Любовь – это путешествие - О'
Неудивительно, что он не хотел возвращаться из путешествия. Так что, когда у меня не было сил даже выбраться из постели, Маркус все понимал. Охватывающий меня ужас был ему прекрасно знаком.
– Что ты хотел мне показать? – спрашиваю я.
Маркус подходит ко мне – его грязные кроссовки оставляют цепочку словно нарисованных коричневых следов на белоснежном мраморе, – и кивает в сторону сада.
– Тебе понравится, – обещает он с улыбкой. – Идем.
Невольно улыбаюсь в ответ. Хорошее настроение обычно длится у моего друга недолго, как проливной дождь.
Выходим в вечерние сумерки. Громадное заднее крыльцо дома мерцает розовым благодаря лампочкам, вмонтированным между каменных плит, и в таком свете лицо Маркуса кажется жутковатым.
Лужайка простирается до искусственного озера, где Маркус праздновал двадцать первый день рождения. Гости страшно ворчали, что он велел прийти в купальниках и шортах – мы все-таки в Британии, – но, когда первый смельчак нырнул в воду, оказалось, она подогрета.
Маркус идет по дорожке из камней, которую Индия велела выложить еще во времена его детства. Розоватые лампочки остались позади, и он включил фонарик на телефоне. Луч света неровно скачет туда-сюда.
На озере устроен небольшой причал, именно на нем состоялась свадебная церемония Индии и Джоэла. Мне тогда было лет восемь. Джоэл познакомился с моей мамой на рауте в Лондоне, и с тех пор наши семьи подружились. На свадьбе я стоял возле Маркуса. Помню, на нем был голубой костюм с жилетом, а цветочный венок норовил сползти с кудрей к правому уху. Услышав свадебные клятвы, Маркус беззвучно заплакал. Я знал, что он скучает по маме, но не догадывался, насколько сильно. Я крепко сжал его ладошку, а Люк подошел и взял за вторую.
– Куда ты меня ведешь?
Маркус убежал вперед. Свет его фонарика скользит вокруг, и я замечаю на воде маленькую лодку. Хм. Обычная, деревянная. Два весла, два сиденья. Оглядываю ее с подозрением.
– Да не бойся ты, залезай! – слегка подталкивает меня Маркус. – Будто не ты провел половину детства на рыбалке!
– Рыбачил-то на берегу, – напоминаю я.
Маркус снова меня толкает. Запрыгиваю и хватаюсь за скамейку, чтобы удержать равновесие. Друг смеется – свет фонарика проносится по деревьям вдалеке, по темному озеру, по пирсу, – и прыгает вслед за мной. Воздух такой холодный, что даже пар изо рта идет.
– Куда мы плывем?
– Терпение, дружище! Бери весло.
С горем пополам отчаливаем от берега. В университете Маркус занимался всеми видами спорта подряд, да и от отца должны были передаться гены, но в гребле толку от него нет. Сначала мы вертимся на месте, обрызгавшись с головы до ног и весело чертыхаясь, потом дело идет на лад.
Я согрелся, вместе с теплом приходит возбуждение от грядущего приключения. Как это часто бывает рядом с Маркусом, меня покидает чувство страха, и я готов забыть об осторожности, пойти наперекор отцу, выбрать поэзию вопреки всему и всем.
На другом берегу причала нет, и, выбираясь из лодки, мы вымокли насквозь. Пока Маркус неуклюже пытается привязать веревку к деревянному столбику у воды, я понимаю, что его отец отключил на зиму подогрев озера. Ноги дрожат в сырых джинсах, совсем закоченели.
– Сюда, – только и говорит Маркус, указывая мне путь среди деревьев.
Нашариваю в кармане телефон – к счастью, сухой – и тоже включаю фонарик. Деревья смыкаются вокруг нас, о переплетенные корни легко можно споткнуться. По грязи тянутся две глубокие колеи, полные дождевой воды, – похоже, тут проехала машина. Кроссовкам теперь дорога только на помойку. Надо было надевать резиновые сапоги, но кто ж знал… Прогулки с Маркусом непредсказуемы.
Только открываю рот в очередной раз спросить его, куда мы идем, как деревья расступаются, и луч фонарика Маркуса освещает небольшую постройку.
Домик в лесу, хм. Вроде из дерева, но в тусклом свете телефона как следует не разглядеть. Крыльцо приподнято над землей, а передняя стена в основном стеклянная – от пола до островерхой крыши. Маркус что-то нажимает, и все подсвечивается волшебными мерцающими огоньками.
– Вот это да…Погоди, он всегда здесь был? – недоумеваю я, любуясь деревянными балками над крыльцом.
– Не-а. Папа с прошлого года над ним работал. Подожди, сейчас еще зайдем внутрь.
Маркус взбегает по ступенькам, а я следую за ним, стягивая на пороге промокшие грязные кроссовки. Стены деревянные, пол устлан толстыми коврами. Домик не так мал, как кажется: в гостиной два дивана, от входа видно кухню, а под лестницей пристроен туалет.
– Невероятно, – восхищаюсь я, поднявшись на второй этаж.
На втором этаже еще две комнаты с обшитыми деревом стенами, серым ковролином и двуспальными кроватями.
– Он наш. Твой и мой.
Замираю на полдороге вниз. Маркус глядит на меня, довольно улыбаясь.
– Что?
– Папа построил его для нас. Как домик для пожилого родственника. В нашем случае для подросших детей.
Маркус уходит на кухню за пивом. Я задумчиво брожу в одних носках по мягкому ворсу ковров, пытаясь осмыслить происходящее.
«Твой и мой».
– Твой отец отстроил нам целый дом?
– А почему нет? – Маркус пожимает плечами и протягивает мне банку пива. – Участок-то наш.
– Я думал, ваша земля заканчивается озером…
– Нет, конечно, – смеется Маркус. – До самой дороги все наше. Отец проложил асфальт, так что к заднему двору можно подъехать на машине. Просто через озеро эффектней выходит, – подмигивает он. – И девчонкам понравится.
– Я не могу… здесь жить, – выдавливаю я. – Если ты об этом.
Маркус устраивается на диване и делает большой глоток пива.
– Еще как можешь. Мы оба понимаем, что Лондон и компания твоего отца, – не лучший вариант. Про жизнь с предками в Уилтшире вообще молчу. Где же тебе сочинять свой великий опус?
– В Чичестере. Устроюсь там на работу и буду жить с родителями Адди, пока не найду квартиру.
– Даже не начинай, – фыркает Маркус. – Нечего тебе там делать. Не можешь ты переехать к родителям какой-то девицы, с которой кувыркался летом. Да еще и в Чичестер.
Холодная банка потеет у меня в ладонях.
– Она не какая-нибудь там «девица». Это Адди.
Маркус вскакивает с дивана. Он почти допил пиво и теперь идет на кухню за новым.
– Сколько ты знаком с Адди?
– Сам знаешь.
– Ответь.
– Мы встретились в начале июля.
– И?
– Сейчас январь. Мы знакомы… шесть месяцев.
– И сколько из них ты провел с ней?
Шипение открывающейся банки.
– Это неважно.
– А вот и важно. Иначе парни женились бы на девчонках, с которыми разок потанцевали в сельском клубе, как это было в старые времена. Сейчас все изменилось, Дилан. Сейчас мы зовем их на свидания. Вместе ходим по магазинам. Если девушка нравится по-настоящему, мы проводим с ней все больше времени, и через несколько лет съезжаемся. Затем, если не хватает силы воли и жажды свободы, – а иначе не объяснишь, – мы решаемся и женимся на ней. Но точно не меняем всю жизнь из-за хорошего перепихона.
Сердце бешено колотится о ребра.
– Перепихон здесь ни при чем. Я люблю ее, – сдавленно возражаю я.
Маркус втягивает пивную пену, пока не полилась через край.
– Дил, я все понимаю. Адди красотка, умная, независимая. Поверь, я не осуждаю. Но… она тебе не подходит.
Маркус дерганный больше, чем обычно. Может, успел что-то принять?
– Не подходит, – повторяет он.
Делаю три ледяных глотка подряд. Голова кружится.
– Подходит. Она совершенство.
– Прекрати! – выкрикивает Маркус, и я подпрыгиваю на месте, пролив на себя пиво. – Ты превращаешь ее в идеал, не замечаешь? Она не твоя прекрасная муза, Дилан. Она сложная, опасная, своенравная. Бомба замедленного действия. У нее есть власть над людьми, хотя она еще об этом не знает. Это… это только начало.
Изумленно таращусь на Маркуса: он ходит туда-сюда по комнате и нервно теребит волосы.
– Она тебе не подходит, ясно?
– Ты неправ, – слабо возражаю я.
