я знаю разницу между зрелым яблоком и гнилым, и я эксперт в тех случаях, когда нужно отличить честно-го человека от лжеца. По моей версии, в саду Эдема Ева сама вырастила плод мудрости, и никакой змей ее не обманывал. Так кто вы, Якобек, змей или яблоко?
