Друг отца. Под запретом (СИ) - Ромуш Джулия

— Пап, прошу… — мой голос звучит почти умоляюще.

— Ты не понимаешь, Тая.

— Что я не понимаю?! — я уже срываюсь.

— Что ты ведёшь себя как ребёнок!

Я впиваюсь ногтями в кожу ладоней.

— Пап…

— Ты не думаешь. Ты не понимаешь последствий.

— Каких последствий?!

Он хочет что-то сказать. Но вдруг резко хватается за грудь. Я замираю.

— Пап?

Отец морщится, сжимает пальцы в кулак, его дыхание сбивается.

— Чёрт…

— Папа! — я бросаюсь к нему, но он поднимает ладонь, как будто пытается меня остановить.

— Всё нормально… просто… воздух…

— Сядь! — кричу. Мои пальцы дрожат, когда я обхватываю его плечо.

Отец делает пару шагов назад, медленно опускается на диван. Грудь его вздымается неровно. Я слышу, как Гордеев подходит ближе.

— Вызываем скорую? - Я резко поворачиваю голову. Артём спокоен. Слишком. Я сжимаю губы.

— Не нужно скорую, — голос отца звучит хрипло.

— Ты уверен? — холодно спрашивает Гордеев. Он стоит в нескольких шагах. Смотрит на моего отца чуть прищурившись. Я резко осознаю… Гордеев не верит.

Меня охватывает паника, но я заставляю себя сосредоточиться.

— Папа, спокойно. Глубже дыши.

Я приседаю рядом, кладу ладонь на его спину, медленно поглаживаю, как он сам когда-то делал, когда мне было плохо. Ему просто нужно немного времени. Он устал. Он перенервничал.

Я не могу смотреть, как он так мучается. Он всегда был для меня непробиваемым. Сильным.

— Где твои таблетки? — в панике спрашиваю.

Отец хмурится.

— В машине.

— Я сбегаю за ними!

— Не нужно! - Его голос звучит громче, чем нужно. Я вздрагиваю.

Отец тут же отводит взгляд, медленно прикрывает глаза, делает глубокий вдох.

— Руслан, — голос Артёма звучит ледяным бархатом. Гладко. Чётко. — Если ты так себя плохо чувствуешь, вызовем врача. Если нет — прекращай этот цирк.

Я резко поворачиваю голову.

— Артём! — возмущаюсь. Какого чёрта?!

Я вижу, как отец медленно открывает глаза и встречается взглядом с Гордеевым. Они смотрят друг на друга без слов. Два мужчины, которые когда-то уважали друг друга, теперь как враги.

***

Гордеев

***

Я смотрю на Волкова и вижу, как тщательно он разыгрывает спектакль. Его дыхание сбивается, пальцы сжимаются в кулак, морщины прорезают лоб. Всё рассчитано, потому что знает, как действует на Таю. Как дёргать за нужные ниточки, чтобы она тут же послушно повернулась в его сторону, съедая себя из чувства вины. И она ведётся. Конечно, ведётся. Я смотрю, как её пальцы дрожат, как взгляд мечется между мной и отцом.

Она прикусывает губу, делает шаг ближе, обхватывает его плечо. В глазах страх, переживание. Всё идёт по его сценарию. Но не по-моему. Я знаю таких как Волков. Они привыкли держать контроль, держать в кулаке каждого, кто дорог. И самое ужасное, что Тая даже не замечает, как он этим пользуется. Но я-то вижу. Я вижу, как искусно он натягивает этот хрупкий канат вины, запутывая её сильнее. Как делает так, чтобы она чувствовала себя неправой. Как будто предала.

— Вызываем скорую? — мой голос ровный, без эмоций.

Тая дёргается, взгляд резко устремляется на меня. Волков тут же отрицательно качает головой, морщится, но выражение лица у него не меняется.

— Не нужно… просто… воздух…

— Уверен? — ледяной тон. Я не собираюсь играть по его правилам.

Мы встречаемся взглядами. Я вижу, как он оценивает ситуацию, как сканирует меня. Он хочет понять, что я сделаю дальше. Буду ли прогибаться. Уступлю ли. Но Волков забывает одну вещь: меня невозможно заставить играть не по своим правилам.

Я медленно достаю телефон.

— Артём, может, не нужно, папа... — тихонько произносит Тая, голос дрожит.

— В любой ситуации лучше перестраховаться, — спокойно отвечаю.

Волков молчит. Я вижу, как он оценивает ситуацию, как пытается развернуть её в свою пользу. Но у него нет выбора. Самое ужасное в этом всем, что я думал, что он не опустится до таких дешёвых манипуляций. Таисия уже винит себя во всём происходящем. А я... Сука, я не могу ничего толком сделать. Потому что это её отец. Потому что для неё это важно.

Звонок в скорую короткий, сдержанный. Я сообщаю симптомы, называю адрес. Врачебная бригада приезжает быстрее, чем можно было ожидать. Два мужчины и женщина в форме заходят в квартиру, не теряя времени.

Тая нервничает. Держится рядом, следит за каждым движением врачей. Её пальцы всё ещё сжаты, плечи напряжены. Я же стою в стороне. Наблюдаю.

— Давление повышено, пульс нестабильный, — врач смотрит на Волкова. — Ничего критичного, но вам лучше проехать в больницу. Дополнительное обследование не повредит.

Волков хмурится. Сейчас у него только два пути: либо продолжать спектакль, либо резко "чудесным образом" выздороветь. Но при Тае этого сделать не получится.

— Хорошо, — нехотя выдавливает он.

Тая облегчённо выдыхает. Мне достаточно одного взгляда, чтобы понять, как сильно она переживала. Я вижу, как она смотрит на отца, как едва заметно улыбается ему — с благодарностью, с теплотой.

— Я поеду с вами, — заявляю спокойно, убирая руки в карманы.

Тая оборачивается, удивлённо хлопает ресницами.

— Артём, ты…

— Я не оставлю тебя в таком состоянии, — выдаю в ответ. — Хочу убедиться, что всё в порядке.

Волков вскидывает на меня тяжёлый взгляд, но молчит. Он понимает, зачем я это делаю. Он не хочет, чтобы я ехал. Но мне совершенно похуй.

Больница встречает нас привычной стерильностью. Волков занимает место в приёмном покое, пока врачи оформляют документы. Тая сидит рядом, держит его за руку. Она что-то шепчет, пытается успокоить. В её голосе забота. Готовность помочь. Готовность отдать ему всё, лишь бы он не страдал.

Я наблюдаю за этим молча.

Когда врач, наконец, выходит из кабинета и делает вывод, что жизни Волкова ничего не угрожает, что всё на фоне стресса, что несколько дней покоя и нормальное давление и он будет в порядке, Тая облегчённо выдыхает. Манипуляция сработала, но не до конца.

Я делаю шаг ближе, кладу руку ей на плечо. Она поднимает на меня взгляд — растерянный, уставший.

— Всё будет хорошо, — тихо говорю я. — Ты не виновата. Запомни это, Тая. Ты. Не. Виновата.

— Артём, я поеду домой с папой. Ему нужен покой и позитивные эмоции. Не обижайся, хорошо?

Глава 28.

Я помогаю отцу выйти из больницы, поддерживая его за локоть. Он всё ещё дышит тяжело, глубоко, но уже не хватается за грудь, не морщится так болезненно, как в квартире. Всё-таки в больнице ему стало чуть легче. Хотя я не уверена, что это от лекарств.

В груди неприятно сжимается. Я не хотела, чтобы всё так получилось. Не хотела, чтобы он волновался. Не хотела оставлять Артёма. Но я не знаю, как всё сделать так, чтобы никто не обижался. Выбираю отца - обижается Гордеев. Выбираю Гордеева — отец устраивает скандал, и мы оказываемся в больнице.

Бросаю быстрый взгляд назад, но Гордеев уже ушёл в сторону парковки. Он не стал ничего говорить при отце. Я знаю - он злился. Он не верит в этот приступ. Но ради меня он промолчал, не стал доводить ситуацию до конфликта. А зная, как Артём любит резать правду-матку, то сдержаться ему дорогого стоило. Я понимаю, что он только ради меня сдержался.

"Ты. Не. Виновата."

Его слова эхом звучат в голове, но я не уверена, могу ли их принять. Потому что ситуация эта случилась из-за меня. И в том, что отец меня любит, я не сомневаюсь. Он слишком сильно принимает всю эту ситуацию. Пропускает через себя. Уверен, что меня хотят обидеть.

В машине мы едем молча. Я смотрю в окно, но всё ещё ощущаю напряжение рядом. Отец не спешит начинать разговор, но я чувствую его взгляд, который периодически скользит в мою сторону. И я знаю, что вот-вот он начнёт. Я бы хотела оттянуть этот разговор. Потому что... Отцу нужно успокоиться. Ему не понравится то, что я скажу. Не понравится, что на моё решение повлиять он не сможет.