Будешь моей (СИ) - Романова Наталия

И вдруг у него, уважаемого всеми и вся человека, вознамерились забрать ребёнка!

И кто? Родная дочь!

– Папа, я устроюсь на работу, мне обещали квартиру, деньги! – доказывала я свою правоту, пытаясь отстоять право воспитывать собственную сестру.

Отдать её в музыкальный кружок, чтобы научилась играть на этом сроном пианине! Хоть на арфе!

– И что? Одна будешь жить?

– Сейчас же живу одна!

– Как ты сейчас живёшь, никому неизвестно. Будешь с Гелей жить, она смотреть и впитывать начнёт. Чему научишь? Пример какой покажешь? Как мама станешь? – проговорил отец.

Как мама, да, стану как мама! Счастливая, радостная, свободная! – хотелось голосить мне в ответ.

Спросить хотелось, почему так получилось, что детей вне брака родили оба, спрос же остался с мамы?

А он? Он разве не принимал участия в произошедшем?

Разве не приходил несколько раз в неделю?

Не шептался с ней ночами?

Не целовал у входной двери на глазах любопытных соседок?

Не говорил, что любит её больше жизни?

Не называл меня своей любимой принцессой?

Кто всё это делал? Кто?!

Ведь это он был женат!

Он! Он! Он!

У него были другие дети!

У него! У него! У него!

Я молчала, опустив голову, понимая, что Геля – заложница.

Ни он, ни тётя Тоня не сделают ничего плохого моей сестре, не причинят зла. Фокий отстанет рано или поздно, обзаведётся своей семьёй и проблемами, но пианино не давало покоя, как и сотни других свершений, о которых она даже догадаться не может, существуя в замкнутом, закрытом мирке. И никогда не узнает, если останется.

Молчала тогда и молчала сейчас, быстро собирая вещи. Слушала планы отца на своё будущее.

– Митрофан Гучков приходил, хочет в жёны тебя взять. Хороший человек, справный хозяин. Овдовел год как, пора о жизни думать. Я ему идею твою рассказал, – чуть ухмыльнулся. – С «земским доктором», он не против переезда. Тем более школа там, садики, трое ребятишек у него…

– Геля? – уставилась я на отца.

– С Митрофаном Гелю отпущу. Ты при муже будешь, не до глупостей, – одним взглядом он сказал всё, что думает о встрече с беременной девушкой моего парня… даже в голове это звучало так, что я покрывалась стыдом с головы до пят. Страшно представить, что думал отец. – Навещать буду, вы приезжать. По-людски жить, с богом, а не… – обвёл взглядом комнату, ставшую мне уютным домом на два года, как оказалось, счастливые.

– Если откажусь?

– Откажешься, живи, как знаешь, я тебе не указ. Сестру больше не увидишь.

– Могу я познакомиться с этим Митрофаном? – прошептала я, глотая слёзы, ненавидя этого, возможно, хорошего мужчину…

Ненавидя, ненавидя, ненавидя!

Потому что он не Олег.

Олега тоже ненавидела, потому что он точно такой же, как мой отец.

С двойной моралью. С одной стороны счастливый шёпот ночами. С другой – законнорожденные дети, хозяйство и обед из трёх блюд с компотом, блин!

– Зверя из меня не делай, – нахмурился отец. – Познакомитесь, как полагается, поговорите, присмотритесь, если сложится у вас, после Успенского* свадьбу сыграем.

*Имеется в виду Успенский пост в Православии, который длится с 14 августа по 27 августа включительно.

Глава 18. Тина

С утра я торчала на кухне, сильно устала. За время, проведённое в колледже, забыла, как это – готовить на целую ораву.

Тётя Тоня отправилась в огород с раннего утра, не появлялась в поле зрения, чему я радовалась. Геля кружила вокруг, не выпуская из вида, не отходя ни на шаг.

– Правду папа сказала, что ты теперь с нами останешься? – допытывалась она, заглядывая с надеждой в глазах.

– Правда, – кивнула я, ободряюще улыбаясь.

Геля засияла, запрыгала от радости на одной ноге. Снова переспросила, чтобы убедиться наверняка, поверить собственным ушам.

– Саша замуж осенью выйдет, мама Тоня сказала, я в комнату её переехать смогу! – похвасталась сестра.

Снова улыбнулась нехитрой Гелиной радости. Собственное личное пространство в многодетной семье – настоящая роскошь, зачастую совершенно недоступная, как и единоличная родительская любовь.

Всё приходится делить, начиная с квадратные метров жилой площади, заканчивая вниманием.

Мне отец сразу выделил отдельную комнату, видимо, понимал, что постоянно находиться в компании сестёр будет сложно. Остальные жили вместе, приглядывали за младшими. Старшие отселялись на короткий промежуток до самостоятельной жизни, и то не всегда.

Саше только-только исполнилось восемнадцать. После Успенского поста она выходила замуж, уходила в другую семью.

Со своим будущим мужем они познакомилась здесь, в родительском доме. Из соседнего села к тёте Тоне приехала приятельница, по своим, женским надобностям. Привёз её сын на стареньком УАЗике. Ефим только-только окончил колледж в соседнем районе. Вернулся под родительский кров, задумался о собственном жилье, о создании семьи.

«Время пришло», – сказал отец.

Ефиму приглянулась восемнадцатилетняя Саша. Саше понравился Ефим. Сосватали быстро – семьи наши одного толка и согласия, – неделю молодые знакомы не были.

Свадьбу решили играть после Успенского поста. Летом не с руки, дел невпроворот и между постами уложиться сложновато.

Осень – лучшее время.

Саша ходила счастливая. Поминутно поглядывала на дорогу, не появится ли знакомый УАЗик. Наедине молодым не позволяли оставаться, всегда кто-то, будто случайно, приглядывал. Речи о том, чтобы выбраться куда-то вдвоём, хоть в ближайшее село в магазин, идти не могло. Однако, общению не препятствовали. Хоть целый день проведи здесь Ефим, помогая по хозяйству, играя в гляделки с невестой. Дни такие были редкостью, у жениха своих забот полон рот.

Лето – год кормит, а ему предстояло заботиться о молодой жене, бог даст, и пополнении.

– Ангелинка, воды подай! – крикнул в дверях Фокий, обмахиваясь влажным полотенцем.

Колол дрова, запыхался.

В село провели газ, некоторые дома подключились к благам цивилизации, некоторые проигнорировали, решив топить по старинке – дровами, или оставить отопление от электричества, пеллетов, дизельное – много вариантов. Нам же газовое снабжение и не обещали.

Семнадцать километров от населённого пункта, вокруг ни одного дома. Хорошо, что свет проведён. В последние годы от солнечных батарей, установленных на окраине села.

Так и жили: в комнатах иконы, русская печь, в которой томятся постные щи с грибами – шёл Петров пост. Во дворе дизельгенератор, в сарае обязательный запас топлива. Рачительный хозяин на чудеса цивилизации надеется, а сам не плошает.

Вездеход у высокого частокола, рядом видавший виды, ещё крепкий японский внедорожник. В конце огорода, там, где за штакетником виден расшитый цветами луг, ульи. Округа полна звуками домашней живности, гомоном птиц, вперемешку с плеском реки о деревянные мостки.

Геля недовольно поджала губы, опустила виновато взгляд. Налила воды в кружку, вынесла старшему брату, который всё это время недовольно смотрел на нас.

Ужасно хотелось высказать всё, что я думаю о нём самом и его драгоценном мнении. На меня смотри сколько хочется, как угодно криво. Хуже, чем сейчас, мне уже не станет.

Гелю зачем колючими взглядами охаживать? Она не помнит, что чужая в этом доме.Знать – знает, но не помнит, не осознаёт. Не виновата ни в чём, как и я не виновата.

Виновник ситуации здесь один – наш отец, но на него Фокий с такой неприязнью не глядел. То ли боялся, то ли поддерживал, как мужчина мужчину, мы же всего лишь женщины. Существа нечистые, греховные по сути своей.

Но я молчала, упорно придерживалась нейтралитета, который установился в последние мои приезды.

Фокий игнорировал меня, я его. Мы словно не видели друг друга, не замечали, что в нашем случае однозначное благо.

Худой мир всегда лучше доброй ссоры.