Элита (СИ) - Салах Алайна
Тот самый здоровый румянец, которым я так восхищалась, исчезает с лица Леона, делая его мертвенно бледным. Большего подтверждения тому, что сказанное Эльвирой — правда, мне и не нужно.
— Пропусти. — Больно толкнув его плечом, я слетаю с крыльца и бегу к машине.
Господи, день только начался, а я уже высосана под ноль. К вечеру Пётр ждёт черновик статьи, за которую я даже не садилась. Интересно, моих нехитрых сбережений хватит на билет до Самой-большой-задницы-мира? Я бы с большим удовольствием поселилась в ней на пару месяцев, если это означало возможность не видеть их всех: маму, Леона и Эльвиру с её полоумным братцем.
— Ты сегодня весь день как в воду опущенная, — замечает Пётр, когда мы прогуливаемся по университетскому двору в большой перерыв. Он предлагал встретиться в кафе и пообедать вместе, но я отказалась. Несмотря на то, что я с самого утра ничего не ела, аппетит так и не появился. Из очевидных плюсов — живот втянулся так, что можно сниматься в рекламе бикини.
— Так сейчас вообще говорят? — я пинаю кроссовкой ворох слипшихся от дождя листьев. — «Как в воду опущенная»?
— Это выражение моей мамы, — его красиво очерченный рот трогает улыбка. — Но согласен, звучит довольно архаично. Как дела со статьёй? Или лучше пока не спрашивать?
— Лучше не спрашивай, — невесело усмехаюсь я. — Я обязательно соберусь и напишу её, но вряд ли сегодня. Я переживаю не самые лёгкие времена.
— Если есть желание — ты всегда можешь мне рассказать, — Пётр смотрит на меня со всей серьёзностью. — Иначе для чего нужны друзья?
Вздохнув, я мотаю головой. Что я могу ему рассказать? Что, как дура, запала на его жутко красивого и жутко несвободного приятеля и никак не могу смириться с тем фактом, что он в скором времени женится? Что мне вдвойне тяжело пережить это, живя с ним бок о бок, а уехать возможности нет, ибо мама никогда на это не пойдёт, а в одиночку я не потяну аренду.
— Ну хорошо. Расскажешь, когда захочешь, — Пётр смиренно склоняет голову, в очередной раз демонстрируя чудеса толерантности. — Ты в курсе, что в выходные Тимур отмечает свой день рождения?
Я напускаю на себя заносчивый вид.
— Знаю ли я, что моей кофейной фее исполняется двадцать три? Разумеется.
Пётр замедляет шаг до полной остановки, так что мне приходится сделать то же самое. Чувство лёгкого беспокойства шевелится в груди: уж слишком пристально и со значением он смотрит.
— Я бы хотел предложить тебе пойти на день рождения со мной, — он делает паузу, — в качестве пары.
Я растерянно моргаю. В качестве пары? При том что мы с ним даже ни разу не целовались?
— Это не накладывает на тебя никаких обязательств, — поясняет Пётр, почувствовав моё замешательство. — Не знаю, посвятил ли тебя кофейный друг в подробности празднования…
— Только про то, что он арендовал какой-то модный эко-отель с гольф-полем в сорока километрах от города, — машинально выговариваю я.
— Именно так. И моё предложение подразумевает то, что мы будем делить номер, — его щёки слегка розовеют, выдавая волнение. — Мне, как близкому другу, достался люкс с двумя спальнями. Поэтому у тебя будет выбор — спать одной или же…
— С тобой, — заканчиваю я.
Несмотря на подавленное состояние, деликатность Петра и его уважение к личным границам вызывают во мне прилив умиления и теплоты.
Может, пора дать нам шанс вместо того, чтобы оплакивать скорую свадьбу Леона и их с Эльвирой грядущее потомство? Пётр по-настоящему мне нравится, и у меня нет сомнений в искренности его намерений. И он точно не станет действовать против моей воли — это он уже не раз доказал.
«А если Леон узнает?» — панически лепечет писклявый голосок внутри. «Если Леон узнает — так ему и надо», — хмыкает второй, более циничный.
— Хорошо, — говорю я вслух. — С радостью принимаю предложение быть твоей спутницей. Надеюсь только, что Морозова Тимур не пригласил.
— Я об этом не спрашивал, — радость на лице Петра слишком очевидна, чтобы остаться незамеченной. — Знаю только, что у Леона возникли неотложные дела, и его не будет.
Вместо того чтобы обрадоваться возможности отдохнуть от объекта своего помешательства, я чувствую нелогичные тоску и негодование. Тимур же близкий друг Леона, так какого чёрта?!
— Что за срочные дела в субботу, интересно? — бормочу я, сама того не желая.
— Не знаю, — Пётр наивно пожимает плечами, не замечая отпечатка мрачности на моём лице. — На прошлой неделе он подтвердил, что будет, а сегодня с утра отказался.
44
— Добрый день! — улыбается бариста из-за стойки. — Тебе как обычно? Кофе и круассан?
— Да, — я улыбаюсь в ответ, польщённая тем, что в университетском кафе, обслуживающем в день не менее сотни студентов, помнят о моих предпочтениях.
— Вы сегодня одна? Что-то Леона давно не видно.
— Он теперь обедает в уличном кафе, — в моём тоне против воли сквозит язвительность. — Мужчины сейчас такие непостоянные.
— Зато председатель совета нам верен, — взгляд девушки искрится заговорщицким весельем, когда она разворачивает ко мне платёжный терминал. — Так что мы не в обиде.
В очереди за мной никого, так что я позволяю себе рассмеяться.
В первые недели я и подумать не могла, что когда-то смогу почувствовать себя здесь как дома, однако это случилось. Преподам с самого начала было плевать, сколько денег у моей семьи — главное, чтобы вовремя приходила, персонал кафе любит меня за приветливость и за то, что не закатываю скандалы, если вкус капучино отличается от привычного (некоторые регулярно так делают), с одногруппниками у меня разногласий нет, а с парой девушек мы даже пару раз ходили вместе пообедать… С Петром и Тимуром и так всё ясно — оба во мне души не чают, остальным же попросту нет до меня дела, что особенно радует. В университете остались, пожалуй, только два человека, с которыми я до сих пор не в ладах. Это Морозов, который не преминет отпустить грязные замечания в мой адрес при любом удобном случае, и Милена-Шер.
Забрав поднос с круассаном и кофе, я оглядываю зал в поисках свободного стола. Единственный незанятый — тот, что негласно закреплён за местными альфа-самочками. После секундных раздумий иду к нему.
Обычно я сижу вместе с Тимуром или Петром, а если бываю в кафе одна, предпочитаю выбирать нейтральные места, чтобы лишний раз не нарываться. Но раз уж стол абсолютно пуст, думаю, нет ничего страшного в том, чтобы занять его минут на пять-десять.
С такими мыслями я ставлю поднос на стол, засыпаю в капучино пакетик сахара, подношу его к губам с намерением сделать глоток и замираю, заметив над столом нависшую тень. Пальцы с силой сжимаются на керамической ручке.
Не зря говорят: не буди лихо, пока то тихо. Стоило только вспомнить Милену — и вот она уже красуется передо мной собственной персоной, готовясь выдать высокопарный монолог на тему того, что негоже челяди вроде меня осквернять своим присутствием намоленное альфа-место.
— Сейчас уйду, — чеканю я, запихивая круассан обратно в пергамент. — Не нужно убивать меня взглядом.
— А я, что, просила тебя уйти? — её голос звучит сухо, но на удивление не враждебно. — Сиди, если хочешь, я всё равно пока одна.
Она ставит сумку на стол и плюхается на соседний стул, словно мы закадычные подруги, собравшиеся перетереть кому-нибудь кости.
Моё лицо в этот момент имеет сходство с курящим Макконахи из мема — так сильно я поражена произошедшим. Милена прошла курс интенсивной психотерапии или подсела на успокоительные?
— На дружескую беседу не рассчитывай, — предупреждает она, поймав мой ошарашенный взгляд. И после небольшой заминки добавляет: — Я только на днях узнала, что на вечеринке ты вела себя так дура, потому что этот бивень Морозов подсыпал тебе какую-то дрянь. Какими бы ни были наши отношения, я считаю это отвратительным. Мою двоюродную сестру опоили, когда ей было пятнадцать, и изнасиловали. Через неделю она вышла в окно. Короче, если надумаешь пойти в полицию — я готова быть свидетелем.
