Будешь моей (СИ) - Романова Наталия

Олег перевёл взгляд на Таню, которая сидела в зарослях сочной травы, чудом не прибитых стройкой, и плела венок из ромашек, от усердия высунув кончик языка.

Твою мать, невеста…

Ну что? Нормально. Одну жену угробил, можно вторую брать. Как там, Иулия? Юля, выходит?..

Вляпалась ты, Юленька, по самые помидоры.

* Педоморфные триггеры — это некоторые особенности внешнего вида и поведения животных и людей, которые вызывают желание заботиться, помогать, умиляться, любить.

Глава 20. Тина

Начинать разговор самой не пришлось. Митрофан приехал на ужин, задержался, беседовал с отцом, старшими братьями, потом отозвал меня в сторону:

– Прогуляемся, Иустина?

Я глянула на отца, тот показал взглядом, чтобы шла, позволяет. Сашу бы в жизни не отпустил с Ефимом, тот бы и не посмел на ночь глядя звать невесту прогуляться. И где гулять-то?

Вокруг глухая тайга. С одной стороны луг, круглосуточно источающий травянистый аромат. С другой глубоководная река плещется о мостки. С третьей дорога, подходящая к воротам, убегает вдаль.

Понуро пошла следом за Митрофаном, стесняясь своего неприглядного облика. Однотонная рубашка с длинными рукавами, тёмно-серая юбка до середины икр, разношенные балетки. Волосы в косу собраны, без грамма косметики, привычных духов, ещё и косынка на голове. Отвыкла от такого внешнего вида, нравилось наряжаться, носить модное, красивое.

Митрофана не интересует, как я выгляжу, в корове важен удой, а не внешность, – «приободрила» я себя.

– С отцом твоим говорил, знаешь, наверное, – начал Митрофан, вопросительно посмотрев на меня.

– Знаю, – кивнула я, глядя на реку в лучах заходящего солнца.

Другого берега почти не видно, есть он, нет…

Вдали высокий утёс, заросший непроходимым лесом, чуть поодаль песчаный берег, похожий на гостеприимный пляж, вот только никто там никогда не купался. Сельским далеко, нам непозволительно.

– Неволить тебя не хочу, – спокойно продолжил Митрофан, – если против, скажи сразу, обиды держать не стану.

– Не против, – выдавила я, покосившись на крепкую мужскую фигуру.

Может, права поговорка, стерпится – слюбится? Не на пустом же месте она возникла… Народная мудрость не ошибается.

– Ты не бойся, не обижу, – продолжил тем временем Митрофан. – Лука Тихонович говорил, что ты в программу хочешь попасть… докторскую какую-то.

– Хочу, – снова выдавила я, нахмурившись. – «Земский доктор» называется. Квартиру дают или деньги на съём, единовременное пособие…

– Съездим на следующей неделе, разузнаем вместе. Если понравится тебе, я не против переезда. Деньги на новое жильё у меня есть, что там предложить-то могут, – небрежно махнул он рукой. – Здесь можно продать, там построить… – продолжил рассуждать Митрофан. – Сестру ты хотела забрать? Не возражаю, пусть с нами живёт. У меня трое ребятишек, ты знаешь. Если ты моих примешь, то и я Ангелину приму. Общие пойдут. В доме, где детей много – счастье. Я всех прокормить, в люди вывести смогу. Прибыльное ремесло в руках.

– Расскажи… те о детях? – чуть заикаясь, попросила я.

– Расскажу, только называй меня на «ты». Неловко как-то… выкаешь, будто я старый совсем или важный какой, – мягко улыбнулся Митрофан, внимательно глядя на меня.

– Расскажи, – поправилась я.

– Старшей семь в сентябре будет, в школу в этом году пойдёт. Василиса. Послушная, помощница моя первая, если по дому что надо, всегда сделает. Роману пять исполнилось – вот он хулиган, дня не проходит, чтобы не набедокурил, не влез куда-нибудь, – улыбнулся Митрофан. – Ругаю, конечно, наказываю, только мальчишка и есть мальчишка, что с него возьмёшь, – усмехнулся по-доброму. – Сестра говорит, лупить надо, от жопы до головы самый короткий путь, а я гляну на ту «жопу», что там бить-то? – Показал на свою широкую, увесистую ладонь. – Младшему год недавно справили, что про него рассказывать? Ест, спит, ходить начал… шкодничает. Вовчик. Владимир. Ты не бойся, Иустина, я не собираюсь полностью на тебя детей повесить, помогать во всём буду. Я, знаешь, всему научился… – с небольшим надрывом, который постарался скрыть, сказал Митрофан.

– Познакомишь? – попросила я.

– Обязательно познакомлю, – кивнул Митрофан.

Мы пошли вдоль берега по плохо протоптанной тропинке, здесь мало кто ходил, иногда рыбаки – знакомые отца – причаливали у деревянного пирса напротив нашего дома, выгружали улов.

Солнце неумолимо опускалось в воду, окрашивая тёмную гладь в ярко-оранжевый, почти огненный цвет.

Такой же был, когда я поехала с Олегом на озеро, и он целовал меня на фоне заката, обещая так много, не исполнив в итоге ничего.

Хотя… ничего он не обещал. Сама выдумала, как идиотка.

Не «как», самая настоящая идиотка. Ещё считала, что умнее Зои. Ей Стас обещал, у неё были причины верить, а у меня… что было у меня? Секс, суши, шампанское, кальян?

Ни слова о любви, о будущем.

Самой-то не противно от себя, Иустина? Теперь Иустина. Побыла Тиной, достаточно, за всё в жизни приходится платить.

Твоё настоящее будущее идёт рядом. С ощутимой любовью рассказывает о своих детях, интересуется твоими планами, в расчёт их берёт, готов жизнь свою менять ради этого. Гелю согласен взять. Нет никаких сомнений, всё исполнит, что обещает.

Потому что такие мужчины слов на ветер не бросают, некогда им лясы точить, глазами стрелять, они делом занимаются. Жизнь у них одна, честная, без двойного дна, лицемерия, лжи.

Так хотелось думать, верить в это хотелось.

– В гости позвать тебя хочу, послезавтра, как раз пост закончится, – спокойно сказал Митрофан. – Посмотришь, как я живу, может, поменять что захочешь. Если и вступим в программу, – про себя я отметила, что он сказал во множественном числе «вступим», будто уже разделял со мной мою жизнь, трудности, взлёты и падения, брал на себя сложные решения, – всё равно первое время там жить будем. Ремонт какой захочешь или ещё что, до осени сделаю, – пообещал он твёрдо.

– Не знаю, отпустит ли отец, – буркнула я.

Раньше меня не отпускали, не то что к парням в гости, об этом речи быть не могло, к девушкам. Только в семьи нашего согласия, чтобы на меня посмотрели, я кого-то приглядела, обязательно под присмотром взрослых. Те из зоны видимости молодых не упускали, ни ребят, ни девочек. Всех строго блюли, без оглядки и исключений.

– Чего ж не отпустит? – улыбнулся Митрофан. – Сашу к Ефиму не отпустит. И у Ефима родители не поймут, если отпустит. Всё по правилам быть должно, по традициям. А мне кто указ? – пожал он плечами. – Никакой крамолы в том, чтобы нам познакомиться ближе, не вижу. Хозяйке дом понравиться должен, к детям приглядеться надо, им к тебе… На следующей неделе думаю тебя с сестрой в райцентр взять, в парк. Бывала Ангелина в парке?

– Нет, – покачала я головой.

Праздность – грех.

Веселье отвлекает от молитвы.

– Свожу, – уверенно ответил Митрофан.

– Не грех разве? – пытливо посмотрела я жениха.

– Она ребёнок, какой для неё в веселье грех? Детям в этом мире жить, он не только из поста, молитвы и труда состоит, но и из соблазнов. Если взрослые не покажут, не научат бороться, зло от добра отличать, то не успеет выпорхнуть из родительского дома, таких грехов нахватается, что до конца дней не отмолить будет. В изоляции жить не получится, значит, нужно узнавать, что за пределами своего согласия происходит. Аккуратно, чтобы лишнего не увидеть, но узнавать. Иначе беда…

Вскоре окончательно стемнело, на небе медленно проступали звёзды, оседая на шпилях высоких кедров. Качались там, переглядывались, подмигивали. В детстве я думала, что звёзды живые, и в такие ночи они разговаривают.

Митрофан проводил меня до крыльца, попрощался, едва прикоснувшись к руке, сразу же ушёл, захлопнув за собой калитку.

В доме, сидя на табурете, положив руки на колени, сидела тётя Тоня, кинула на меня вопросительный взгляд, отчего-то тяжело вздохнула, спросила: