Ксения Ласкиз - Я люблю свою работу?
Вечером мне позвонила Оля. Она благодарила за поддержку, извинялась за свое поведение и даже за инцидент с Шаровым. Я решила придерживаться выбранной тактики и сделала вид, будто все произошедшее меня не волнует. Как будто у меня был выбор…
Пятница, 15.03.2013.
Пятнадцать минут на беговой дорожке, полчаса на силовых тренажерах, еще полчаса на беговой дорожке, бокал свежевыжатого сока – апельсиновый, смешанный с яблочным – в баре, прохладный душ, чайник зеленого чая с жасмином в баре – выхожу из спортзала весьма довольная собой и медленным шагом направляюсь к машине. Заряд бодрости и прекрасное настроение на весь день обеспечены (если, конечно, никто не вмешается).
Первую попытку испортить мне настроение предпринял Кирилл: пока я стояла в пробке, из колонок раздавались обвинения в мой адрес. Излишняя черствость и наплевательское отношение к его и без того страдающей натуре вот-вот доведут его до нервного срыва. Разве я не знаю, сколько ему пришлось пережить за последние несколько лет? Кирилл взывал к моей совести, но чувство вины даже не подавало признаков жизни: за все годы знакомства он уже исчерпал лимит моего раскаяния.
Вторую попытку омрачить сегодняшний день предпринял Петрович, когда пригласил меня в свой кабинет. Он рассуждал на отвлеченные темы, как будто мы старые приятели, а я изо всех сил пыталась изобразить заинтересованность, поглядывая на позолоченную подставку для ручек, дабы отвлечься и не выцарапать ему глаза. Наконец, когда разговор зашел в тупик, Петрович лукаво улыбнулся и спросил:
– «Оушен» – ваш клиент?
Чувствую, что в горле пересохло, и это явно не последствия попойки с Шаровым и Уховой. Снова «Оушен»? Это компания повсюду! Точнее, вездесущий Феофан Эрнестович. Узкий разрез черных глаз, нахальная улыбка… Нервно сглатываю. Если бы я знала, что все произойдет именно так, то не стала бы предлагать Алексею Константиновичу свои скромные услуги. Каждый раз, когда тщеславие под фанфары самолюбия воспроизводит в памяти немногочисленные знаки внимания, которые нам оказывал Терехов, здравый рассудок в ужасе содрогается. Поэтому я бы предпочла не обсуждать «Оушен» без надобности, тем более, с Петровичем.
– Мария?
Генерального не особо заботят мои душевные переживания и мои предпочтения в выборе тем для разговора: он ждет ответ на поставленный вопрос. Что ж, притворюсь дурой.
– Да, мое управление сопровождает «Оушен».
– Я не об этом спросил. Не стоит скоромничать, Мария, господин Рябинов рассказал, что сотрудничество с «Оушен» – исключительно ваша заслуга.
Тщеславие берет самую высокую за несколько лет ноту, а самолюбие не просто дудит в фанфары, а уже дирижирует целым оркестром! Здравый рассудок невозможно услышать, хотя именно его совет сейчас необходим. Что делать? Соврать, что Витя все приукрасил? Промолчать? Все-таки выцарапать глаза Петровичу? Или выкинуться из окна?
– Это – совместная заслуга, – отвечаю я достаточно скоро, чтобы не дать повода сомневаться в правдивости своих слов.
– Ну да, конечно, – Петрович лукаво улыбается. – Можете идти, Мария.
Третью попытку вывести меня из душевного равновесия предпринял Рябинов. Во время обеда я имела неосторожность рассказать ему об очередной аудиенции у Петровича, но он лишь отмахнулся – мол, все, лучше не бывает, а генеральный всего лишь собеседует меня перед вступлением в должность директора департамента! Рябинов снова обвинил меня в паранойе и даже посоветовал попить успокоительного, либо обратиться к врачу за квалифицированной помощью, после чего я хотела воткнуть вилку в его руку. Тот факт, что Петрович повысил бы меня безо всяких прелюдий, имей он такие намерения, был понятен только мне, но никак не Рябинову… Казалось, его куда больше волновали стейк и гарнир, нежели мои участившиеся посещения кабинета генерального. Поэтому мне не оставалось ничего иного, как улыбнуться и притвориться, будто бы начальник смог развеять мои страхи. В то время сомнение, поселившееся в глубине души, уже чувствовало себя, как дома…
Но на этом мои злоключения не закончились: когда я вернулась в офис, то застала Аню и Лидочку за живым обсуждением какой-то темы. Эпизод, конечно, занимательный – Безухова, в принципе, не любила разговоры на рабочем месте, тем более, разговоры с Ландышевой. Но, поскольку Рябинову все-таки удалось испортить этот чудесный день, то меня не особо заботил треп подчиненных.
Вешаю пальто и сажусь за стол. Боковым зрением замечаю, что Ландышева уставилась на меня, как на привидение. Оборачиваюсь и встречаюсь взглядами с Аней: в ее глазах – всеобъемлющий ужас. Они издеваются?
– Что происходит? – не выдерживаю я.
– Мокрозад купил новую машину, – отвечает Лидочка и несколько раз моргает.
Они точно издеваются! Какое мне дело до Мокрозада и его новой машины? И без него хватает забот!
– Mercedes SLK, белого цвета, – добавляет Аня.
– Кретин… – единственное, что я могу выдавить из себя.
– И он уже утром приходил сюда. Тебя искал, – Ландышева делает еще несколько взмахов длинными ресницами.
Тяжело вздыхаю: на этот раз Василий явно перестарался! Быть может, его неадекватное поведение – следствие черепно-мозговой травмы, полученной во время удара волейбольным мячом в голову? Но почему он выбрал именно меня в качестве объекта обожания? Чем я провинилась перед Амуром, что тот загнал стрелу прямо в охотливую до приключений задницу Мокроусова? За что мне такое наказание в виде назойливого, как муха, поклонника?
– М-мария, – раздается рядом со мной.
Конечно, это – Мокрозад! Он широко улыбается, а его маленькие глазенки нездорово блестят. От его ярко-розовой рубашки в широкую синюю полоску рябит в глазах, и я, поспешно отвернувшись, ищу взглядом нож для бумаги, чтобы применить в случае необходимой самообороны. «Сделай вид, что занята», – подсказывает здравый рассудок.
– Привет, Василий, – отвечаю я, уставившись в монитор. – Ты по делу или мимо пробегал?
Мокрозад молчит и тяжело дышит. От запаха одеколона, с которым он явно переусердствовал, подташнивает. Снимаю трубку рабочего телефона и набираю номер Вити, но он, как назло, не отвечает, поэтому приходится повернуться в сторону своего посетителя.
– У тебя все нормально, Василий? – спрашиваю я. – Ты как-то побледнел.
Ни слова не говоря, он разворачивается и убегает. Девочки обеспокоенно переглядываются между собой.
– Мне кажется, он маньяк, – произносит Лидочка более чем серьезно.
