В твоих глазах (ЛП) - Джусти Амабиле

— Окей, мы на месте, можешь уходить.

Я вставляю ключ в замочную скважину, рука дрожит.

Мне хочется плакать.

Я думаю о том, чего боюсь.

Например: «Ты мне нужен».

Это неправда, мне никто не нужен.

— Прощай, профессор.

Он наблюдает за мной, нахмурив брови, настолько серьёзный, что кажется другим мужчиной. Проводит пальцами по волосам. Его глаза, кажется, вздыхают. Затем он качает головой и уходит.

Я запираюсь в доме и сжимаю ладонями виски. Где-то у меня должен быть аспирин. И сигареты. Пока я ищу, слышу стук в дверь.

Сердце подскакивает к горлу, а по губам расползается безумная улыбка.

На ум приходит только одно имя.

Байрон.

Открываю дверь, чувствуя себя банальной, меланхоличной, смертельно влюблённой героиней романа.

И за дверью рушится любовь, сгорает надежда и останавливается жизнь.

Это не Байрон.

Это кошмар наяву.

Глава 14

— Ладно, пусть будет по-твоему.

Он сказал это, даже если так не думал.

Однако, почувствовав, как ревность гложет его, Байрон понял, — Франческа его пугает. А ещё больше пугает то, что он чувствует к ней. Чувство, которое приходит очень быстро и также быстро опустошает тебя, подобно урагану; оно никогда не оставляет не тронутым мир, на который обрушивается.

Байрон не был готов. Он не был готов к урагану. Он позволил ветру задеть свои устои и теперь оказался на земле, где повсюду валялись обломки души. Он определённо не мог справиться с этой штукой, что бы это ни было.

«Мне нужно взять паузу, чтобы подумать и рассудить.

Чтобы понять, что я творю, в какую путаницу ввязываюсь.

Чтобы обуздать эту беспричинную ревность».

Так что будет лучше, если она вернётся домой.

Будет лучше, если он перестанет желать её как возбуждённый пришелец.

Или как воскресший мужчина.

Лучше будет отдалиться от этой странной, непокорной девушки, которая временами предавалась меланхолии, настолько глубокой, что он улавливал в ней сильное сходство с Изабель.

«Я не смогу пройти через всё это снова».

Поэтому ему придётся держать Франческу на расстоянии, хотя и чувствовал, что его тянет к ней с такой силой, какую он не считал возможной.

Даже если возвращение домой и отсутствие её рядом заставляли трепетать все его поэтические представления о надежде и красоте будущего.

Франческа снова не пришла на лекцию. Два часа, а она не появилась даже под конец. Неужели она решила отказаться от занятий?

Эта мысль буквально терзала его.

«Я не несу за неё ответственности».

Она взрослая женщина.

«Может делать что хочет, я не её опекун.

Я не несу за неё ответственности».

Пока Байрон повторял про себя эти полные ненавистной мудрости фразы, голос вернул его к реальности.

— Раз уж ты так и не появился, похоже, теперь моя очередь.

Байрон резко повернулся, не просто удивлённый, а встревоженный.

То, что миссис Марджери Лорд приехала сюда, да ещё утром, было довольно необычным обстоятельством. То, что вместо того, чтобы позвонить ему и указать конкретное место встречи — как правило, в каком-нибудь чванливом месте, обычно после наступления темноты, — она даже взяла на себя труд подождать его за пределами лекционного зала, было почти тревожным. И всё же сомнений не было: она покинула свой великолепный дом на Капитолийском холме в самом центре Вашингтона, потратив почти семь часов на поездку к нему. Несмотря на то что в её распоряжении был просторный «Линкольн Континенталь» 1998 года выпуска и профессиональный водитель на двадцать четыре часа в сутки, она никогда не подвергала себя таким неудобствам: даже на похоронах Изабель. Она послала ему цветы и телеграмму с библейской фразой о смерти, к тому же с возможным оскорбительным смыслом: «И многие из спящих в прахе земли пробудятся, одни для жизни вечной, другие на вечное поругание и посрамление».

— Что ты здесь делаешь? — спросил он, не испытывая ни малейшего искушения проявить вежливость и гостеприимство.

— Твоя вежливость достойна похвалы и во всём похожа на вежливость твоей матери, — холодно ответила бабушка. — Ты закончил лекцию? — спрашивая, она огляделась, наблюдая, как студенты высыпали из аудитории в коридор.

— К чему всё это беспокойство? Что случилось? Государственный переворот? На твой дом наложили арест? Ты собираешься вычеркнуть меня из завещания и хочешь предупредить заранее?

— Я была на вилле Мартас-Винъярд, проконтролировала организацию приёма в конце ноября, а по возвращении решила нанести визит тебе.

— Ты никогда этого не делала, но при этом курируешь десятки приёмов на острове, не выезжая из города. Что делает этот визит таким особенным?

— Я заказала столик в 30 Boltwood на полдень. Сегодня ты обедаешь со мной.

Байрон состроил далеко не лицеприятную гримасу.

— Я занят, — раздражённо пробормотал он.

— Чем именно?

Его мысли тут же устремились к Франческе. Инстинкты кричали ему, чтобы он разыскал её, признался: «Ладно, давай покончим с этой паранойей, у меня есть к тебе чувства, даже если я не знаю, какие именно, я хочу, чтобы мы были вместе».

Но быстро понял, что это абсурд. Он не мог вступать в отношения с одной из своих студенток. Он не должен был даже спать с ней, не говоря уже о романе.

«Франческа права, когда возвращает тебя на землю, используя свою острую иронию. Что ты собираешься делать? Какой следующий шаг — предложить ей жить с тобой?»

Нет, нет, он должен найти выход. Сбежать от самого себя.

А пока для начала, можно пообедать с бабушкой.

Обед оказался гораздо более нервозным, чем он предполагал. Большую часть обеда бабушка рассказывала ему бесполезные новости. О событиях в столице, о благотворительных вечерах, о политической карьере, которая только-только пошла в гору, о людях, приглашённых на следующий День благодарения.

Именно когда бабушка интересовалась, не собирается ли он взять с собой кого-нибудь на пресловутый ужин, и задавая вопрос, она оставила вилку на полпути в воздухе, а гребешки упали обратно на тарелку, и соус «Морнэ» слегка забрызгал шёлк одного рукава, Байрон начал испытывать острое ощущение жжения. Своеобразный запах гари. Один случай странного поведения мог пройти незамеченным, но два, как правило, становились предвестниками гибели.

— Что именно ты хочешь узнать?

— Я только что сказала тебе.

— Ты же знаешь, я никогда не посещаю твои помпезные ужины в День благодарения.

— Некоторые вещи могут измениться.

— Конечно. Например, ты приезжаешь в Амхерст, чтобы спросить меня, приду ли я на твою вечеринку? Раньше тебе хватало телефонного звонка. Кроме того, насколько я знаю, ты и шагу не делала в сторону острова раньше среды перед Днём благодарения. У тебя большая свита лизоблюдов, которые выполняют твои поручения, не заставляя тебя совершать напряжённые разъезды. Разве не ты всегда говорила, что по-настоящему богатый человек делегирует полномочия?

— Отношения с родственниками делегировать нельзя.

— Если не считать телефонных звонков с категорическими приказами, которые всегда отдавала лично, я больше общался с твоим секретарём, чем с тобой.

— В этом мы с тобой похожи.

— О нет, позволь мне не согласиться. Я, изо всех сил пытаясь игнорировать тебя, вообще не делегирую полномочия. Я не поручаю никому позаботиться об этом за меня. Я просто не занимаюсь этим. И, полагаю, ты знаешь почему.

— Она никогда не была женщиной твоего уровня, и ты это знаешь. Ты всегда это знал, но легче обвинить меня в жестокости, чем себя в грубой ошибке. Когда решаешь привести в семью неподходящих людей, приходится учитывать и сопутствующий ущерб.

— Неподходящие люди… Сопутствующий ущерб… Всё это так холодно и асептично. Для тебя брак — это деловой контракт.