Виктория Песоцкая - Если жизнь мне крылья перебьет...
Мария заставляла себя уснуть, зная, что очень скоро боль снова возвратится к ней с новой силой. «Обязательно нужно пристроить Яна, и тогда все...» Мысли ее стали путаться, сжав в зубах ткань простыни, она тихонько принялась стонать.
Накинув на плечи белый халат, Роман Викторович шел по больничному коридору. Как все-таки отличалась районная больница от столичного центра сосудистой хирургии. Казалось, время навсегда застыло в этих унылых потрескавшихся стенах. На потолках виднелись многочисленные рыжевато-желтые подтеки, а множество живых цветов, безвкусно расставленных на полу и подоконниках, придавало помещению еще более унылый и скорбный вид. От пожелтевшей таблички с надписью «Ординаторская» веяло каким-то забытым, чисто советским формализмом. Садовский толкнул старенькую дверь.
– Добрый день, я могу поговорить с Петром Семеновичем?
– Чем могу служить? – Невысокий доктор с круглым лицом положил на стол стопку медицинских карточек.
– Садовский Роман Викторович. – Московский светила протянул руку местному врачу.
– Не может быть, уж не тот ли знаменитый Садовский? – Петр Семенович заметно оживился.
– Да, вот пришел навестить свою тетю, а вы, говорят, ее лечащий врач, – несколько смущенно проговорил Роман.
– Да вы присаживайтесь, прошу. – Доктор суетливо предложил стул. – Простите, как фамилия вашей тетушки?
– Антуфьева Анна Михайловна.
– Да-да, как же, Анна Михайловна, лежит в восьмой палате, очень жизнерадостная женщина. – Петр Семенович несколько заискивающе улыбнулся и стал в очередной раз машинально перебирать карты больных. – Вы не волнуйтесь, у нее слегка пошаливает сердце, ну, в таком возрасте это естественно, сами понимаете...
– А можно мне ее историю болезни? – мягко улыбнувшись, попросил Садовский.
– Конечно-конечно. – Доктор указал глазами на стопку документов. – Может, чай, кофе?
– Если честно, от чая бы не отказался, – искренне отозвался Роман Викторович.
– Отлично, вы читайте историю, а я сейчас вернусь!
Садовский взял карту и принялся изучать кардиограмму своей родной тетушки. Видимых причин для беспокойства не было: вполне объяснимый диагноз, учитывая пожилой возраст. Положив на место документ, он нечаянно задел рукой стопку бумаг, которая рассыпалась на полу.
– Ах ты, черт! – Тихонько выругавшись, Роман стал старательно собирать карты пациентов.
– Ваш чай. – Петр Семенович протянул Садовскому белую чашку с блюдцем. – Интересуетесь другими больными? – с едва заметной обидой спросил он.
– Спасибо! Да вот просто нечаянно уронил ваши бумаги. – Роман Викторович виновато положил стопку на место. Не спеша попивая горячий чай, мужчины беседовали о работе. Петр Семенович сетовал на устаревшее оборудование и нищенскую зарплату, попутно расспрашивая Романа о знаменитом центре. Стараясь не выглядеть снисходительным, Садовский внимательно выслушивал собеседника, изредка вставляя свои реплики и забавные случаи из практики.
– Ну что ж, благодарю за прием. – Энергично пожав руку врачу, Роман Викторович направился к выходу, по пути нечаянно наступив на листы бумаги. – Ради Бога, простите, я вам, похоже, устроил настоящий бардак! – Медицинский светила наклонился за утерянной картой. «...ова Мария Антоновна, 1972 год» – нечаянно бросилась в глаза надпись. На мгновение замешкавшись, Садовский аккуратно положил историю болезни в общую стопку. – Ну, пойду проведаю свою тетушку. – С этими словами Роман вышел из ординаторской.
«Надо же, а он оказался нормальным мужиком... – автоматически теребя карточки, думал Петр Семенович. – Эх, надо бы как-то закрепить знакомство!» Его взгляд скользнул вниз. «Лисенкова Мария, ну конечно же! Очень сложный случай, чем не повод для консультации у Садовского?!» Схватив нужные бумаги, доктор поспешил в восьмую палату.
– Тетя Аня, здравствуйте! – Роман осторожно присел на краешек кровати.
– Ромочка, милый мой! Ну наконец-то! – На глазах пожилой женщины заблестели слезы.
– Ну что вы, теть Ань! – Садовский нежно обнял родственницу.
– Ой, Ромочка! А я уже и не думала тебя увидеть, совсем позабыл старуху! Ты один или с Кирой? – Из писем племянника она знала, что тот женился, а о разводе Роман так и не написал, боясь лишний раз расстроить излишне сентиментальную тетушку.
– Какая же вы старуха? Я вот только что разговаривал с лечащим врачом, он очень вас хвалил, говорил, что вы самая жизнерадостная пациентка, – бодро ответил Садовский.
– Да какое там... – неопределенно махнув в сторону рукой, проговорила Анна Михайловна. – Ты вот лучше расскажи про себя: как жена, работа? Может, детишками уже обзавелся?
– Некогда все за работой, – стараясь не вдаваться в подробности, пытался выкрутиться Роман.
– Роман Викторович! – В дверь просунулась круглая голова Петра Семеновича. – Вы уж простите, что отвлекаю вас, тут у нас такой случай... в общем, совет ваш очень нужен...
– Да-да, конечно, – оживился Садовский.
– Вот взгляните на снимок.
– Н-да, похоже на миксому. Сколько лет больному?
– Молодая женщина, всего тридцать четыре года.
– Дайте-ка мне историю болезни! – Доктор подал Роману уже знакомую карточку. «Лисенкова Мария Антоновна, 1972 год». Спустя мгновение Садовский вдруг вспомнил хрупкую девушку с серьезными серыми глазами. – Не может быть, – едва слышно прошептал он. – Я могу прямо сейчас взглянуть на пациентку? – Порывисто встав, Роман Викторович направился к двери.
– Конечно, – поражаясь резкой перемене в поведении знаменитости, ответил Петр Семенович. – Пройдемте!
– Я еще забегу, – на ходу бросил Роман Викторович своей родственнице. – Когда она к вам поступила?
– Всего пару дней назад, два дня пролежала в реанимации. – Местный доктор едва поспевал за Садовским. – Вот эта палата.
Нечаянно оттолкнув врача, Роман Викторович нетерпеливо потянул на себя дверь.
Взору Садовского предстало бледное лицо женщины, искаженное гримасой боли. Крепко вцепившись руками в края простыни, больная почти беззвучно стонала. Черные длинные волосы разметались по подушке и напоминали грязный дешевый парик. Но эта была она... Роман проглотил комок, подступивший к горлу. Перед ним отчетливо стали проноситься картины школьной жизни. Садовский вспомнил, как впервые увидел эту девочку, такую гордую, независимую, с умными серыми глазами. Он сам тогда еще не понимал, что влюбился в нее с первого взгляда. А как ему нравилось сидеть на задней парте и любоваться двумя черненькими потешными косичками, постоянно расплетающимися к концу занятий. А их задушевные разговоры о литературе, с каким юношеским максимализмом они спорили о серьезных вещах! И почему он не объяснился с нею? Почему не сказал, что у него ничего не было с этой тупой блондинкой, как же ее звали? Ах да, Аська... Он все откладывал, он думал подойти к Марии на выпускном вечере и признаться в любви. Он так готовился... Шикарный букет алых роз, серебряное колечко, купленное на сэкономленные карманные деньги... Родители... Потом забылось все...
