Ненужная мама. Сердце на двоих (СИ) - Лесневская Вероника

Всегда интересовался, черт возьми! Каждый божий день вспоминал ее. Однако был недостаточно внимателен, если пропустил рождение своих детей.

- Я переживал за тебя… - с болью выталкиваю из пересохшего горла, - все это время.

- Напрасно. Как видите, у меня все хорошо, - говорит бодро и даже рисует на своем вспыхнувшем лице некое подобие улыбки, но уже через секунду отворачивается. Вика так и не научилась лгать мне в глаза. - Назар должен был вам передать, чтобы вы не беспокоились…

Каждый раз, когда она мне выкает, то будто режет по живому, вскрывая брюхо и выворачивая внутренности наружу. Подчеркивает, что я посторонний человек, ограждается от меня плотным бронированным стеклом. Не пробиться.

- Да-да-да, - повторяю, сокрушенно усмехаясь. Накрываю ладонью взмокший лоб, массирую стреляющие острой болью виски. - Назар… Агата… Люди, которым я доверял, обвели меня вокруг пальца.

- Не стоит винить их, они делали это ради меня и… - добавляет почти шепотом, - защищали детей.

- От меня? – выгибаю бровь, не веря своим ушам. Буря негодования поднимается в душе, но я подавляю ее усилием мысли. Продолжаю как можно ровнее и тише: - Два с половиной года со дня нашей последней встречи… Ты могла бы сказать мне. Просто сообщить. В конце концов, через Назара, если сама не хотела видеть меня и слышать.

С каждой фразой я делаю по одному шагу к ней, пока не приближаюсь вплотную. Могу дотронуться, обнять, но не позволяю себе ничего лишнего.

- Зачем? – вздергивает подбородок, устремив на меня препарирующий взгляд. - Что бы это изменило? Я решила, так тебе будет спокойнее, - наконец-то переходит на «ты», но словами бьет еще больнее.

- Ты ошиблась, - шумно выдыхаю ей в лицо. – Жить с мыслью, что убил своих детей, - сомнительное спокойствие.

- Ты выписал мне направление на аборт, Гордей, а я сделала вид, что выполнила твою рекомендацию. Таким образом я хотела освободить тебя от ненужной ответственности, - едва уловимо всхлипывает, и у меня внутри что-то щелкает.

- Вика, - тихо зову.

Бережно беру ее за плечи, поглаживаю, пока она продолжает откровенничать.

- Да и мне было не до тебя. Сначала я пыталась выжить, а потом сходила с ума с двумя постоянно болеющими малышами, которые еще и кричали в унисон днем и ночью, - казалось бы, Вика жалуется, но при этом мягко, тепло улыбается. На мгновение уносится мыслями домой, к детям, и заканчивает с материнской нежностью: - Знаешь, у них обоих ужасные характеры. Они упрямые и вредные.

Невольно поддаюсь ее настроению, и у самого уголки губ ползут вверх.

- В родителей, - аккуратно иронизирую, не сводя с Вики глаз.

- Возможно… Как Алиска? – уточняет по-доброму.

За ребрами разливается целительная патока. Мы общаемся, как раньше: легко, безмятежно, по-настоящему близко. Так, будто я не уничтожил ее, а она не солгала мне. Разрушительный эпизод нашей жизни на какое-то время нивелируется, и мы словно возвращаемся на несколько лет назад.

- Прекрасно, - улыбаюсь шире. – Растет, болтает… Вспоминает тебя.

Вика меняется, как по щелчку пальцев, и вновь скрывается в свой кокон. Иллюзия перемирия испаряется, а нас догоняет суровая, перевернутая и искореженная реальность. Обухом бьет по голове. Сильно. До сотрясения мозга.

- Вряд ли она успела меня запомнить, - Вика опускает голову, разрывая наш хрупкий зрительный контакт. - Что ж, теперь ты в курсе. Я не сделала аборт, а у тебя, кроме Алиски, есть еще двое детей. Что дальше, Гордей? Будешь добиваться встреч с ними? Восстанавливать отцовство?

Вереница справедливых и уместных вопросов застает меня врасплох.

- Я… не думал об этом, - растерянно отстраняюсь, убирая руки в карманы брюк, а она хмыкает так, будто ничего другого от меня не ожидала. - Вика! Я только что узнал о них!

- У тебя есть время подумать. Только учти, что мы не навязываемся и ничего не просим, - чеканит внезапно охладевшим тоном и подается вперед, к панели, чтобы выбрать первый этаж. - Мои дети – не игрушки, не искупление грехов, не гештальт, который ты хочешь закрыть, - перечисляет жестко и равнодушно, пока лифт с характерным скрежетом начинает опускаться. - Это два живых человечка, со своими чувствами и привязанностями. Их очень легко травмировать и сломать.

- Я понимаю… - виновато похрипываю. Я готов заскулить, как побитый пес.

- Поэтому хорошо подумай, прежде чем что-то делать. Сам себе ответь на вопрос… - умолкает, дожидается, пока я посмотрю на нее, и совершает контрольный выстрел. - Зачем мы тебе?

Осекается, давая мне возможность ответить. Шумно вбирает носом воздух, замирает, проглатывая слезы, однако маленькая непослушная капелька все-таки срывается с ее ресниц, прокладывает мокрую дорожку по алой щеке. Это становится спусковым крючком – и я срываюсь. Предохранители сгорают, здравый смысл отключается.

Вскидываю руку и провожу по горячей коже большим пальцем. Растираю влагу по острой скуле, очерчиваю контур лица, подцепляю аккуратный подбородок. Вика приоткрывает рот, чтобы сказать мне что-то, но я впиваюсь в ее губы отчаянным, горьким поцелуем.

Не соображаю, что творю. Мозги всмятку, грудь раздирает от жара и боли. Прошлое накатывает сразу девятым валом - и тянет на самое дно. Мы больше не в лифте. Меня уносит в квартиру, где мы с Викой были вместе. И я опять чувствую себя живым. Крепче обхватив нежные щеки ладонями, я вжимаю ее в стену, припечатывая своим телом. Целую отчаянно и неистово, как в последний раз. Словно она мое единственное желание перед смертной казнью.

На секунду мне кажется, что Вика отвечает. Ловлю неуверенные движения мягких губ, слышу сдавленные всхлипы, обжигаюсь прикосновением нежных рук к своей груди, что ходит ходуном от переизбытка чувств. Хрупкое тело в моих объятиях становится податливым и отзывчивым. Плавится, как горящая свеча.

Однако все это лишь игры воспаленного сознания. На самом деле Вика отталкивает меня, как только подворачивается удобный момент.

Лифт останавливается, и она забивается в угол, прикрывая рот тыльной стороной ладони. Часто, рвано дышит, чуть не плачет.

- Ты что, Гордей? – ошеломленно лепечет, брезгливо вытирая губы после меня. - Зачем? На надо…

Створки поскрипывают за моей спиной, врывается сквозняк, доносятся голоса и шаги. В кабину входят сотрудники, которых я заочно ненавижу, потому что они мешают нам!

- Вика...

Грубо толкнув меня плечом, она вылетает в холл. Бежит на каблуках к выходу.

Заторможено оборачиваюсь и долго смотрю ей вслед. С тоской и опустошением, будто теряю важную часть себя. Понимаю, что она прямо сейчас вернется к Демину, обнимет и поцелует наших детей, а потом... и его. Станет ли после меня? Хотя почему нет? Лишь бы скорее стереть с себя мои следы.

«Зачем мы тебе?» - стучит в ушах ее вопрос. И неожиданно созревает ответ.

Чтобы жить, а не существовать…

Глава 24

Несколько   дней   спустя

Виктория

- Спасибо, что подвез, - тихо благодарю Демина, когда мы останавливаемся возле детского отделения. Нервно осматриваю огромную территорию. Подсознательно боюсь встретить Гордея.

Все эти дни я сомневалась, стоит ли работать в одном учреждении с мужчиной, который рвет душу в лоскуты и вскрывает старые раны на сердце. В панике хотела позвонить главному, поблагодарить его за доверие и… вежливо оказаться от должности. Даже нашла его номер в списке контактов, но в последний момент мысленно дала себе пощечину.

Я никогда не сдаюсь! Несмотря ни на что! Сжимаю кулаки и шагаю к цели.

Сбежав от Одинцова, я проявлю слабость и лишний раз покажу, что он мне не безразличен. Вдобавок потеряю возможность восстановиться в медицине. Слишком много жертв ради мужчины, которому я не нужна. Поэтому я здесь – во дворе центральной больницы. Убеждаю себя, что ничего не случится – самое страшное уже позади. В конце концов, рядом Демин.

- Запомнила дорогу? Здесь можно заблудиться между корпусами, - тепло усмехается он. - Если что, можем первое время вместе ездить на работу. Мне не сложно. Обращайся.