Острова объяты тьмой (СИ) - Лангрейн Тори

Ещё в те разнузданные российские девяностые, когда вокруг царил безрежимный, неуправляемый хаос, Максим сумел воспользоваться ситуацией и сколотить какой-никакой бизнес, благодаря чему многим после успел поездить по Европе. Познакомился там с по-настоящему состоятельным людьми, приучил себя к дорогим вещам и эксклюзивному обслуживанию, хотя при всех его счетах средств на это не всегда хватало. Сейчас их не было вовсе, но Максим не переставал изредка почитывать Форбс да слушать сводки какого-нибудь РБК. Новости экономики его интересовали мало, однако в них он вникал, чтобы быть в курсе мировых событий. К слову сказать, за последние несколько лет ни один из заголовков не пестрел сообщениями о новоиспечённом Илоне Маске или Билле Гейтсе. Отсюда напрашивался вывод, что Тимуру, который, по мнению Максима, пытался в чужих глазах причислить себе к гениям айти-сферы, просто-напросто повезло родиться в богатенькой семье. Та была в состоянии подарить сынку целый остров в Тихом океане, а заодно выделить место в совете директоров какой-нибудь многомиллиардной корпорации.

По крайне мере, эта версия выглядела правдоподобнее, чем какие-то там пираты и заказ на безопасника Петра. Но даже она не отвечала на вопрос, что парню понадобилось от самого Максима, владельца уже загнувшегося российского бизнеса, директора обычного питерского театра.

Или же дело было не в статусе?

— Сразу хочу предупредить, — заговорил мужчина, бросив подозрительный взгляд в сторону Тимура, — я не по этим вашим делам. Я натурал.

Парень, до того большим и указательным пальцем массировавший свои сведенные судорогой веки, резко замер. И, не отнимая от лица руки, пробормотал:

— Ты долбоёб.

— Ну-ка повтори.

— Тёмные небеса, мой русский не настолько плох, — вздохнул Тимур. — Читай по губам: дол-бо-ё-би-на.

— Думаешь, я не смогу тебе вмазать? — вмиг посерьезневшим голосом произнёс Максим. — Меня уроды с пушками не остановят.

В краткой паузе Тим обвел рукой пустующую террасу, окутанную ночными тенями и тихим шелестом листьев на сизо-белых столбиках балюстрады. Только тут до мужчины дошло, что последний раз он видел охрану, когда те закрывали вольеры с уже засыпавшими людьми и провожали преувеличенно бодрого Максима к бассейну. Наверх по ступеням он взбирался уже сам, поскольку сопровождавший его громила куда-то вмиг запропастился, а других поблизости не обнаружилось.

И теперь они оказались один на один. По лицу Тимура становилось ясно, что правила игры здесь устанавливает не тот, у кого за спиной больше прожитых лет. Но единственное, что года дали Аниному начальнику, так это выучку и умение держать себя в руках, когда недоростки с золотой ложкой во рту и вседозволенностью в мозгах начинают ему угрожать.

— Тимур, мы можем решить всё мирным путём.

— Разве?

— Что тебе нужно? Анна?

— Анна, блядь, — в злом смешке Тим поднялся на ноги и, опершись руками о столешницу, навис над собеседником. — О, нет, Максим Сергеевич, мне нужно кое-что другое.

— Не совсем понимаю суть твоей провокации, — проговорил мужчина, делая последний глоток минералки и с негромким стуком опуская стакан. — Но, повторюсь, я натур…

— Да-да-да, — раздраженно перебил его Тимур. — Все всегда только и думают, как бы потрахаться, особенно такие, как я, кстати, как там мы себя называем? Впрочем, неважно. Теория твоя чушь. Но сегодня ты прав как никогда: секс у тебя будет обязательно. Гарантирую.

— Если хоть пальцем тронешь меня, я проломлю тебе череп!

Парень скривился, с отвращением наблюдая, как мужчина сжимает свою массивную, лежащую на столе руку в кулак. Руку, что едва заметно начинала дрожать.

— Я рассказывал тебе, что такое насилие? — спокойно поинтересовался Тимур и тут же, не ожидая ответа на вопрос, продолжил: — На остров я вас привёз и в клетках запер — вот это насилие. Если захочу, прикажу своим людям всех избить до полусмерти — тоже насилие. Более того, стравлю твоих обожаемых подчиненных ради шанса на выживание, и будете у меня в сраных голодных играх участвовать, пока не переубиваете друг дружку. А вы переубиваете, в этом я более чем уверен. — Он продолжал пристально наблюдать за тем, как у сидящего напротив мужчины сменяются эмоции на лице: от непонимания и ошарашенного удивления до постепенно приходящего осознания. — Да, всё это ужасные и довольно мерзкие вещи. Последнее, что можно сделать с другими людьми, переходя черту адекватности, понимаешь, Максим Сергеевич? Но человек, который меня воспитывал, черты этой даже не видел. Хотел ли я вырасти таким, как он? Кто знает. К счастью, у меня перед глазами был и хороший пример. Да и сам я с возрастом стал осознавать, что мне повезло родиться в семье, где излюбленная твоя «нормальность» считается бранным словом.

— Что ты подмешал? — не своим голосом прохрипел Максим, цепко хватаясь пальцами за край стола. Ещё во время чужой бурной тирады он почувствовал, как желудок резко скрутило болью, а тело начало гореть будто бы изнутри.

— Разве мама не учила тебя, что у чужих дядь из рук ничего брать не следует? — попенял ему Тимур. — Да и перебивать невежливо. Мой отец за такое сделал бы тебе дырку между глаз, но я же не он, правда? Я цивилизованный человек.

— С-сука.

Максим рывком попытался дотянуться до Тимура, то ли в попытке схватить его за горло, то ли вмазать по лицу. Но руки его уже не слушались. Замах вышел дёрганным, и мужчину вновь сковала судорожная, словно волной прошедшая по телу боль.

— Да, вижу, слушать ты меня не в состоянии. — Тим даже не шелохнулся. Выждал, покуда пройдёт очередной приступ, и помутневший взгляд собеседника вновь приобретет хоть какие-то крупицы осознанности, а после холодно произнёс: — Вникай, пока можешь, второго шанса я не дам. Дрянь внутри тебя начнёт действовать в полной мере минут через пятнадцать. Этого времени хватит, чтобы найти шприц и ввести себе вещество, способное облегчить твои страдания.

— Где? — только и смог выдохнуть Максим.

— Подсказку хочешь? Там, где вы впервые столкнулись с медведем, в отключке валяется твой безопасник. Поищи у него.

Едва Тимур успел проговорить последние слова, как мужчина подскочил на ноги с перекошенным от боли лицом. Стул под ним с громыханием упал навзничь, но Максим не обратил на это никакого внимания. Он, скрюченный, с проступившей на лбу холодной испариной, кинулся вниз по ступенькам лестницы, и все мысли его занимали только лихорадочные попытки вспомнить, каким же путём они с Петром добрались до прибрежных скал несколько дней назад.

***

— Не думала, что слабительное с адреналином даст такой эффект, — с удивленным хмыканьем проговорила Мишель.

Удобно устроившись на ближайшей к обрыву возвышенности, она вот уже десять минут наблюдала, как Максим носится по джунглям. Орёт благим матом, спотыкается, падает, мнёт листья карликовых пальм и пытается отбиться от любопытной Настеньки, которая так и норовит мощным ударом лапы сбить такого здоровенного самца.

— Скоро там? — отозвался Хэ Ян, потягивающий зеленый чай из жестянки термоса.

Мишель приложила к глазам огромных размеров бинокль с надстройкой прибора ночного видения. Пару мгновений молчаливо поводила им из стороны в сторону, словно бы повторяя чьи-то зигзагообразные движения, а после воскликнула:

— О! Сейчас он пробегает расщелину и направляется к обрыву.

— Шприц нашёл?

— Обыскивает тело… та-а-а-к, ну же… да! Даже поставил себе укол!

— Хорошо, — кивнул Ян, легко поднимаясь с земли. — Пойду заберу медведя.

— Погоди, — остановила его Мишель, — там…

— Что?

— Там Сеймур.

— Он же не собирался… — Ян, видевший в высветленных полнолунием джунглях едва ли не лучше, чем днём, внимательным взглядом прошёлся вдоль острого контура темных скал, пока не наткнулся на фигуру брата.

Тимур стоял лицом к обрыву, глядя на будто бы застывший в ожидании океан. Красная майка-борцовка обтягивала его ссутуленную спину, не скрывала отчётливой вязи татуировок на алебастровой коже плеч. Подняв ладони, он снизу-вверх провёл ими по лицу, зарылся пальцами в собственные волосы, убирая их назад, да так и застыл со сцепленными в замок руками на затылке.