Кристина Щукинская - Лабиринты
- Ксюш, прости, - проронил тот, - совсем из колеи выбит, не знаю, что творю. Не бойся меня. Я не буду больше об этом. - Он замолчал, отводя взгляд в сторону. Спустя пару секунд вновь посмотрел на девушку, произнес совершенно иным тоном: - Давай, я постелю тебе в спальне, а сам лягу на диване?
- Не надо. Мне и тут хорошо. Костя, расскажи мне о Вадиме. Как вы познакомились? Я ведь почти не знаю его прошлое. Каким он был?
- Таким, как ты его узнала - бешеным, безрассудным. Всегда заступался за меня во дворе перед старшими пацанами. Я на три года младше, вечно с книжками ходил из библиотеки, а банда дворовая меня поджидала, чтобы поиздеваться. Вадик в драку лез не раздумывая. Не терпел несправедливость. Потом он поступил в театральное, я следом за ним... А теперь худрук хочет мне роль его отдать, а я не могу. Такое ощущение, что место его занимаю, - Костя сделал паузу, собираясь мыслями. Добавил: - Он очень любил тебя, Ксюша. Ты была для него последним испытанием. Сам мне сказал однажды. Просил присмотреть за тобой, если вдруг с ним что случиться. Чувствовал он, что уйдет, последние полгода. А я не верил ему, смеялся.
Ксения покачала головой, тяжело вздыхая. Вадим предельно ясно дал понять, чем являются их отношения. Никакой романтики и прочей выспренней чуши, которую пишут в романах. Лишь неприкрытые желания, опаляющая страсть... Любви не существует в подобных парах, пора давно это понять и привыкнуть. Волшебство достается лишь женам. Но чувство, которое поднялось откуда-то из глубин, вошло в сердце острым осколком льда, заставило его очередной раз кровоточить. Ксения зажмурилась, чтобы отогнать ненужные и причиняющие боль мысли.
- Костя, не надо об этом. Я не знаю, что было между нами, и не хочу уже знать. Я скучаю, не могу поверить, внутри все разрывается, дышать трудно. Еще Андрея увидела, показалось сначала, что...
Голос сорвался, но слезы, как оказалось, имеют свой лимит, который уже исчерпан. Из уставших и припухших глаз не показалась влага, и Ксении показалось, что там остался лишь песок, который резал лучше острого ножа.
- Ксюш, - Костя вновь провел рукой по ее волосам, - нужно время. Звучит глупо, ты сейчас в это не веришь, время всё расставит на свои места. И Андрюшка парень, конечно же, хороший, я его с рождения знаю, но от Вадима в нем практически ничего нет. Может быть, только голос. Он другой совсем, более мягкий, нет в нем бесшабашности, ищущей натуры. Не найдешь его отца там, даже не пытайся.
- Я и не собиралась. Вадима ничто уже не вернет, - она вздохнула. - Только мне еще предстоит понять это, не ждать звонка, не выглядывать его машину, стоя на ступеньках университета, не аплодировать, глядя на сцену...
- Ксюш, я с тобой, сколько нужно, - произнес Костя.
- Спасибо, - искренне прошептала Ксения, стараясь не встречаться с ним взглядом.
Слишком много потрясений произошло за столь краткий срок. И пусть Меркулов пока ничего не просил, ничего не требовал взамен, но между ними уже образовалась стеклянная преграда, готовая треснуть в любой момент и поранить острыми осколками. Ксении не хотелось терять друга, который в нынешних обстоятельствах оставался единственным близким человеком в большом и таком холодном городе.
Если раньше она думала, что не сможет существовать в мегаполисе, зная, что Вадим ездит по улицам, ходит по тротуарам без нее, то сейчас она пошла бы на любое безумство, заключила бы сделку с любой силой, лишь бы он просто был, дышал с ней одним воздухом, косо улыбался и с интересом рассматривал поклонниц, дарящих цветы на ступенях театра.
Но, увы, это было, конечно же, не возможно. Пора смириться, принять, но не забыть. Да и как можно выбросить из памяти мужчину, от прикосновений которого она сгорала, словно ведьма на костре? Того, кто дал пьянящее чувство свободы, помог стать собой, наплевав на все общественные ограничения и порицания? Ответов не было.
Ксения легла, свернулась калачиком, притянув колени к груди, закрыла глаза. Девушка почувствовала, как Костя накрыл ее теплым пледом, еще раз провел рукой по волосам, но это уже было не с ней, осталось с другой стороны реальности. Удивительно, но сон мгновенно забрал ее с собой, увел по тайным тропам. Ксении удалось забыться, не думать о том, что принесет ей новое утро, и как начинать жить заново, возвращаясь к суетным делам и заботам. Ее поглотила липкая вата забытья.
========== Поворот девятый ==========
Тревога ушла на покой вместе с болью.
Чего бы хотеть - завтра все будет хуже.
И каждые новые сутки по счету -
Серы и мокры, как осенние лужи
Пять дней прошли, словно в чаду, не оставив в памяти видимых различий между собой, соединившись в один сплошной ком. Ксения просто лежала на диване, смотрела в одну точку, пытаясь понять, как существовать дальше в городе, где нет больше Вадима, а есть лишь серое небо, плачущее дождями, люди, несущиеся по улицам сплошным потоком, лужи на асфальте и мелочные дела, складывающиеся в основу бытия. Ей предстояло вновь вернуться к прежнему ритму жизни, но апатия по-прежнему не уходила, сдавливала сердце бетонной плитой.
Костя пытался растормошить интерес к происходящему, завязывал с ней пустопорожние беседы, лишь бы она не замыкалась в себе, однако Ксения лишь безучастно кивала в ответ. Вместо каких-либо связных мыслей у нее в голове царил хаос из обрывочных воспоминаний: жаркий шепот, неистовые ласки, сладкая истома и трепет тела, лукавство, затаенное в синих глазах и иглы крошеного льда в пристальном взгляде. Вадим заполнил всю ее суть, как прежде. Но сейчас он был призраком, бестелесным духом, который не мог прийти, вновь наполнить смыслом будни.
Метлицкий, как бриллиант, на гранях которого всеми цветами играет радуга, раскрашивал жизнь, каждый раз удивлял, наполнял невообразимыми чувствами, зачастую полярными, противоположными и пугающими, но всегда яркими. И вот, с его уходом окружающий мир стал блеклым, как дождливый сентябрь, накрывший Москву сыростью и опавшей бурой листвой.
Ксения сидела у окна, водила пальцем по стеклу, следила за дождевыми каплями, медленно стекавшими на козырек подоконника с обратной стороны. Она наблюдала, как деревья роняют листья, на неровном асфальте образовываются лужи, а в песочнице мокнет забытый кем-то из ребятни плюшевый мишка.
Плакать сил больше не было. Казалось, что в глазах вместо слез застыли острые кристаллики льда, царапавшие веки, оставляющие рваные раны на сердце, которое по-прежнему гнало теплую кровь по венам.
