Неонилла Самухина - Когда любить нельзя…
Судя по количеству табачного дыма, с которым не справлялась даже ее мощная вытяжка, отец Марии курил одну сигарету за другой.
– Пап, ты чего так надымил-то? – удивилась она, распахивая окно.
– Марусенька, ты меня любишь? – неожиданно спросил Николай Дмитриевич.
Мария изумленно повернулась к отцу:
– Конечно! Ты почему спрашиваешь?
– И доверяешь?…
– Пап, ну ты чего? – уже обеспокоено спросила Мария, садясь рядом с ним. – У тебя что-нибудь случилось?
– Случилось…
Мария испуганно охнула:
– Что? Ты заболел?
– Нет, я здоров, как бык. Но моя дочь перестала со мной делиться своими горестями и радостями…
– Что ты имеешь в виду? – спросила Мария, уже догадываясь, откуда дует ветер.
– Я имею в виду, что вчера мне звонил Шнайдер и поздравлял меня с талантливой дочерью, а я чувствовал себя полным идиотом, потому что никак не мог понять, о каком именно таланте идет речь.
– Пап, я не хотела тебе раньше времени рассказывать, пока не доведу дела до конца, – виновато сказала Мария. – Еще рано было говорить, вот вышла бы книжка, тогда…
– Какая книжка, откуда она взялась? Когда ты ее написала? – возмущенно перебил ее отец. – Мы же с тобой почти каждый день видимся, а ты мне даже пару изо рта об этом не выпустила! Почему я обо всем должен узнавать от чужих людей? Между прочим, ты уже второй раз скрываешь от меня происходящие в твоей жизни важные события. Чем я заслужил подобное отношение? Я что, что-нибудь тебе запрещал, препятствовал твоим желаниям?
– Ну, пап, успокойся, это долгая история, но я тебе сейчас все расскажу, – попыталась обнять его Мария.
Отец отмахнулся:
– Поздно! Не ставишь ты своего отца ни во что! Если я тебе уже не нужен, так и скажи. Я хоть и стар, но из ума еще не выжил!
– Пап, да ты что несешь-то?! – расплакалась Мария, нервы которой, давно бывшие на пределе, не выдержали.
Закрыв лицо руками, Мария согнулась и, почти уткнувшись лицом в колени, зарыдала, раскачиваясь в стороны.
Николай Дмитриевич растерялся. Его возмущение как рукой сняло. Обхватив дочь за плечи, он прижал ее к себе, пытаясь успокоить:
– Марусенька, дочура, да ты что? Ты же никогда не плакала! Ну, прости ты меня, дурака старого!
Но Мария вырвалась и уже на пороге, повернувшись к нему с залитым слезами лицом, выкрикнула:
– Не железная я! – и убежала, хлопнув дверью, к себе в спальню.
Бросившись ничком на кровать, она поплакала, жалея себя, какое-то время, а потом незаметно уснула.
Николай Дмитриевич, тихонько подойдя к двери в ее спальню, постоял на пороге, глядя на свернувшуюся калачиком на постели фигурку дочери, показавшуюся ему совершенно беззащитной, потом подошел, осторожно накинул на нее плед и вышел, бесшумно прикрыв за собой дверь.
Проснулась Мария, когда за окном уже совсем стемнело. Голова была тяжелая, как всегда, когда засыпаешь после захода солнца. К тому же и ее слезы бесследно не прошли.
Чувствуя себя совершенно разбитой, Мария поплелась в ванную.
По пути она заметила пробивавшуюся из-под двери в гостевую комнату полоску света. Значит, отец не ушел домой, а остался ночевать у нее.
Почувствовав жалость к нему, Мария вздохнула, но прошла мимо его комнаты и, войдя в ванную, разделась, сбросив с себя одежду прямо на пол.
Включив прохладный душ, она шагнула в ванну, с наслаждением подставляя гудящую голову под освежающие струи. Вода, стекая с ее тела, словно уносила с собой в водосток ее боль. Густо намылившись миндальным гелем, привезенным в одну из командировок в Германию, она вдохнула его нежный аромат, с наслаждением провела ладонями по намыленному телу, ощущая его упругость и молодость, и подумала, что все у нее еще будет хорошо. Откуда взялась эта уверенность, она не знала, но надеялась, что она не беспочвенна. Почувствовав прилив хорошего настроения, она даже состроила смешную рожицу перед зеркалом, и сама рассмеялась своей выходке.
Ощущая себя после душа совершенно преображенной, Мария быстро вытерла мокрые волосы, оделась и вышла из ванной.
На пороге гостевой комнаты стоял отец.
Шагнув к ней с видом побитой собаки, он положил Марии руки на плечи и спросил:
– Ну что, ты успокоилась?… Мир?…
– Мир… – согласилась Мария и уткнулась носом ему в шею.
Постояв так немного, они пошли, обхватив друг друга за талию, в кухню.
– А знаешь что, дочура, давай выпьем, а? Я сегодня заезжал к Саше Ершову в «Шаровню на Аптекарском», он тут достал для нас «Шато Вильмарин» урожая 1994 года с виноградников Grand Cru Classe… Так что у нас есть, что выпить! Что-то же нам нужно обмыть? Не даром же Шнайдер поздравлял меня?
– Не даром! – согласилась Мария и направилась к холодильнику.
Быстро нарезав и разложив на тарелочке сыр, она высыпала из пакета в плетеную корзинку сухое печенье «Мария», которое любила макать в вино, и понесла все это в гостиную. Отец шел за ней с бокалами и бутылкой эксклюзивного французского вина.
Поставив все на столик, Мария забралась с ногами на диван, уютно устроившись в уголке.
Сколько вечеров провели они так с отцом… Между ними практически никогда не возникало ссор. Сегодняшнюю вспышку Мария объясняла своими расшатавшимися нервами. Эх, нужно было отцу сразу все рассказать, но тогда ей не хотелось, чтобы он опять переживал за нее или начал бы вмешиваться в ее дела, пытаясь помочь. Ей хотелось самой разобраться со своей жизнью.
– Ну, так ты мне расскажешь, что ты там написала? – усаживаясь с ней рядом и протягивая ей бокал с вином, спросил отец.
– Расскажу, расскажу, – успокоила его Мария, и, помолчав, спросила: – Ты помнишь книгу Игната Филаретова «У страха глаза рыси»?
– Конечно, помню! Первоклассный детектив…
– Вот его-то я и перевела на немецкий язык. А герр Шнайдер познакомил меня со своим другом-издателем – герром Майнкопфом, и тот, прочитав мою рукопись, загорелся издать эту книгу у них, в серии «Зарубежный детектив». Вот собственно и все. А сейчас мы оформляем документы…
– Мда… и всего-то делов! – иронически хмыкнул Николай Дмитриевич. – Но нужно же еще получить разрешение автора… Ты об этом не думала? Интересно, какой он человек?…
– Замечательный человек! – вырвалось у Марии.
– А ты откуда знаешь, вы уже с ним встречались? – поинтересовался отец.
Мария, стряхнув какую-то невидимую пылинку с брюк, помолчала, а потом, решившись, тихо сказала:
– Пап, и ты с ним тоже встречался…
– Где? Когда? – удивился Николай Дмитриевич.
– В Каневе…
Отец, нахмурив брови, сосредоточился, припоминая.
– Ты… Ты хочешь сказать, что это… отец Кирилл?! – потрясенно воскликнул Николай Дмитриевич, и приподнявшись с дивана, расхохотался: – Во дает батюшка!.. Вот молодец!.. Игнат Филаретов!.. Ха-ха-ха… Да за это же просто необходимо выпить!
