Любовь – это путешествие - О'
– Да пошел он. Он вечно пытается контролировать твою жизнь. Прими собственное решение.
– Я и принял.
– Я сейчас не про девчонку.
Сжимаю и разжимаю кулак. Пальцы на руках болят, а на ногах стали тускло-желтыми.
– А как понять, что решение правильное?
– Прислушайся к интуиции.
– Я и так к ней прислушиваюсь!
– Нет, ты следуешь своим желаниям. А работать у отца – следовать разуму. А речь про интуицию, понимаешь? Инстинкт, который всегда прав. Это и есть настоящий ты.
Легко сказать. Чтобы стать «настоящим» собой, надо понимать, что ты вообще из себя представляешь.
– Я всегда был рядом, правда же? – Маркус опускает наши сцепленные ладони в горячую воду. Шиплю от боли.
– Да, знаю, только…
– Я даю тебе возможность следовать мечте. Здесь ты сможешь писать стихи. Ты всегда этого хотел, правда?
– Поэзия – это не работа.
– Работа, если у тебя талант.
– У меня его нет, – на автомате отвечаю я. Полоска на потолке расплывается.
– Это сейчас говорит не твоя интуиция.
По телу наконец разливается тепло. Неотрывно смотрю на потолок и думаю о словах Маркуса. Он прав. Если бы я и вправду считал, что бездарен, то бросил бы писать. В глубине души мне нравятся мои стихи, и надеюсь, однажды они понравятся другим.
– Ты мне веришь? – спрашивает Маркус.
В Оксфорд мы поступали вместе. Подали документы на факультет литературы – Маркус считал, туда проще всего попасть, плюс для поэта это лучший вариант. Выбрали один колледж, а как иначе?
Люк вырос, влюбился и поехал учиться в Америку – или, скорее, сбежал от отца, но Маркус всегда был со мной. А я с ним, с тем самым мальчиком с кудряшками и венком из цветов, сползшим к уху.
– Конечно. Конечно, верю.
– Тогда послушай меня. Я знаю, чего ты хочешь. – Он отпускает мою руку. – Пойду, прогоню гостей. Пока не вернусь, не вылезай из ванны. Вставать тоже не стоит. И смотри не утони.
Дверь закрывается. Твердая уверенность, что я скоро умру, незаметно исчезла. На месте осталась лишь привычная глубокая растерянность, преследовавшая меня все лето, и страх – ощущение, что я принимаю серьезное решение, и делаю при этом большую ошибку.
Сейчас
Каждый раз, когда я смотрю на навигатор, Шотландия все дальше и дальше… Маршрут становится красным – пробка все больше.
– Как такое может быть? Мы же едем в сторону Шотландии! Почему время в пути увеличивается?
Мы с Деб снова на передних сиденьях. Честно говоря, так гораздо лучше. Не в том я настроении, чтобы тесниться сзади с парнями, которых и видеть-то не хотела.
– Надо позвонить Шерри и предупредить, что мы сильно опоздаем, – говорю я, потирая глаза. – Она будет плакать, да?
Когда Шерри начала планировать свадьбу, с ней что-то произошло. Моя беззаботная соседка, спокойно убиравшая с ковра рвоту очередного любовника, стала с ума сходить из-за букета – упаси бог, там окажется меньше шестнадцати алых роз! Говорят, перед свадьбой это обычное дело, но я-то думала, что такое случается только с теми, кто склонен к истерикам, просто хорошо это скрывал. Но предсвадебное безумие добралось и до Шерри.
– Не будет, – твердо говорит Дилан.
Долгая пауза. Я жду. Он ждет. Совершенно уверена: Дилан сдастся первым. Может, он изменился, но не настолько.
– Я позвоню, – вызывается он. – И не надо ухмыляться, не то включу громкую связь.
Почему стоять в пробке куда хуже, чем ехать? Я бы скорее восемь часов просидела за рулем, чем четыре – без дела. На скорости девяносто километров хотя бы чувствуешь, что приближаешься к цели. А так я целую вечность пялюсь на задний бампер «ауди». Из-за ремонта дороги открыты только две полосы вместо четырех.
Половина пятого. Мы давно уже должны были быть в Шотландии, на предсвадебном барбекю, а мы… Щурясь присматриваюсь к указателю. Проклятье, мы и до Престона не доехали! Шерри не плакала, но голос у нее был подозрительно высоким.
Песня заканчивается, и я листаю плейлист с кантри. Большинство композиций напоминают о Дилане. Судорожно сглатываю. Песня про то, как сложно забыть прошлую любовь, точно не подойдет. Не стоит слушать такое, когда Дилан сидит рядом, а то еще расплачусь.
Останавливаюсь на Ките Урбане. На гитарном вступлении откидываюсь в кресле и глубоко вздыхаю. Путешествие с Диланом вышло сложным, как я и ожидала. Особенно учитывая, насколько он изменился. Дилан всегда был самым тихим в компании, но теперь причина кроется не в неуверенности. Скорее, он стал… задумчивее.
– Родни совсем нет места! – возмущается Дилан на заднем сиденье.
Даже оглядываться не надо, и так понятно, о чем речь: Маркус расселся, раскинув колени.
– Да он не жалуется, – отмахивается Маркус. – Если уж слушать это, давайте хоть что-то из классики жанра.
– Долли! – предлагает Деб.
– Только не Долли Партон, умоляю, – стонет Маркус. – Джонни Кэш?
– Еще ноги на него положи, – стоит на своем Дилан со спокойной твердостью. Невольно улыбаюсь. – Сядь нормально.
– Слушаюсь, мамуля, – ворчит Маркус. – Адди, так что насчет Кэша? Пожалуйста.
Удивленно вскидываю брови. Для Маркуса это слишком вежливо. Бросаю взгляд в зеркало: он безучастно смотрит в окно. Не верю, что люди вроде Маркуса меняются, и одно «пожалуйста» на мое мнение не повлияет. И все же включаю Джонни Кэша.
Деб перестраивается на соседнюю полосу в напрасной надежде ехать быстрее. Окна закрыты, чтобы горячий ветер не задувал в салон, но мне отчаянно нужен свежий воздух. Кондиционер не справляется.
Пассажиры в соседних машинах зевают от скуки, закинув ноги на приборную панель или уперевшись локтями в руль. Три подростка отбирают друг у друга планшет. Думаю, со стороны мы кажемся компанией друзей, собравшейся за город. Родители тех подростков наверняка нам завидуют.
О, если бы они знали!
– Судя по карте, все дороги забиты, – подает голос Родни. Волосы у него свалялись от пота, мокрое пятно проступает от ворота футболки до груди. Бедняга, ну и денек у него выдался. Всего лишь хотел бесплатно доехать, а в итоге застрял с нами в парилке.
– Сколько до Эттрика? – спрашиваю я.
– М-м-м… семь часов.
– Как семь?! – восклицают все хором.
Деб опускает голову на руль.
– Я уже не могу, – жалуется она. – Сейчас описаюсь.
– Давай я допью воду и воспользуешься пустой бутылкой, – предлагает Родни.
– Родни, ты в курсе, как женщины писают?
– Ну, не особо.
Маркус хмыкает.
– Ладно, как приедем – нарисую тебе схему, – острит Деб.
– Ух ты, спасибо, – благодарит Родни, не заметив сарказма.
– Давай я сяду за руль, а ты сбегаешь в кустики, – предлагаю я, кивая на обочину. – Нам еще стоять и стоять.
– Уверена? – спрашивает она, поглядывая на неподвижные машины.
– Тебе очень надо?
– Упражнения для тазового дна уже не помогают, Адди.
– Что за упражнения? – удивляется Родни.
С нами будто детсадовец едет.
– Готова? – спрашиваю я Деб.
Она кивает, и мы выходим. Наконец-то воздух! Пусть даже с выхлопами и запахом бензина. На улице пекло – пока обхожу машину, прямо-таки чувствую, как кожа сгорает на солнце.
– Говорила же, не надо было их брать, – шепчу я Деб.
– О да. Худшее путешествие в мире. О чем мы только думали?
Деб лавирует между автомобилей и исчезает в редких зарослях на обочине.
Когда начинается движение, я не сразу понимаю, что происходит. Такое бывает в поезде: смотришь из окна купе, и кажется, что едешь, а на самом деле это вагон напротив.
Сзади раздается гудок, потом еще один. И тут до меня доходит.
– Твою мать!
Рывком открываю дверцу и залезаю внутрь. Маркус ржет, как гиена, Родни причитает «Ой, ужас, ой, ужас», словно всполошенная старушка.
– Да… – произносит Дилан. – Дела…
Между нами и «ауди» уже расстояние в добрых триста метров. Машины позади пытаются вклиниться на другую полосу.
