Будешь моей (СИ) - Романова Наталия

– Она ребёнок. Сегодня хочет уехать с тобой, завтра телефон, послезавтра стать кошкой.

– Ей десять лет, нормально в десять лет хотеть телефон и жить со старшей сестрой.

– И что ты ей дашь, сестра? – зло проговорил отец. – Что покажешь? Чему научишь? Этому? – снова показал на пьющих шампанское девчонок, уже из горла. Вот ведь, как назло, места другого не нашли. – Этому? – ткнул пальцем на целующуюся взасос парочку на крыльце колледжа. – Со своими проходящими мужиками знакомить будешь, чтобы она считала, что в блуде жить – нормально? Этого ты хочешь?

– Нет, – всплеснула я руками. – И нет у меня мужиков, только один, и того уже нет… – всхлипнула, стараясь скрыть слёзы, которые упорно подбегали к глазам, вслед за подкатывающейся истерикой.

– Я заметил, – кинул взгляд на Яну, прошедшую мимо, демонстративно выпячивая живот.

– Условия мои, чтобы забрать Гелю, ты знаешь, – коротко сказал отец. – Решай.

Я знала, всё знала, понимала, имела в виду, но не думала, что придётся настолько быстро решать.

Верила в какое-то дурацкое чудо. Пусть и понимала, что взяться тому неоткуда.

Волшебники на голубых вертолётах на меня не рассчитывали.

Эскимо закончилось в день смерти мамы.

Геля, в отличие от меня, не помнила маму. Не помнила наше прошлое, что можно жить без ежедневных молитв, усердного труда. Можно громко смеяться, шутить, танцевать, смотреть телевизор до ночи, влюбиться на целую неделю в корейского певца, больше похожего на девочку, чем на юношу.

Никто не скрывал, что она не родная дочь тёти Тони. Шила в мешке не утаишь, достаточно было пары общений с сельской ребятнёй, чтобы сестрёнка поняла, что она «эта» и «его».

На неё точно так же показывали пальцем и шептались, переглядывались при появлении, не давали забыть, что она – внебрачный ребёнок.

Нагулянный, а то и вовсе – пауголок.

Порой она пробиралась ко мне в комнату среди ночи и мечтала вслух, как мы вдвоём уйдём. Будем жить одни, без мамы Тони, папы, сестёр и братьев, особенно противного Фокия. Я стану знаменитой артисткой, буду получать много денег, а она научится играть на пианине, как в доме культуры стоит.

Я же понимала, что Геля никогда не научится играть на пианино.

Лицедейство – грех.

Веселье – соблазн, отвлекающий от молитвы.

Я никогда не стану артисткой, вообще никем не стану. В школе нашего села было только девять классов, одиннадцатилетка в райцентре. Некоторые учились удалённо, сдавали ЕГЭ, поступали в институты, большинство же уезжали в колледжи. Мне не светило ни то, ни другое.

Фокий должен был уехать учиться в колледж, ему предстояло получить образование, чтобы в будущем кормить свою семью, а мне – выйти замуж, рожать и воспитывать детей. Для этого, как известно, диплом не нужен.

Дождутся положенного возраста, подберут жениха из хорошей семьи своего согласия – и судьба решена. Ничего нового, испокон веков тысячи женщин так жили, некоторые живут по сей день. Повезёт, если жених будет не просто «свой», а знакомый и симпатичный хотя бы капельку.

Для этого нас вывозили на старообрядческие праздники, чтобы молодёжь присматривалась друг к другу. Парни глядели на меня, я смотрела на жизнь вне села, в котором училась, вне дома, где теперь жила.

И мечтала, мечтала, отчаянно мечтала уехать учиться.

Всё равно куда, безразлично на кого. Хоть на повара, хоть на парикмахера, хоть на лётчика-испытателя, главное – получить образование, а потом…

Даже если выйду замуж по велению отца за своего, будет легче забрать Гелю. Полученная профессия даст возможность работать. Сестра не станет лишним ртом, обузой для гипотетического мужа.

Отец слышать не хотел о продолжении образования. Говорил, в миру сплошь грязь, порок, разврат. Грехом всё пропитано. У знакомых из нашего прихода дочка уехала учиться на врача, вернулась на сносях. Родила без мужа, живёт во блуде.

Неожиданно мне повезло. Одноклассница уезжала в медицинский колледж в сотне километрах от Москвы – для меня на чужую планету. Удивительно, но оплата была доступнее, чем в нашем райцентре, и предоставляли место в общежитии.

Я всё разузнала. Поняла, что с моими оценками есть реальная возможность поступить, решилась на разговор с отцом. Как я просила, умоляла, обещала все блага мира, уже не вспомнить. Отец оставался непреклонен.

Нет и всё. Точка.

К тому же тогда на меня положил глаз парень из соседней общины. К моему восемнадцатилетию он должен был закончить учёбу, взять кредит на постройку дома, значит, придёт пора жениться. Семья, как назло, уважаемая, крепкая верой, из «своих», нашего согласия.

В качестве отступных, за отказ от образования, мне обещали разрешение встречаться с женихом до свадьбы. Его пригласить к нам, меня отпустить, чтобы мы познакомились, пригляделись, «сами меж собой решили», но «чтобы ни-ни до свадьбы!».

Неожиданно за меня вступилась тётя Тоня. Случайно я услышала, как на кухне она выговаривала отцу на повышенных тонах:

– Отпусти ты Тину, ради Христа! Не видишь что ли, не наша она, не с нами! Что ж ты издеваешься над девчонкой? Она ж с корнями с места вырвана, а в новую почву не укоренилась. Чужое ей здесь всё… терпит, старается, как тот колосок к земле гнётся, а всё одно к свету тянется.

– Какому свету? – зарычал отец, громыхнул чем-то.

– Не к тому, что мы все, – выдохнула тётя Тоня. – Не держи. Бог управит…

Бог управил. Отец лично отвёз меня к месту учёбы. С пристрастием оглядел комнату в общежитии, здание колледжа, пообщался с мастером, не скрывая недовольства. Однако позволил остаться, напоследок купив телефон и ноутбук для учёбы.

Подружка в колледж не поступила, уехала в другой город, а я осталась.

Я понимала, второго такого шанса не будет. Не справлюсь, завалю, вылечу, останется два пути: остаться в миру, отказавшись от сестры навсегда, или вернуться в дом отца, жить по его правилам, а потом мужа, которого мне подберут.

Парень от меня отказался, нашёл подходящую и, кажется, почти сразу женился.

Получая диплом, профессию, я расширяла себе коридор, могла выбирать хотя бы что-то. В идеале забрать Гелю сюда, устроить в школу, в том числе музыкальную, чтобы научилась играть на пианине. Самой работать, жить свою счастливую жизнь, где всегда найдётся место радости…

Я рассматривала все варианты самостоятельной жизни с сестрой, понимая, что отпустить Гелю настолько далеко отец вряд ли сможет. Вера же в чудо теплилось, не смотря ни на что.

В последний свой приезд домой записалась на приём к главе района, разузнала о программе «земский доктор», в моём случае фельдшер. Связалась с председателем сельсовета соседнего крупного села, он уверил, что готов принять меня.

Выделит «квартиру» – деревянный, покосившийся домишко, – дрова на зиму. От государства же мне полагалась приличная денежная выплата.

Участок огромный, порой с непроходимыми дорогами, много немобильных пенсионеров, хронических больных, единственный врач не справляется, помощь нужна позарез. Нагрузку обещали огромную.

Зато в селе была школа – одиннадцатилетка, детский сад – дело-то молодое, нехитрое. Спортивные площадки, стадион, дом культуры, обещали построить бассейн, постоянно работали четыре магазина, асфальт из района прямо к ФАПу вёл.

Одним словом – ждут.

Окрылённая, я заехала в опеку, узнать, есть ли законные способы забрать Гелю из семьи отца, стать её опекуном. Через год у меня будет работа, зарплата, жилье…

По возвращению домой нарвалась на злого отца, которому, не успела я закрыть дверь органов опеки и попечительства, позвонили.

Кушнарёв Лука Тихонович – не просто лесничий, государственный служащий, он уважаемый в районе и области человек. Водил дружбу с чиновниками, бизнесменами, егерем соседнего района, где отдыхала местная и приезжая элита.

Исправно, на постоянной основе, помогал детскому дому в райцентре. Деньгами, подарками, продуктами натурального хозяйства. Мёд привозил, овощи, яблоки с ягодами.