Рон Фауст - Когда она была плохой
— Это разовая сделка?
— У меня появится два или три кило через четыре месяца.
— Слишком хорошо, чтобы было правдой.
— Так соглашайся.
— Ты мне не нравишься, — сказал Крюгер.
— Тогда не заставляй меня вытанцовывать перед тобой.
Он некоторое время пристально смотрел на меня, а затем, заходясь от бешенства, процедил:
— Тебе лучше заткнуться со своими советами, сукин сын! Вот сейчас возьму и вышвырну тебя из окна!
Полагаю, что бешенство частично было результатом воздействия кокаина, но могло быть и попыткой прощупать меня на слабину или вызвать во мне неосторожный гнев либо страх. Блефовал он или нет, но было ясно, что человек он неуравновешенный. Мой револьвер находился в поясной кобуре, и я расстегнул свой спортивного покроя пиджак.
Он заметил мое движение, понял, наклонился вперед и по-волчьи оскалился:
— Ты думаешь, что я не посмею вышвырнуть тебя из окна?
— Я думаю, что ты ждешь, чтобы я сам выпрыгнул.
В комнату вошла Шанталь. Лицо ее казалось бесстрастным, зато в ее позе и тоне ощущался — неподдельный или искусственный — гнев.
— Спокойной ночи, Майкл!
— Я никуда не собираюсь.
— Ты собираешься.
— Ага, ты намерена переспать с этим подонком, малышка?
— Ты извинишься перед нами обоими завтра.
— А может, и нет! Скорее, что нет!
— Возможно, что наш союз распадется сегодня вечером, — сказала Шанталь холодным и твердым голосом. Французский акцент ее был особенно заметен.
— Возможно.
— Я приму решение об этом завтра, после твоих извинений.
Он опустил мою золотую табакерку к себе в карман и поднялся. Наступила минута решающего испытания. Сделаю ли я вид, что этого не заметил? Или же затею бучу из-за нескольких граммов кокаина и куска золота?
— Вынь из кармана, — сказал я. Ладонь моя уже сжимала рукоятку револьвера. Я вполне мог бы застрелить его, если бы до этого дошло дело. Сейчас было поздно отступать.
Крюгер уставился на меня.
— Вынимай из кармана, тебе говорят.
— Что?
— Табакерку.
— Табакерку? Какую табакерку? — Он протянул руки ладонями вперед и перевел взгляд на Шанталь. — О чем он болтает?
Я вынул револьвер, взвел курок и наставил его в живот Крюгеру. Я не мог промахнуться. Игра была детской, но вполне реальной, с неизбежными потерями и с проигравшим. Говорить больше я не мог, дальнейший разговор свидетельствовал бы о слабости.
Крюгер снова перевел взгляд на меня.
Это выглядело безумием. Я мог застрелить человека.
И тогда он сунул руку в карман.
— Ах, это. — Вынув табакерку, он положил ее на стол, засмеялся и повернулся к Шанталь.
— Ты понимаешь, что ты делаешь, малышка?
— Убирайся.
Он дал ей пощечину — не изо всех сил, но достаточно ощутимую. Голова ее дернулась, Шанталь покачнулась.
Еще чуть-чуть, и я окончательно потерял бы голову и нажал на спусковой крючок.
Крюгер проклинал Шанталь и угрожал мне, плюнул в мою сторону, но промахнулся, затем повернулся спиной, схватил с вешалки пальто и покинул комнату.
Шанталь заперла за ним дверь, закрыла ее на цепочку, улыбнулась мне невеселой улыбкой и молча прошествовала на кухню. Шла она прямо и к горящему от пощечины лицу даже не прикоснулась.
Руки у меня дрожали. Желчь обжигала горло. Я едва не убил человека из пустого тщеславия. Я вел себя так же примитивно, как и Крюгер. Только глупец отвечает на эмоции такими же эмоциями, ненавистью на ненависть, добротой на доброту. Это путь к рабству. Тобой может овладеть всякий.
Шанталь вернулась в гостиную с двумя виски. Мы оба несколько успокоились. Я обратил внимание, что на ней черное вечернее платье простого покроя, жемчужное колье и жемчужные сережки. Левая часть лица припухла, на щеке был заметен след удара.
— Он никогда себя так не вел, — сказала она.
— Я предупреждал его, чтобы он не перебрал кокаина, но он не послушался.
— Он изрядно выпил перед вашим приходом. Должно быть, одно наложилось на другое. Приношу извинения.
— Это я приношу извинения, ведь, несмотря на пистолет, я в принципе не считал возможным застрелить его за то, что он ударил вас.
— Бог мой, ну конечно же.
— Вы и в самом деле намерены разорвать с ним союз?
— Да. Я должна.
— Я не могу понять, почему вообще мог возникнуть подобный союз.
— Что вы имеете в виду?
— Я имею в виду, что вы — Шанталь д'Оберон, а он — мусор.
Она подняла голову и улыбнулась.
— Я, например, не могу понять, каким образом вы познакомились с таким мусором, как Крюгер или я. Почему вы занимаетесь этим делом?
— Вы считаете, что я подставной?
— А разве нет?
— Вовсе не в том смысле, какой вы вкладываете. А вот что касается вас… Такая женщина, как вы, из старинного рода — и вдруг причастна к этому грязному бизнесу.
Она засмеялась, наклонилась и погладила меня по руке.
— Старинные именитые семьи были варварами, мой дорогой. Как и мы.
Глава двадцать седьмая
За ужином мы ели салат, телятину и пили красное вино. Все было очень вкусно, но ел я с трудом: вспоминался другой ужин — с отравленной рыбой. На десерт были яблоки и отлично выдержанный сыр камамбер, белое вино сотерн, после чего Шанталь налила в маленькие рюмки коньяк «Реми Мартен». Она явно пыталась ублажить меня, и это само по себе вызывало немалые подозрения. Я был уже достаточно пьян, как, впрочем, и Шанталь, поскольку она пила то же самое и столько же.
Мы вышли в гостиную. Из стереоколонок звучала музыка Шопена. Огонь в камине горел все так же весело и жарко.
Я сказал:
— Я вижу, у вас шахматы.
— Да. Вы играете?
— Я научился этому в тюрьме. Хороший способ убивать время.
— Я начинающая. Взяла несколько уроков у друга прошлым летом. Я знаю, как ходят фигуры, имею самое общее представление о стратегии — вот и все.
— Давайте сыграем.
— Но я и в самом деле плохо играю.
— Ну-ну, не скромничайте.
Я намеренно играл плохо; она намеренно играла глупо и позволила мне выиграть.
Она направилась в бар, налила еще по рюмке коньяку, вернулась, и мы сели рядом на диване напротив камина. Я ощущал ее тепло, жасминный запах духов. Поленья в камине внезапно выстрелили, и кверху поднялся сноп икр.
— Я слышала большую часть вашего разговора с Майком, — сказала она. — Я уполномочила его обсудить дело с вами, но, конечно же, не могла предположить, что он будет настолько безобразно агрессивным.
— Понимаю, — сказал я.
— Майкл работает на меня. Точнее, он привык работать на меня. Вы ведь понимаете — я женщина, и мне не обойтись без такого мужчины, как Майкл Крюгер, в этом жестоком бизнесе. Мне требовалась его сила, хитрость и жестокость. Его нелепая ревность совершенно неуместна. Он зашел слишком далеко. Он повредил моей репутации и теперь еще пытается вмешиваться в мои дела.
