Луэлла Стинбоу - Старинная легенда
— Да, особенно в такие минуты. Вот почему я держу в штате такого разгильдяя как Робби. Он-то никогда не забудет заказать пиццу или сбегать за хот-догами.
— Так, для справки: а в какой валюте ты ему платишь? В серебряных кольцах для носа?
— И в них тоже. И еще — индивидуальным инструктажем во всем, что касается документальной съемки. Ты, небось, на его видок купился? А внешность, между прочим, обманчива. Робби с отличием закончил калифорнийский университет Хьюстона по классу кинематографии, сейчас — там же в магистратуре.
— Мог бы для разнообразия прослушать курс по профессиональному имиджу, — проворчал Катберт, вытягивая ноги.
— Многим это бы не помешало. Вот взять, например, тебя. Когда я впервые тебя увидела, — в потертых джинсах и соломенной ковбойской шляпе, — мне и в голову не пришло, что я имею дело с главным инженером.
— Ты имеешь в виду тот день, когда с утеса съехала? Надо сказать, что и твоя внешность тоже изрядно вводила в заблуждение. Любой бы счел тебя легкомысленной богемной натурой со склонностью витать в облаках.
— Во-первых, ни с какого утеса я не съезжала. Это несчастный случай, а не промах неумелого водителя. Во-вторых, если мне не изменяет память, именно такой богемной особой ты меня и счел.
Вот теперь разговор принял именно тот оборот, когда уместно было сообщить Джиллиан, что, возможно, этот несчастный случай был подстроен. А Катберт к тому и вел. За тоном его, нарочито небрежным, скрывался тонкий замысел: инженер заранее просчитал каждую фразу, каждую реплику. Ему ужасно не хотелось испугать Джиллиан, чтобы в глазах у нее снова возникло это загнанное, отчаянное выражение. Не то, чтобы сейчас Далтон смог бы увидеть эти огромные фиалковые глаза, но он отчетливо помнил прошлый вечер и ее искаженное мукой лицо.
Но едва инженер открыл рот, собираясь рассказать ей о зарубках на камне, когда сама природа свершила то, чего он усиленно пытался избежать. Оглушительный раскат грома перепугал его спутницу едва ли не насмерть.
Небо словно раскололось. У самого окна вспыхнула, рассыпаясь искрами, ослепительно-яркая молния. Тесная комнатушка озарилась мертвенно-белым светом. Джиллиан взвизгнула не хуже баньши и весьма убедительно изобразила барсука, попытавшись зарыться в Катбертову рубашку.
Далтон обнял молодую женщину за плечи, успокаивая, поглаживая по спине, чуть заметно морщась, когда локоть ее, точно бурав, впился ему в бедро. Гулкий раскат гром прогрохотал в скалах — и угас где-то вдали. И Катберт ободряюще похлопал спутницу по плечу: дескать, все, отбой.
— Все в порядке, Джиллиан, все в порядке…
— Это ты теперь так говоришь! — пробормотала она невнятно, по-прежнему зарываясь лицом в его рубашку. — А минуту назад поминал про двадцать миллионов ампер!
— Двадцать тысяч.
— Да сколько бы ни было!
Возможно, Катберт со временем и убедил бы ее оторваться от спасительной рубашки, если бы в это самое мгновение не хлынул дождь. Тот самый ливень, который собирался весь вечер, да вот, наконец, и собрался. Небо словно прорвало! Непроницаемая стена воды отгородила пещеру от окружающего мира. Завывающий ветер, словно насмехаясь, сбил в сторону тугие струи и щедро плеснул в окно.
Если растешь рядом с тремя весьма изобретательными на мелкие пакости братцами, вырабатывается условный рефлекс. Катберт мгновенно откатился от окна и водяных брызг, прихватив с собою и Джиллиан.
И в результате каким-то непостижимым образом Джиллиан оказалась у него на коленях. Сам Катберт так и не смог бы сказать с уверенностью, нарочно ли он это подстроил или все вышло по чистой случайности. Но, как бы то ни было, молодая женщина поменять положение и не подумала. Осталась где была, упираясь плечом ему в грудь, а влажный шелковистый локон слегка щекотал ему нос.
И Катберт решил про себя, что с сообщением о зарубках на камне можно и подождать. Сейчас он просто согреет Джиллиан, поделится с нею теплом, чтобы унять, наконец, эту дрожь, вызванную испугом или холодом, пришедшим с дождем и темнотой.
Однако благие его намерения просуществовали ровно столько, сколько времени потребовалось Джиллиан, чтобы устроиться у него на коленях поудобнее. Тела их соприкасались ровно в тех местах, в которых соприкасаться не следовало. Не прошло и двух секунд, а Катберт, что совсем недавно сидел спокойно, расслабившись, закаменел и напрягся.
Джиллиан просто не могла этого не заметить. Она снова пошевелилась, — вызвав тем самым цепную реакцию. Ударилась макушкой точнехонько ему в подбородок, впилась локтем в то же многострадальное бедро, а грудью прильнула куда-то чуть выше солнечного сплетения, так что Катберт напрягся еще сильнее.
Упершись ладонями ему в грудь, Джиллиан чуть приподнялась, села прямо. В темноте Катберт почти не различал ее лица, слышал лишь частое, прерывистое дыхание. Инженер отчаянно пытался измыслить какой-нибудь способ выпутаться из неловкой ситуации, списать все на грозу и холод, как вдруг послышался голос Джиллиан, — тихий, вымученный, чуть срывающийся.
— Катберт?
— Да?
— Прошлой ночью, у водопада…
В комнате воцарилась напряженная тишина. Катберту приходилось осторожно подбирать слова и интонации, — тем паче что в горло словно вонзались острые раскаленные иглы.
— Что прошлой ночью у водопада?..
— Мне хотелось, чтобы ты меня поцеловал. Почти так же сильно, как сейчас хочется.
Только призвав на помощь всю свою силу воли, Катберт обуздал неуемное желание тотчас же поступить по ее слову.
— В этой фразе мне явственно послышалось «но».
Нежные ладони легли на его щеки. Лицо Джиллиан смутно белело во тьме опалово-бледным овалом.
— Но я не хочу тебя обманывать. Когда я говорю: тебе не о чем тревожиться, я не стану повторять ошибок десятилетней давности, — верь мне, пожалуйста! Я не стану влюбляться в тебя по уши, только потому, что я… потому, что мы… — Она обреченно, прерывисто выдохнула. — Словом, вот поэтому.
В силу уж совсем непостижимых причин, торжественные уверения Джиллиан в том, что она ни за что в него влюбляться не станет, Катберта больно задели. Да Бога ради, на что ему сдались всякие там влюбленности! До сего момента ему хотелось одного: чтобы тела их сплелись, чтобы она ощутила его тяжесть, а он — слушал, как она задыхается, и постанывает, и вскрикивает в упоении восторга.
Но теперь ему требовалось большее… хотя он понятия не имел, что именно, и под угрозой казни не ответил бы, — ведь нежные, влажные губы и нетерпеливые руки Джиллиан мешали ему сосредоточиться, сбивали с толку, лишали самообладания.
Позже, решил про себя Катберт. Позже он разберется с этим иррациональным откликом на ее слова. А сейчас, когда Джиллиан прильнула к нему, и жадные ее губы — на его губах, мыслить здраво он не в состоянии. Да и кто бы на его месте сохранил ясность рассудка?
