Огонь. Она не твоя.... (СИ) - Костадинова Весела

Она тряхнула головой, отгоняя наваждение, не давая воли сожалениям, сомнениям и страхам. Заставляя выкинуть из головы мысли о….

Снова тряхнула.

— Аль, все в порядке? — Витя сделал заказ и осторожно задел ее за руку.

— Угу, — она сделала несколько быстрых глотков белого вина. — Пытаюсь отключить голову от работы…

— Даже здесь мы с тобой точно двое коллег, — рассмеялся он, тоже отпивая вино.

— Все происходит слишком быстро и всего слишком много, — согласилась Альбина.

— Зато я, наконец-то, вытащил тебя на свидание.

— И притащился на него без цветов, — фыркнула женщина.

— Кто сказал? — Виктор сделал легкий жест официанту и тот быстро вынес к столу букет из роскошных пионов. — Обижаете, Альбина Григорьевна, я все-таки профессиональный PRщик.

Альбина не удержалась от смеха. А Виктор вдруг совершенно неожиданно задел рукой ее щеку. Нежно задел, очень осторожно и ласково. И она не отстранилась. Напротив, чуть прикрыла глаза, позволяя горячим пальцам скользнуть по щеке, линии скул к шее.

— Я устала… — вдруг призналась она в том, в чем не признавалась никому и никогда раньше.

— Я знаю, — кивнул Виктор. — Эта война уничтожает тебя самое, Аль. Мы провели с тобой столько кампаний, из них многие были грязными и подлыми, но именно эта….

Альбина отвернулась, провела рукой по лицу, задержав пальцы на брови, словно пытаясь физически стереть напряжение.

— Эта война… слишком личная, — выговорила она, по слогам. — Я… благодарна вам всем. И тебе, и всей команде — за то, что не усомнились. Что пошли со мной, даже когда стало по-настоящему опасно. Что пашете, будто последний день, не требуя объяснений, не задавая лишних вопросов. Но, Вить… я знаю цену. Ответ будет. И он будет сильным. Болезненным. И если бы это была любая другая ситуация — я бы никогда не подвергла вас такому риску. Ни тебя, ни компанию. Но теперь…

Она замолчала. Слова казались недостаточными, чтобы объяснить всю тяжесть, которую она несла внутри.

Виктор вздохнул, но не отступил — наоборот, в его взгляде появилась усталая, но твёрдая решимость.

— Альбина, — проговорил он с лёгкой, кривой улыбкой, — я работаю с тобой уже пять лет. Никогда не задавалась вопросом, почему я всё ещё здесь? Почему не ушёл? Не стал фрилансером, консультантом, не уехал в Москву, где за такие кампании платят в разы больше?

— У всех свои причины, Вить… и свои скелеты в шкафу, — мягко, но с оттенком напоминания, сказала она, глядя на пламя свечи, будто в нём можно было найти что-то устойчивое. — У тебя — тоже. И я их знаю, не забывай.

Он усмехнулся, кивнув. Но в этой усмешке была благодарность — не ранимая, не сентиментальная, а взрослая, устоявшая.

— Верно, — тихо согласился он. — Тогда, пять лет назад, ты протянула мне руку, когда все остальные отвернулись. Дала не просто шанс — дала почву под ногами. Но… уже два года как я сам стою твёрдо. Всё, что было — давно отработано. И если бы хотел уйти — давно бы ушёл.

Он замолчал, на секунду отвёл взгляд, потом вернулся к ней и добавил, чуть тише:

— Но я не хочу уходить. Потому что хочу быть рядом. Рядом с женщиной, которая не следует правилам — она их создаёт. Которая умеет быть сильной до боли — и слабой, когда никто не видит. Я здесь не из долга. Я здесь потому, что это — моё место. Рядом с тобой. Я понятия не имею, что именно случилось между тобой и Миитой семь лет назад — только в общих чертах. Но отлично вижу то, что он бьется с тобой, как с желанной женщиной. И меня это зверит до состояния бешенства.

Альбина закусила губу, не желая говорить о Ярославе. Не желая, чтобы над этим вечером висела его тень, его сила. Потому что всякий раз когда вспоминала о нем, ощущала, что катастрофа все ближе.

Точно он сам находился где-то рядом, просверливая ее своим тяжелым взглядом.

И это ощущение с каждой минутой становилось все сильнее.

Иногда ей казалось, что он буквально рядом. Что стоит закрыть глаза — и она ощутит его запах, его холодную руку, его голос. И это ощущение не отпускало. Оно нарастало, медленно, неумолимо, как давление перед бурей.

И теперь — даже здесь, в этом тихом, красивом ресторане, где всё было предназначено для уюта и покоя, — она вдруг почувствовала, как дрожит воздух. Как будто он уже где-то здесь. Уже рядом. Уже близко.

Виктор точно почувствовал ее напряжение и осторожно, снова бережно коснулся щеки. В этом прикосновении Альбина почувствовала и нежность и сдерживаемые эмоции. Зеленые глаза смотрели на нее настороженно, но одновременно с этим — восхищенно и с едва скрываемым голодом. А потом он наклонился к ней. Замер на несколько секунд, точно спрашивая разрешения.

И коснулся ее губ своими. Альбина на миг замерла, её дыхание сбилось, но потом она ответила — неуверенно, почти робко, как будто пробуя на вкус что-то давно забытое. Он не давил, не настаивал, он просто ласкал ее, давая привыкнуть.

Внутри Альбины внезапно похолодело. Она отстранилась от мужчины, переведя глаза на стоявшего рядом с ними официанта, державшего в руках блюдо.

— Вить… — её голос вдруг стал глухим, низким, будто плотно лёг в грудь, — я… не заказывала этот десерт.

Официант, безмолвный и безупречный, опустил перед ней изящную чёрную тарелку. На ней — сложная композиция из хрупкого шоколадного купола, покрытого чёрной глазурью с металлическим отливом. Рядом — серебристые лепестки карамели, напоминающие обожжённые перья. Десерт выглядел как нечто театральное, символическое. Внутри, как объяснили ей, — солёная карамель с перцем, фисташковый мусс и капля виски.

— Вы ошиблись… — Казанцев быстро осмотрел зал и замер, сжимая зубы.

— Нет. Даме просили передать….

Альбина резко обвела глазами зал, и её мир на мгновение качнулся — головокружение, как холодная волна, ударило в виски. Из самого тёмного угла ресторана, где свет приглушённых ламп едва пробивался сквозь тени, на неё смотрели знакомые тёмные глаза. Они буравили её, как два раскалённых уголька, пылающие такой яростью, что она ощутила их жар даже через весь зал. В этих глазах, принадлежавших Ярославу, полыхало пламя — не просто гнев, а что-то более глубокое, разрушительное, как будто он был готов испепелить её на месте одним лишь взглядом.

— Охуеть… — вырвалось у Виктора. Его голос был низким, пропитанным злостью, а кулаки, лежавшие на столе, сжались. — Я ему сейчас самым простым образом ебало начищу! Безо всяких интриг.

— Сиди смирно, — приказала Альбина, её голос был резким, как удар хлыста, но в нём чувствовалась стальная выдержка. Она не отводила взгляда от Ярослава, хотя её сердце колотилось так, будто хотело вырваться из груди. — Посмотри на его спутника. Знаешь, кто это?

Виктор, всё ещё кипящий от ярости, едва заметно прищурил глаза, переводя взгляд на мужчину, сидевшего рядом с Ярославом. Его лицо, жёсткое и сосредоточенное, было знакомым, но только через секунду до Казанцева дошло, кто это. Он выдохнул, как будто его ударили под дых.

— Воронов… — пробормотал он, его голос стал тише, но в нём звенела тревога. — Что он делает в Екате? Твою мать, Аля… Твою мать…

Альбина сидела неподвижно, но её лицо было бледнее смерти, кожа казалась почти прозрачной под тусклым светом ресторана. Её пальцы, сжимавшие ножку бокала, дрожали так слабо, что это было почти незаметно, но внутри неё бушевал ураган — страх, гнев, расчёт, всё смешалось в тугой, болезненный узел.

— Сиди спокойно, — повторила она, её голос был холодным, как лёд, но в нём чувствовалась железная решимость. — Только скандала в присутствии представителя администрации президента нам не хватало.

Виктор стиснул зубы, его взгляд метался между Ярославом, Вороновым и Альбиной. Он явно боролся с желанием встать, подойти к их столу и разнести всё к чертям, но её слова держали его, как цепи.

— Пошли отсюда… — процедил он, его голос был низким, рычащим.

— Сиди, — отрезала Альбина, не повышая голоса, но её тон был таким, что спорить с ней было невозможно. Она выпрямилась, расправив плечи, как будто надевая невидимую броню. — Если Воронов приехал — значит, труба не только нам. Уйти сейчас — показать слабость. Вряд ли встреча с нами была запланирована или подстроена, но она произошла, поэтому не дергайся, Вить. Птица не нашего полёта.