Лукан. Конец (ЛП) - Бринн Адриана

— А-а-а…

Я беру стакан с виски и делаю глоток. Это поможет успокоить мои нервы. Нервы? Я никогда не была застенчивой, но что-то в этом моменте похоже на конец меня и начало нас.

— Ты такая красивая. — шепчет он, оставляя дорожку влажных поцелуев на моем правом плече.

— Ты всегда так говоришь.

Я чувствую резкую боль, за которой вскоре следует удовольствие.

Он укусил меня за шею.

— И всегда буду. — Он шепчет мне на ухо.

Не дергайся, сердце, он наверняка говорит то же самое половине женского населения Детройта.

Я чувствую, как ко мне подкрадывается иррациональное чувство ревности, но я отгоняю его. Не сейчас.

— Начинай играть, детка.

Вот так я и оказалась на пианино посреди ночи, играя сама с собой, пока мой муж играет для меня прекрасные мелодии.

— Это моя любимая песня.

— Я знаю.

— Откуда ты можешь знать мою любимую песню из детства?

— Разве я не говорил тебе, что знаю о тебе все?

— Да, но это было жутко, так что я решила, что ты псих.

Он смеется.

Искренний смех.

Я никогда не видела, чтобы Лукан был таким живым.

Да и он сам.

У него столько же стен, сколько и у меня.

— Посмотри на меня, — мягко приказывает он.

Я опускаю глаза вниз, внезапно обнаружив, что клавиши на пианино очень интересны. Это менее опасно, чем смотреть в эти детские голубые глаза, хранящие столько тайн, в которых я могу потеряться. Лукан двумя пальцами приподнимает мой подбородок, и я не могу сдержать резкого вздоха, который вырывается у меня, когда наши взгляды сталкиваются.

ЛУКАН

Богиня, раскинувшаяся передо мной, как обед из четырех блюд, способна поставить меня на колени, и мне даже не стыдно в этом, признаться.

Никогда прежде я не испытывал подобных чувств.

Ни одна женщина не заставляла меня чувствовать себя таким диким и безрассудным, как она.

Я всегда контролирую ситуацию, но никогда — когда дело касается ее.

— Потрогай себя. — Нервы уже не выдерживают. Она закатывает на меня глаза в своей снисходительной манере, но я игнорирую ее грубое поведение и продолжаю играть для нее на пианино.

— Я вижу тебя, Андреа. Под всей этой бравадой скрывается женщина, у которой чертовски золотое сердце, и оно больше, чем изображают СМИ. Та, кто чертовски добра, но никогда не хвастается своими добрыми делами. Она готова на все ради тех, кто дорог ее сердцу. Она готова выйти замуж за своего врага, если это означает, что память о ее матери будет жива. — Я серьезно отношусь к каждому слову, которое произношу. Судя по тому, как дрогнули ее губы, выпустив небольшой вздох, думаю, она не ожидала моей откровенности.

Наши взгляды снова сходятся, и мы оба напряженно работаем, пытаясь понять, как ориентироваться на этой неизведанной территории.

Здесь я могу быть собой без осуждения и ожиданий. С ней я могу быть самим собой, и за это я ненавижу ее чуть больше. Потому что в любой момент она может отнять у меня все это. Это вечное блаженство, которое я испытываю, когда она рядом, даже несмотря на ее саркастическое поведение и грубость.

Я ненавижу ее за то, что она заставляет меня желать ее с каждым днем все сильнее. За то, что она заставляет меня сомневаться в моем долге, моем предназначении, моем месте в Святой Троице. Но больше всего я ненавижу за то, что никогда не смогу по-настоящему возненавидеть ее.

Ни капельки.

Эта женщина забралась в мою душу, вцепилась в нее своими идеально наманикюренными коготками и не хочет отпускать.

Я не солгал, когда сказал ей, что с меня хватит игр. Я тот, кому есть что терять.

Мое место в качестве капо.

Моя жена.

Мой сын.

Моя личность.

Моя душа.

Я тяжело сглатываю, когда замечаю, что ее руки блуждают по обнаженной плоти. Мой взгляд опускается между ее ног, когда она ласкает клитор, заставляя теплую жидкость течь по губам ее киски, словно подношение мне.

Такая… чертовски… сексуальная.

Андреа опирается на локти и поднимает колени так, что ее ступни упираются в обе стороны пианино, давая мне возможность продолжать играть.

Она начинает медленно тереть себя, обводя клитор. Зрелище того, как она расстилается передо мной, играя с собой, я никогда не забуду.

Из этого грешного рта вырывается стон, и ее бедра начинают покачиваться. Высунув язык, она облизывает губы, а затем прикусывает их. Соблазнительно… Так чертовски соблазнительно.

Ее пальцы покрыты соками, и это говорит о том, что она жаждет этого так же сильно, как и я.

Черт, я не могу сосредоточиться, пока она играет с собой, и я на грани того, чтобы кончить в штаны, как школьник.

— О, черт, — выдыхает она, и я воспринимаю это как победу. Андреа вводит в себя два пальца, и они легко проскальзывают внутрь, так как она уже мокрая. Ее голова откидывается назад, и она трахает себя пальцами сильнее, потирая клитор пяткой ладони.

Я не пропускаю ни одной ноты, наблюдая за эротическим шоу, которое происходит передо мной. Я тверд, как черт, и уже почти дошел до того момента, когда скажу «к черту все» и сам доведу ее до оргазма.

— Я не забыла ту ночь, которую мы провели вместе пять лет назад. Даже когда я была так зла на тебя. Когда я прикасалась к себе ночью, я думала о тебе, — признается она, задыхаясь. — И я ненавижу себя за это. В последнее время я только об этом и думаю. — Я сильно прикусываю нижнюю губу, но ничего не отвечаю.

Андреа ласкает свою грудь через сексуальную ночнушку, пока я добираюсь до конца мелодии, и я вижу, что она достигла своего предела.

Она вот-вот кончит для меня.

Я снова смотрю в ее глаза и наблюдаю, как она пристально смотрит на меня, словно не в силах расшифровать мои намерения. Я понятия не имею, что творится у нее в голове, и от этого становится еще жарче.

Она позволяет себе расслабиться рядом со мной.

Всего несколько часов назад она боролась со своими эмоциями, а теперь впускает меня, пусть даже на одну ночь.

Я возьму все, что она готова дать.

Я бью последнюю ноту в тот самый момент, когда она достигает своего предела. Зрелище того, как Андреа доставляет себе удовольствие и достигает оргазма от своей руки, — одно из самых горячих, которые я когда-либо наблюдал.

— Черт, Андреа, — выдыхаю я почти с отчаянием. Произношу ее имя как молитву. Мой голос звучит жестко, и это пугает ее. Она думает, что я хочу, чтобы она остановилась. Нет, блядь. Что угодно, только не это. Я могу наблюдать за тем, как она кончает, до конца своих дней.

Прежде чем она успела спрыгнуть с рояля и уйти, я обеими руками раздвигаю ее ноги пошире и ножом, который всегда ношу в карманах, разрезаю пеньюар прямо посередине, обнажая грудь.

Черт меня побери, но эта женщина могла заставить меня кончить от одного только вида ее обнаженной плоти.

Ее дыхание становится рваным, когда я одной рукой касаюсь ее влажной щели, а другой тянусь к стакану с виски. Я играю на ней, как на пианино, нежными движениями, пока она не запоет для меня.

Ее глаза прикованы к тому месту, где мои пальцы медленно входят и выходят.

Медленно.

Входят и выходят.

— Интересно, так ли ты хороша на вкус, как я помню… — шепчу я. — Держу пари, ты еще вкуснее, mia regina³⁷. — Она сглатывает, но ничего не говорит. Мне не нужны ее слова, не сегодня. Только ее крики удовольствия. — Что ты думаешь? Может, мне самому все выяснить? — Я вытаскиваю из нее пальцы и провожу ими по ободку бокала, затем подношу бокал к губам и делаю долгий глоток. Ее глаза не отрываются от моих. Мне конец.

Первобытное рычание вырывается из моих губ, когда я ощущаю вкус ее райского возбуждения.

— Лукан. — Мое имя прозвучало как хныканье, и я больше не могу этого выносить. Мне нужно больше ее.

Я всегда такой.

Я хватаю стакан и выливаю остатки на ее влажные губы. Андреа шипит, и по тому, как ее глаза почти закатываются к затылку, я понимаю, что ей это нравится.