Хирург Коновалов (СИ) - Волкова Дарья
Киваю ассистенту.
– Продолжаем.
***
В отделении суета. Не работают компьютеры в ординаторской. В чате клиники Инна успокаивает всех общим списком и каждого по отдельности. Оказывается, из-за косяков на идущей по соседству стройке перебиты магистральные кабели. Чуть ли не даже все.
Да, после сладких выходных у нас очень бурный понедельник.
Набираю Инну. Отвечает сразу же.
– У тебя все нормально? – выпаливает.
– А что у меня может быть не так?
– В отделении вся жизненно важная техника работает? Компьютеры в ординаторской не в счет.
– Все работает. Только что из операционной.
– Отлично, – выдыхает. – Вадим, если у тебя ничего срочного… У меня другой звонок.
– Ты просто скажи, где ты сейчас.
– Пока у себя в кабинете. Через полчаса буду на улице. Пойдем смотреть масштаб нанесенного ущерба.
Отключается. А я предупреждаю Женьку, что отойду, и двигаюсь в административный корпус. По дороге, с каждым шагом, все отчетливее понимаю, что в клинике локальный Армагеддон.
Инну застаю в лифтовом холле. Они что-то бурно обсуждают втроем – она, Альф и Арсений, хозяйственник. Подхожу, обмениваюсь рукопожатиями.
– Вадим Эдуардович, у вас там все работает? – задает мне Арсений тот же вопрос, что и Инна.
– Кроме компьютеров все, – так же дисциплинированно отвечаю. И они снова возвращаются к разговору. Эти люди сейчас поднимают и восстанавливают работоспособность клиники. Я тут лишний. Зачем пришел – и сам не понимаю.
– Помощь нужна? – вопрос задаю Инне. Потому что понимаю, что ей сейчас непросто. Вид у нее всклокоченный. Но как я ей в данный момент могу помочь – не представляю.
Кивают отрицательно все трое. Со стороны лестницы вылетает Инкин помощник. Весь такой же всклокоченный и в красно-белые пятна.
– Ин… там… это… все… я… сделал.
У Арсения пиликает телефон.
– Аварийная служба подъехала.
– Идемте, – кивает Инна.
Мой маленький генерал анти-армагедонной армии. Я не буду тебе мешать. Но все же аккуратно кладу руку ей на поясницу, кратко целую в щеку.
– Удачи.
Ухожу, чувствуя спиной взгляды. Да, моя. Да, успел отхватить. Да, завидуйте. И кольцо носить – буду!
***
К вечеру Армагеддон укрощен. А я забираю генерала Ласточку домой. Она устала так, что даже не сопротивляется, когда я ее обнимаю прямо у нее в кабинет. Да и смысл уже прятаться? Прижимается щекой к моему плечу. Глажу по голове.
– Поехали домой.
– Поехали, – вздыхает. Соображаю, что бы такое сказать, чтобы Инну взбодрить.
– Слушай, – смотрю, как она собирает вещи. – А ты вообще свадьбу хочешь?
– С кем?
– Есть варианты?
– Ты все-таки делаешь мне предложение?
Ага, все-таки взбодрилась. Продолжим.
– Я предложений не делаю, я спрашиваю: ты хочешь свадьбу с лимузином и фатой, или обойдемся просто регистрацией?
Знакомым движением задирает нос. Умница. Быстро оклемалась.
– Не хочу ни фаты, ни лимузина. Хочу медовый месяц, у моря, – вздыхает снова. – Долгий-долгий.
А потом спохватывается, ахает, берет за руку и начинает извиняться. Я вообще не понимаю, за что Инка извиняется. Отличный план, мне нравится. Тоже хочу долгий-долгий медовый месяц у моря.
– Ты чего, Ин?
Виновато заглядывает мне в глаза.
– Это не обязательно. Если у тебя… Ну, неприятные воспоминания… с отпуском у моря.
Какой-то неожиданный комок в горле. Ты вот… все-все помнишь? И всегда будешь думать о том, чтобы меня ничего не царапнуло? Перестань. Я давно взрослый. Здоровый – на мне пахать можно. И за то, чтобы не было царапин, теперь буду отвечать я. Я буду очень стараться. А прошлое осталось в прошлом, со всем, что там было – и с радостями, и с печалями.
Широко раскидываю руки, сгребаю Инну, прижимаю к себе, целую в макушку.
– И не надейся овдоветь спустя месяц после свадьбы. Будешь еще меня в маразме с ложечки кормить.
Она негромко смеется, трется щекой о мое плечо.
– Ты умеешь делать предложения, от которых невозможно отказаться.
Эпилог.
В нос ударяет омерзительный запах. Открываю глаза, отпихиваю чью-то руку, медленно сажусь. Нашатырь ни с чем не перепутаешь.
– Очухался, слава тебе, Господи.
Оглядываюсь. Это кабинет Лизаветы Михайловны. На ее место, за стол, устраивается Буров. А я сам сижу на кушетке.
– Позорище. Мой лучший хирург. Хлопнулся в обморок, как гимназистка при виде мыши.
И тут я вспоминаю. Дергаюсь. Подрываюсь с места. Как же там моей Ласточке плохо!
– А ну сидеть! – рявкает Буров, вставая из-за стола. – Принимающей роды бригаде больше делать нечего, как тебя откачивать!
Я собираюсь спорить, но в этот момент открывается дверь, на пороге появляется Лиза. Внутри все замирает. Обрывается. Не могу сказать ни слова, пытаюсь считать с лица Лизаветы Михайловны хоть какую-то информацию.
А Лиза на меня не смотрит, говорит с Буровым.
– Ну что, Григорий Олегович, вам конкурент появился. Следующий главный врач на подходе.
– Да ну? – Буров довольно наглаживает усы.
– Ага. Только вылезла, а уже смотрит на всех, как на дерьмо.
Буров заливисто хохочет. А меня, наконец, отпускает. Я словно возвращаюсь в реальный мир.
– Как она? Они? Все в порядке?
Лизавета соизволяет обратить на меня внимание.
– У нас осечек не бывает, Вадим Эдуардович. Пока некоторые стокилограммовые хирурги не вздумали в родзале в обморок падать, – а потом Лиза, наконец, улыбается. – Все в порядке. Черненькая девочка отдыхает. Беленькой девочке неонатологи проводят краткий инструктаж, как в этом новом мире жить.
Чувствую, как лицо растягивает идиотская улыбка.
– Я пошел к ним.
– И не думай даже. Нечего. Не до тебя пока. Иди, проветрись. Вечером приходи, я дежурю. Проведу.
– Лизавета, а у тебя коньячка нет? – подает голос Буров. – Такое событие надо сбрызнуть.
– Тут вам роддом, а не кабак, – отрезает Лиза. – И вообще, идите отсюда, мне работать надо.
– Никакой субординации, – цокает Буров, не переставая улыбаться. – Из родзала выгнала, из кабинета выгнала.
– У вас свой кабинет есть.
– Эх, – вздыхает Буров. – Не дала тряхнуть стариной. Ладно, Вадим Эдуардович, пошли ко мне. По такому случаю открою бутылочку двадцатипятилетнего.
Но я отказываюсь от коньяка. У меня сегодня еще куча дел.
***
Мама плачет. Беляш вертится между нами, обвивая хвостом то мои ноги, то ее.
– Видел уже? – мама вытирает глаза носовым платком.
– Пока нет. Вечером.
– Пришли фото!
– Обязательно.
– По поводу имени не передумал?
– Нет.
– Хорошее имя. Красивое. По нынешним временам – редкое.
– Мне тоже нравится. Особенно в сочетании с отчеством.
***
По дороге в клинику заезжаю к Темирбаевым. Меня долго тискает Гульнара, потом вручает мне Алю и бросается накрывать на стол. Уехать от Темирбаевых, не попив хотя бы чаю с вкусняшками, – нереально.
– Как ты с этим живешь?
– С чем?
Аля на моих руках методично пытается оторвать пуговицу на рубашке. Булат сидит напротив.
– Я же теперь как краб без панциря. Беспомощный. Только и думаю о том, как там она. Они.
Булат мягко усмехается.
– Нормально. Привыкнешь. Панцирь новый отрастет, еще лучше прежнего.
Аля на моих руках издает возмущенный вопль. Пуговица никак не поддается. Я чмокаю в теплую вкусную макушку. У меня теперь своя такая же сладкая девочка есть.
– Хорошо, что у нас дочери. Дружить будут.
– Можно подумать, если бы пацан был – не дружили бы.
– Зная твои гены, представляю, что это была бы за дружба.
– Назло тебе рожу сына.
– Или я.
***
Заспанная Лиза ворчит на принесенное: цветы, шампанское, конфеты.
– Дурак. Зачем? Как неродной.
– Рефлекс.
– У вас, мужиков, все на рефлексах.
Идем по отделению. Я, и в самом деле, сейчас как неродной здесь, в своей родной клинике. Все привычное, и, одновременно, все новое. Новый неизведанный мир, где у меня есть дочь.
