Брошенная. Развод с предателем (СИ) - Усманова Милана

Когда я закончила, она долго молчала. Потом встала, подошла к окну и посмотрела вниз, на снующие машины.

– Мразь, – сказала она тихо, но с такой ненавистью, что я вздрогнула. – Конченая, трусливая мразь. Пятнадцать лет брать от женщины всё: заботу, тепло, поддержку, а потом вышвырнуть её на улицу, как использованную тряпку… – Она резко обернулась. – Знаешь, что меня больше всего бесит? Что я предупреждала тебя. Помнишь? За месяц до твоей свадьбы. «Ань, он эгоист. Ты для него красивая игрушка, не больше». А ты сказала, что я завидую.

Воспоминание больно кольнуло. Да, я помнила. И да, я думала, что она завидует. Дарья тогда только развелась с мужем и была озлоблена на весь мужской пол.

– Прости, – прошептала я.

– Не за что прощать. Ты имела право на ошибку. Теперь ты знаешь правду. И мы будем с этим работать.

Она снова села напротив меня и посмотрела мне прямо в глаза:

– И ты беременна.

Я глубоко вздохнула и кивнула:

– Третий месяц.

Вот оно. Я сказала это. Сказала вслух, и от этого мой секрет стал осязаемым, реальным.

Дарья не ахнула. Она не стала причитать и жалеть меня. Она смотрела на меня так, будто пыталась решить сложнейшее уравнение со множеством неизвестных. Тишина длилась целую минуту. Для меня она показалась вечностью. Я была готова ко всему: к упрекам, к тому, что она скажет, что это слишком сложно, что она не может мне помочь.

Наконец она заговорила ровным, деловым тоном:

– Значит так, расклад такой. Ты бездомная, безработная, почти без денег и с ребенком на подходе, отец которого конченый мудак, не знающий о его существовании.

Она сформулировала это так жёстко и прямо, что у меня снова навернулись слезы.

– Эй, – Даша протянула руку через стол и накрыла мою ладонь. Её рука была теплой и сильной. – Слезы отставить. Ты свое уже отплакала. Послушай меня, Аня. У тебя нет времени на то, чтобы размазывать сопли по дивану. Раньше у тебя была вся жизнь впереди. Теперь у тебя есть шесть месяцев. Шесть месяцев, чтобы построить новую. Для себя и для своего малыша. Встать на ноги, найти работу, снять жилье. Ты меня слышишь?

Я кивнула.

– Ты выпускница консерватории с красным дипломом. У тебя гениальные руки и абсолютный слух. Ты забыла об этом, превратившись в бесплатное приложение к этому подонку. Пора вспоминать. Это твой единственный капитал сейчас. И мы заставим его работать.

Она встала, ее глаза горели какой-то яростной, созидательной энергией.

– Так, план такой. Сначала к врачу. Полное обследование. Нам нужен здоровый пилот этого судна. Потом юридическая консультация. Развод, раздел имущества… Да-да, квартира его, но ты прожила с ним в браке пятнадцать лет, кое-какие права у тебя есть. Параллельно ищем работу: уроки музыки, аккомпанемент, что угодно. У тебя есть руки и мозги, этого достаточно.

Она обошла стол и встала за моей спиной, положив свои узкие ладони мне на плечи.

– А теперь вставай, Бетховен. Эта история только начинается. И закончится она твоей победой. Это я тебе обещаю.

Глава 4

«Вставай, Бетховен».

Слова Дарьи повисли в воздухе, не оставляя мне ни секунды на рефлексию или жалость к себе. Не успела я допить свой остывший чай, как она уже развернула ко мне свой ноутбук, открыв какой-то сайт.

– Так, пункт первый. Врач, – она деловито ткнула пальцем в экран. – Частная клиника «Гармония». Три квартала отсюда. Отзывы хорошие. Я запишу тебя на одиннадцать.

– Даш, постой, – я попыталась возразить. – У меня нет таких денег…

– У меня есть, – отрезала она, уже вбивая мои данные в форму записи. – Считай это инвестицией в наш проект. Нам не нужны очереди в районной поликлинике, хамство регистратуры и риск подцепить там еще какую-нибудь заразу. У нас нет на это ни времени, ни нервов. Твоя задача – сохранять спокойствие. Это приказ. Иного ты сейчас не поймёшь, а моё сочувствие выбьет остатки почвы у тебя под ногами. Потому без обид. Либо ты веришь мне, либо тебе придётся поехать к родителям. А им уж точно не нужен такого масштаба стресс.

Я сглотнула вдруг ставшей вязкой слюну и судорожно кивнула. Как же Дашка права, и ни в коем случае не стоит меня жалеть, иначе я сорвусь в истерику, которая ничем хорошим для нас с малышом не закончится. И так едва держусь.

В итоге я тихо сидела и молча смотрела, как пальцы подруги летают по клавиатуре. Она была похожа на диспетчера в центре управления полётами, берущего на себя управление падающим самолётом. Через минуту на почту пришло подтверждение записи.

– Готово, – она захлопнула ноутбук. – Теперь пункт второй. Работа.

Она встала и подошла к принтеру, уже выплюнувшему лист бумаги. На нем крупными буквами было напечатано: «Уроки фортепиано. Выпускница консерватории с красным дипломом. Индивидуальный подход к ученикам любого возраста. Возможен выезд на дом».

Выезд на дом. А у меня сейчас нет дома. От этой мысли к горлу снова подкатила тошнота.

– Я не смогу, Даша.

– Сможешь, – она положила передо мной этот лист, как ультиматум. – Аня, пойми. Жалость – это роскошь. У тебя её сейчас нет. У тебя есть ты, ребенок внутри тебя и твой талант. Всё. Это твой стартовый капитал. А теперь иди умывайся и приводи себя в порядок. Через час выходим.

Клиника «Гармония» пахла антисептиком и деньгами. Тишина, вежливые девушки на ресепшене, удобные диваны. Все это было из другого мира, из мира, где у людей были проблемы, которые можно было решить за деньги. Мои проблемы казались мне вселенскими и нерешаемыми.

Меня вызвали в кабинет почти сразу. За столом сидел мужчина лет сорока пяти, с приятным, спокойным лицом и уставшими глазами. На его бейдже значилось: «Соколов Дмитрий Андреевич».

– Здравствуйте, Анна, – сказал он, и его голос, тихий и глубокий, сразу расположил к себе. – Присаживайтесь. Что вас беспокоит?

Что меня беспокоит? Хотелось рассмеяться. Меня беспокоит, моя разрушенная жизнь. Что меня выгнали из дома. Что я не знаю, на что буду жить завтра. Что я беременна в сорок два года и совершенно одна.

– Меня… сильно тошнит по утрам, – сказала я вместо этого. – И я хотела бы подтвердить беременность и встать на учет.

Он кивнул, открывая новую тоненькую медкарту с рисунком в виде силуэта беременной на лицевой стороне.

– Хорошо. Срок последней менструации помните?

Я назвала дату.

– Значит, у нас примерно двенадцать-тринадцать недель. Давайте посмотрим детальнее.

Этот момент я боялась больше всего. Лежа на кушетке в чужой одежде, я чувствовала себя невероятно уязвимой. Дмитрий Андреевич работал молча и сосредоточенно. Он нанес холодный гель мне на живот и стал водить датчиком. Я затаила дыхание.

– Так… – сказал он наконец. – Вот он, ваш пассажир. Сердцебиение ритмичное, четкое. Хотите послушать?

Он нажал какую-то кнопку, и кабинет наполнился гулкими, быстрыми, мощными ударами. Тук-тук-тук-тук. Это был самый прекрасный звук, который я когда-либо слышала. Он был реальнее и важнее любой проблемы. Это была музыка самой жизни. Моей жизни. Жизни моего ребенка. Я не выдержала и заплакала.

– Это нормально, – мягко сказал доктор Соколов. – Гормоны. Да и вообще.

Он повернул ко мне монитор. Я увидела на экране маленького человечка. Он был уже не просто пятнышком. У него были крошечные ручки, ножки, большая голова. Он шевелился. Он был живой. В этот момент я поняла, что все не зря. Что я выдержу. Ради него.

– С ним все в порядке? – спросила я, вытирая слезы.

– На данном этапе абсолютно. Развивается по сроку. Но, Анна, я должен вас предупредить. – Врач снова стал серьезным. – Ваш возраст и, как я вижу, ваше эмоциональное состояние – это факторы риска. Вам сейчас нужен покой, как воздух. Никаких стрессов. Полноценное питание, витамины. Гулять. Слушать хорошую музыку.

При словах «хорошая музыка» я снова чуть не разревелась.