(не)любимая (СИ) - А Ярослава

- Быть может….

- Ты неисправима, Оля. Что за фантазии?

Молчу, думая о том, что Максим, возможно, прав и в новом доме нам будет удобнее, но сердце при этом болезненно ноет. Незаметно тру левую сторону груди и ласково глажу Фифи по мягкой шерсти.

Что толку думать о том, что еще не произошло?

Столько времени еще впереди…

На следующий день в наш единственный выходной, мы все встаем пораньше.

Я готовлю вкусный и полезный завтрак. Дарине овсяную кашу с фруктами, а нам с Максим яичницу с тостами.

Сегодня наша принцесса странно себя ведет.

Не просит пельмени.

Не вредничает.

С загадочным видом, лопает свою кашу, а потом заявляет мне:

- Не хочу туда ехать!

Последние недели у нее произошел резкий скачок по части развития речи. Это радует и немного пугает одновременно, потому что Дарина говорит все, что взбредет в голову. А мысли у нее не всегда радужные.

- Почему? Ты не хочешь увидеть бабушку?

- Он злой! - ей еще трудно даются окончания слов, и она постоянно путает их.

- Не он, а она, - мягко поправляю я и добавляю, - А бабушка по тебе соскучилась. Она тебя очень любит.

Девочка дарит мне взгляд из серии «что-то я сомневаюсь»

- А давай мы оденем то красивое розовае платье. Ты в нем, как принцесса. Бабушке точно понравится. Вот увидишь!

Дарина какое-то время думает, а после соглашается.

Я подозреваю, что согласие ее связано не сколько с желанием увидеть бабушку, а покрасоваться в новом платье. В этом, конечно, нет ничего плохого. Платье и вправду очень красивое, а на улице сегодня очень теплая и солнечная погода.

После завтрака мы долго наряжаемся.

Я одеваю привычные джинсы с толстовкой, а вот Дарина долго крутится перед зеркалом, модничает. Я заплетаю ей красивые косы, прицепляю бантики.

- Я Пинки, - заключает Дарина и трогает на груди эмблему со своим любимым пони.

- Девочки, вы так еще долго? - заглядывает в комнату, уставший нас ждать Макс.

- Одну минуточку! - кричит ему Дарина, копируя любимую интонацию Марго.

У девочки сейчас новое развлечение. Она любит готовить фразами из мультиков, или копировать других людей. Необычно. Но у Дарины вообще ничего обычного не бывает.

До дома моей бывшей свекрови мы доезжаем быстро - буквальо за десять или пятнадцать минут.

Мы с Даринкой выбираемся из машины, я и тут я вспоминаю слова Макса о «холопе»

- Может с нами пойдешь? - предлагаю я.

- Нет, - качает головой он, - Я лучше в магазин. Позвонишь, как освободитесь.

- Мы не долго.

Он уезжает, а мы неуверенными шажочками идем в сторону высокого кирпичного забора, за которым стоит огромный особняк семьи Даниловых.

Когда-то здесь на воротах дежурил охранник.

Сейчас же кирпичная будка пуста и ворота приоткрыты.

Я иду, едва передвигая ноги.

Неприятные эмоции вызывает у меня это место.

Никогда в этом доме мне не были рады, всегда унижали и оскорбляли.

Эмоции, конечно, подтерлись за такое количество лет, но память осталась.

Была бы моя воля ни за что не переступила больше в жизни порог этого дома, но Антонина Михайловна бабушка Дарины и, конечно, имеет право видеть внучку. Тем более, что родителям похоже глубоко фиолетово, где и как живет их дочь. Ведь за все то время, что девочка находится у меня никто из них так и не приехал. Игорь пару раз звонил и даже перевел деньги на содержание дочери, а вот Влада будто и вовсе забыла, что у нее есть ребенок.

С тяжелым сердцем я поднимаю руку и негромко стучу в дверь.

Нам долго не открывают.

Это заставляет меня нервничать и на каком-то особом ментальном уровне чувствовать незримый подвох.

Дарина вертится на месте, тянет меня за руку.

- Потерпи немного, - уговариваю я, - Сейчас нам откроют.

Не успеваю я это сказать, как дверь и вправду распахивается, и на пороге появляется высокая, крепко сложенная женщина с гладким пучком темных волос.

Вероятно, сиделка.

- Здравствуйте, - выдавливаю из себя натянутую улыбку, - А мы по приглашению Антонины Михайловны.

Женщина переводит взгляд с меня на Дарину.

- А! - догадывается она, - Вы бабушку проведать?

- Да-да.

- Проходите-проходите, - поспешно отходит она в сторону, - А мы с Антониной Михайловной вас заждались уже.

Снимаем у порога куртки, переобуваемся в предложенные тапочки и идем вглубь дома.

Странное дело, но за много лет, в этом доме ничего не изменилось.

Все та же броская роскошь убранства, разве что какая-то поблекшая за давностью лет.

- Вы проходите в большую комнату, - машет женщина в сторону зала, - Мы сейчас приедем.

В зале богато накрыт стол.

Чай, конфеты, торт.

Дарина сразу же бросается за конфеты.

- А руки ты мыла? - выразительно смотрю на нее.

Та морщит нос: конфеты мы хотим, а руки мыть не очень.

- Ты же знаешь где здесь ванная. Сходи и сама помой. Ты же большая девочка?

Разумеется Дарина, как и любой другой ребенок не считает себя малявкой.

Она большая!

А значит надо соответствовать.

Вздыхает и плетется в сторону кухни. Если мне не изменяет память, то там гостевая ванная.

Как только девочка скрывается за поворотом, я тихо выдыхаю скопившееся напряжение.

Хочется уже поскорее пережить этот визит и уйти.

Вскоре возвращается Дарина, и почти сразу же в комнате появляется сиделка, что катит перед собой инвалидное кресло с Антониной Михайловной.

- Ну, я вас оставлю ненадолго, - мягко улыбается женщина и обращается ко мне, - Могу я вас попросить разлить чай?

- Да-да, конечно, - отзываюсь, а сама напряженно смотрю на Антонину Михайловну.

Та молчит.

Смотрит то на меня, то на Дарину.

Поразительно, как болезнь меняет людей.

Я надеялась, что женщине с такой силой духа и упрямством, как у госпожи Даниловой, будет под силу восстановиться.

Но, увы…

То, что я вижу перед собой это лишь бледное подобие той блистательной Антонины Михайловны.

Да на ней все те броские драгоценности, довольно яркий и искусный макияж, прическа, элегантный трикотажный костюм, но…

Ничто не может скрыть перекошенные мышцы лица, потухший взгляд и удушающий флер больного тела вперемешку с лекарствами.

Она умирает…

Мучительно и неотвратимо.

И мне от этого осознания очень не по себе.

Ведь, когда-то, давно-давно, находясь в отчаянии и безумии я желала ей смерти.

И теперь это воспоминание рваным комом горькой вины тревожит душу.

- Да-ри-на, - слова даются женщине с трудом, - По-дой-ди.

Девочка подходит с опаской.

Отвыкла она от бабки.

Она и раньше-то не особо ее жаловала, а сейчас, когда та в инвалидном кресле и того больше.

Антонина Михайловна осторожно, с трудом ворочая языком во рту задает Дарине какие-то вопросы. Та не особо хочет отвечать и по обыкновению молчит, считая разглядывание пони на юбке своего платья гораздо более интересным занятием.

Я разливаю чай и даже немного расслабляюсь, как вдалеке дома громко хлопает дверь, затем раздаются быстрые стремительные шаги и громкое:

- Мама, Любовь Борисовна! Я дома!

Я застываю с чашкой чая в руке, обращая свое внимание на двери, где в следующее мгновение появляется Игорь.

Высокий, красивый, несущий в себе, какой-то непостижимый заряд позитивной энергии. Он широко улыбается и первым делом подходит ко мне:

- Привет, Оля, - мягко говорит он, - Рад тебя видеть.

Я, скупо киваю в ответ, слишком ошарашенная его появлением.

- Папа! - кричит Даринка и бежит к отцу.

Его она любит.

Наверное, даже больше, чем меня.

В грудине больно отдается укол злой ревности.

Я не должна думать об Игоре плохо, но отчего-то не получается.

Его присутствие здесь поднимает в душе ядовитую волну боли и ненависти, к этому человеку. Те чувства, что когда-то отпустили, болезнью возвращаются.

Как он может так легко и радостно улыбаться дочери, на которую по факту забил?