Неверный муж моей подруги (СИ) - Хаан Ашира

Игорь вернулся к вечеру, но отложил серьезный разговор до момента, когда дети уснут, и я разрешала им раз за разом запускать одну и ту же серию «Маши и медведя», лишь бы оттянуть этот момент как можно дольше.

Книгу я так и забыла в машине у Германа.

Но она ждала меня на столе в турагентстве, когда я приехала туда в понедельник.

Тогда. Как тебе повезло, Лана!

Есть вина, которую, кажется, невозможно искупить.

Не потому, что случилось что-то ужасное, неисправимое.

А потому, что эта вина накрывает черной тенью всю жизнь.

С детьми ничего не случилось — но то, что случиться могло, превращало меня в настолько ужасного человека, что я чувствовала себя не достойной обычных человеческих радостей.

Последняя неделя перед Новым Годом всегда была самым праздничным, хоть и суетным временем. Запах мандаринов, огоньки на елках, первые подарки, еще не надоевшие украшения…

Макар с Никитой написали уже примерно семь или восемь писем Деду Морозу, Санта-Клаусу, Святому Николаю, Йоллопукки и на всякий случай Гринчу. Они опускали их в почтовые ящики, прятали в морозилку, выбрасывали в форточку и рвали на мелкие клочки. Разнообразие казней для писем должно было помочь дойти до ушей волшебных дедушек просьбе взять их юнгами — для начала! — на настоящий пиратский корабль.

Игорь пытался привить сыновьям рациональное мышление и доказывал, что пиратов, командующих парусниками с «Веселым Роджером» в качестве флага, в наше время не существует. Даже показывал фото настоящих сомалийских пиратов на заплатанных надувных лодках и с автоматами. Но это не помогало. Дети были уверены, что уж парочка пиратских парусников по миру точно скитается. Как раз, чтобы им хватило. На одном — капитан Никита, на другом — капитан Макар.

Под высокой, до потолка, елкой, наряженной в гостиной, копились разнокалиберные коробки, завернутые в яркую бумагу. Каждый раз, как дети заглядывались на рекламу нового набора «Лего», выставленную в витрине книгу — о пиратах! — или какую-нибудь канцелярскую мелочь, одной-двумя коробками становилось больше. Мы готовились к грандиозному разочарованию, когда первого января в воды Москва-реки не войдет парусник под черным флагом.

Иной раз я обнаруживала сверток, украшенный ленточкой, к упаковке которого была не причастна. Даже понимая, что это — подарок для меня, все равное не чувствовала предвкушения праздника.

Я чувствовала себя наказанной.

Не заслуживающей подарков, не заслуживающей пирожных, ожидающих в холодильнике, не имеющей права на радость вообще.

Стоило мне забыться и улыбнуться седому оленю, везущему Герду на Северный Полюс, выставленному в торговом центре, или мальчишке, что пытается допрыгнуть до колокольчика из папье-маше, свисающего с потолка супермаркета, как я ловила взгляд Игоря и мгновенно сжималась от чувства вины.

Он ничего не говорил вслух, но я слышала его мысли — вот, веселишься беззаботно, а сама… Чуть не довела семью до настоящей беды.

Чуть.

Но жила я так, словно беда случилась и исправить ее невозможно.

Нечем.

Отмотать время не получится.

Я теперь навсегда плохая мать — как Игорь и говорил.

Работа всегда была моим убежищем, когда не клеилось в других областях, но сейчас прятаться в нее было нельзя. Вечерами, когда мы всей семьей смотрели рождественские фильмы, я тайком лезла в телефон, отвлекаясь на проблемы туристов — и вздрагивала, когда Игорь нажимал на паузу.

— Подождем, пока мама закончит, — говорил он недовольным детям.

Под их нытье приходилось сворачиваться побыстрее и потом грустно смотреть на две-три звездочки в отзывах на сайте. «Никакой поддержки от турагента!»

Зою мы отпустили на все праздники, и я сама возила детей на елки. Отчаянно скучая во время представлений, пока весь зал помогал Снегурочке поймать злого волка, укравшего подарки, я все-таки радовалась времени, когда можно было беспрепятственно отвлекаться на телефон, а иногда даже прятаться в пустых холлах, чтобы быстренько провести созвон.

Разумеется, наученная горьким опытом, я теперь просила кого-нибудь присмотреть за детьми, которые так увлеченно смотрели представление, что даже не замечали моего отсутствия.

На работу я практически не ездила, оставив все оффлайновые дела на Тину. Не только потому, что каждый раз отпрашиваться у мужа было мучительно стыдно, но и потому, что страшно. Страшно встретить Германа и не знать, что сказать.

Сердце ныло так, словно было привязано к нему живыми нервами и жилами, которые тянуло холодной болью от того, что я слишком давно не видела его.

Запретная моя любовь никуда не делась после той страшной ночи, но стыд, вина и совесть накрепко привязывали меня к семье.

Мне казалось — если я перестану двигаться, остановлюсь на месте, путы любви и вины разорвут меня на две половины, слишком сильно потянув в разные стороны.

Пока я суетилась — удавалось лавировать.

Радость мне больше была не по карману, покой — опасен.

Иногда я открывала пустой диалог с Германом ВКонтакте и просто смотрела на голубоватую подложку чата, мысленно разговаривая с ним, как в те дни, когда все еще было невинно и легко.

Хотелось рассказать кому-нибудь, как я поставила на место Тину, которая начала возмущаться, что я работаю меньше, чем она. Поделиться, как здорово разрулила проблемы туристов, которые попали в отель, где праздновали Рождество немецкие энергетики, оказавшиеся хуже российских дембелей. Поплакаться о том, что стала покупать себе кофе без сливок и сиропа — и только через несколько дней поняла, что таким образом наказываю себя, лишая сладкого, как в детстве.

Мне больше некому было это все сказать.

Игоря бесили разговоры о работе, а другие знакомые сами были в новогодних дедлайнах и спали через день. А жалоба на то, как тяжело у меня на сердце, требовала признаний, к которым я была не готова.

Новый Год мы решили встречать дома.

— Давай я приглашу Андрея с работы с женой? — предложил Игорь. — Они отличная пара, очень интересные. Давно хотел тебя познакомить. И дочери у них — одной шесть, другой четыре, отлично с нашими споются.

— Давай, — согласилась я. — Мне заказать что-нибудь или самой приготовить?

— Конечно, самой, не ленись! — Игорь потянулся меня обнять, и я чуть не оттолкнула его. — Ты же прекрасно готовишь, ни один ресторанный повар с тобой не сравнится!

Выдержав паузу отчужденности, он оттаял обратно и накануне ночью даже попытался намекнуть, что мы «давно не исполняли супружеские обязанности», но в ответ на его прикосновение во мне вскипела такая жгучая обида, что я сама испугалась.

Я взрослый человек, а он как маленькую наказывал меня своей нелюбовью.

Зато теперь наказание закончилось — и я должна была включиться обратно по щелчку пальцев?

Так это не работает!

Но высказать обиду было бы несправедливо — я понимала, что он тоже обижен и не может справиться с чувствами так быстро.

Поэтому молча отодвинулась — и он не настаивал.

Праздничный ужин прошел степенно и торжественно, как и полагается в компании взрослых ответственных людей, куда я, кажется, попала по чистой случайности. Дети были отправлены спать сразу после полуночи, а мы принялись обмениваться подарками.

— Знаю, что между нами в последнее время не все ладно, — сказал Игорь, протягивая мне коробочку роскошно-королевского красного цвета. — Но царапины и зазубрины на отполированных доспехах нашей семьи помогают нам только крепче сцепляться друг с другом. Мы обязательно пройдем этот кризис вместе и станем только ближе.

— Ох! — всплеснула руками жена Андрея. — Такая редкость, когда мужчины это понимают и могут так красиво выразить. Лана, тебе повезло!

Я открыла коробочку — и достала из нее две половинки обода и маленькую отвертку. Нахмурилась, соображая, что это за интересный прикол.