Лукан. Конец (ЛП) - Бринн Адриана

Я ворочаюсь на кровати в поисках своего телефона. Мне нужно проверить Романа, сейчас у него утро, и он наверняка ждет моего звонка.

Я скучаю по нему.

Вдруг я слышу, как вдалеке кто-то играет на пианино. Музыка красивая, но меланхоличная. Это он? Зачем ему играть на пианино посреди ночи? Я встаю с кровати и беру со стула свой шелковый халат. Быстро надеваю его и спускаюсь вниз. Я помню, что видела огромное белое классическое пианино посреди главной гостиной с прекрасным видом на сад.

Я спускаюсь по огромной лестнице, и каждый мой шаг сопровождается прекрасной мелодией. Там, посреди ночи, полуобнаженный Лукан играет самую прекрасную из мелодий, и в его голубых глазах застыла печаль.

Я стою за одной из больших колонн, разделяющих вход в дом и гостиную, где он находится. Я прячусь, говорю себе, чтобы не мешать ему, но на самом деле я просто хочу увидеть Лукана в его среде обитания. Он играет так, будто занимался этим всю жизнь. Он играет на пианино с таким чувством, что это видно по его ссутуленной позе. Его голова опущена, а пальцы скользят по клавишам с такой нежностью. В этот момент он действительно великолепен; он кажется почти ангельским.

Если не брать в расчет многочисленные татуировки, покрывающие его спину и шею. Красивые татуировки придают ему вид падшего ангела, осужденного на вечное адское пламя.

Я отвожу взгляд от его спины и замечаю стакан с желтой жидкостью, очень похожей на виски. Что могло заставить этого очень сильного и упрямого человека встать в такой час ночью, пить и играть на пианино таким призрачным образом?

Что не дает тебе покоя по ночам?

Сейчас, глядя на него, с его растрепанными светло-каштановыми волосами и грустными глазами, он очень похож на моего Романа. Боже, почему я испытываю это бесконечное чувство вины? Я сделала то, что должна была сделать, чтобы защитить нас обоих.

Я настолько погружаюсь в свои мысли, что не замечаю, когда музыка останавливается.

— Не подобает леди скрываться посреди ночи в сексуальном пеньюаре, mia regina³⁶.

— Я не леди.

— Да, это одна из многих вещей, которые питают мою одержимость тобой. — Ничто в этом заявлении не должно вызывать у меня бабочек, но, черт побери, я чувствую себя как в гребаной оранжерее. Я не могу нормально думать, когда он рядом.

Не знаю почему, но я чувствую, что должна подойти к нему, что я и делаю. Я подхожу ближе, пока не оказываюсь рядом с тем местом, где он сидит за пианино. В доме тихо, и все, что мы слышим, — это дождь, быстро падающий снаружи.

Я ненавижу дождливые дни, но в дождливой ночи есть что-то прекрасное и в то же время меланхоличное.

— Почему ты не спишь? Это был долгий день. — Его тон спокойный и в то же время тревожный. Сейчас в нем нет ничего очаровательного.

— Я не могу уснуть. — Это правда. Раньше я хотела только хранить воспоминания и дорожить каждым моментом, но в последнее время я хочу только забыть.

— Ты беспокоишься о Романе? — Он по-прежнему не смотрит мне в глаза. Он просто продолжает рассеянно смотреть на клавиши пианино. — Я связался с Вином, Кассиус и Роман в безопасности.

Я знаю это. Сегодня я звонил им десятки раз, пытаясь унять гнетущее чувство в животе и в груди.

— Твоя странная подруга тоже в безопасности. Один из моих людей был с ней в той рабочей поездке, в которую она отправилась. Он связывается со мной каждые два дня и сообщает о ее местонахождении.

Это… удивительно мило.

Он не обязан охранять Фэллон, но все равно решил сделать это, даже не спросив меня. Фэллон известна, как моя подруга, но ее работа говорит сама за себя, и у нее довольно много поклонников.

Она не только известный фотограф, но и влиятельный человек в социальных сетях.

— Спасибо. — Я серьезно. Я могу спать спокойно, когда знаю, что мои люди в безопасности. Я выбрала эту хаотичную жизнь, а они — нет. Если с ними что-то случится, это будет на моей совести.

— Я не хочу, чтобы ты меня благодарила. — говорит он резко.

— Тогда чего ты хочешь от меня, Лукан? — Я не понимаю его. — Мы оба уже взрослые, и я ненавижу играть в игры. Я ненавидела их тогда и ненавижу их сейчас. Меня тошнит от этого. Меня тошнит от того, что я все время, черт возьми, сбита с толку. У меня от тебя чертова головная боль

— Раньше. — Он тихо шепчет.

— Что?

— То, что я делал раньше, не сейчас. Я, блядь, сказал тебе, что с меня хватит игр, и с тебя тоже. — Он делает еще один глоток своего напитка и ставит его на место. Жестоко.

— Какие игры? Я не играю в игры, Лукан. — Я могу иногда доставать его и врать, но я не играю в игры. Это все он.

— Играешь, жена, и так чертовски хорошо.

— Видишь? Мы только и делаем, что спорим!

Я поворачиваюсь, чтобы уйти, потому что мне надоел этот разговор, который ни к чему не приводит, когда он хватает меня за запястье и останавливает.

— Не уходи. — Его голос — это то, что меня задевает.

— Я должна.

— Останься со мной на ночь. — Он шепчет почти с отчаянием.

Я потеряю себя в нем, если останусь. Это невозможно не сделать.

Говорят, противоположности притягиваются, но только не мы. Мы так похожи, что это даже пугает, если не считать того факта, что он убивает людей, зарабатывая на жизнь, и все такое.

Из всего, что сделал этот человек, почему то, что он стал Капо, не пугает меня так сильно? Иногда это кажется… захватывающим. Я всегда мечтала о любви, в которой любимый мужчина готов ради меня на все. Убить кого-то, если придется, ради меня, и этот человек сделает это в одно мгновение, ни о чем не жалея. И все же больше всего в моем муже меня пугает его сердце, а не оружие.

Поэтому я открываю часть своей правды.

— Я боюсь. — Это правда. Я боюсь, что это плохо кончится. Боюсь, что то, что мы начали, скоро закончится, и я снова останусь одна, чтобы собирать осколки.

— Меня?

— Влюбиться в тебя.

— Падай, Андреа, клянусь жизнью, я поймаю тебя в этот раз. — Он обещает с таким чувством в голосе.

— Все не так просто. Нам не было просто в те времена.

— Мы едва знакомы, черт возьми, узнай меня получше.

— Я не знаю…

— Черт, ты раздражаешь.

— Подожди, черт возьми, секунду… — Он прервал меня.

— Заткнись и поцелуй меня.

Прежде чем я успеваю отказаться, он поднимает меня за талию и усаживает на пианино.

Разве так уж плохо было бы сдаться?

Да, как только он узнает, что ты продолжаешь врать о Романе, он пустит тебе пулю в лоб и выбросит твое тело в реку Мичиган.

Плохая Андреа.

К черту.

Я сдаюсь.

Мы целуемся страстно, почти отчаянно, словно оба нуждаемся друг в друге, чтобы выжить.

— Черт. — Говорит он, задыхаясь, прежде чем отстраниться и раздвинуть мои ноги, чтобы лучше рассмотреть то, что скрывается между ними.

— Ты, грязная, черт возьми, девчонка. — Он ласкает мои бедра и приподнимает пеньюар, задирая его до самого верха, пока я не оказываюсь полностью обнаженной.

Это я.

Я не надеваю нижнее белье в постель.

Подайте на меня в суд.

Они неудобны.

— Сыграешь мне песню? — спрашиваю я.

— Ты хочешь, чтобы я сыграл? Сейчас?

— Да. — В игре Лукана на пианино есть что-то невероятно сексуальное, как и в том, когда Лукан дерется или рассуждает об искусстве, как скрытый ботаник, которым он на самом деле является.

Просто в нем что-то есть.

Это сводит меня с ума, даже когда я в конце концов ненавижу себя за это.

— Я буду играть для тебя, если ты будешь играть для меня.

— Играть…?

— С собой. — Он поглаживает холодными пальцами нижнюю часть моей правой груди, и от этого по коже бегут мурашки.

— Оххх. — Видите? Сводит меня с ума от потребности, а иногда и от желания задушить его до смерти. Зависит от дня, наверное.

— Буду, если только ты не начнешь ту депрессивную песню, которая играла всего несколько минут назад.

— Что ты хочешь, чтобы я сыграл? — Он наклоняет голову, и я чувствую его горячее дыхание на внутренней стороне моих бедер.