Любовь – это путешествие - О'
Родители любят Шерри, как и все на свете. Не любить Шерри – это как ненавидеть щенят.
– Поставлю пока чайник, – вызывается она, оттолкнув Дилана с дороги. – Мне столько надо рассказать!
И мы все идем на кухню следом за ней.
– Хорошая из меня вышла сваха? – спрашивает Шерри маму, наливая воду в чайник. – Говорила же, что подыщу Адди парня?
– Никто не просил, – хмурюсь я.
– И во Францию я тебе пригласила, – говорит она, ткнув в меня пальцем. – А она собралась в учителя! В школах нет мужчин!
– А вот и есть! – смеюсь я. – У нас директор мужчина.
– Директор-то конечно, – закатывает глаза Шерри, включив чайник. – Наверняка скучный старикашка.
– Нет, молодой и обаятельный. – Я достаю чистые кружки. – А уж красавчик!
– Да ладно! Тогда я тоже к тебе устроюсь. А где кружка с бульдогом? Деб ее припрятала, да?
– Чего шумишь? – раздается за спиной голос Деб. – Раньше вроде не была такой громкой.
– Деб! – Шерри бросается ей навстречу, но спохватывается. – Никаких обнимашек, помню-помню. Ну привет, красотка!
– Привет, Шерри, – улыбается Деб. – Кружка на нижней полке.
– Ура! Моя любимая.
– Чего? – теряется Деб под нашими взглядами. – Попробуйте сказать «нет» этой женщине.
Значит, молодой, обаятельный, да еще и красавчик?!
Шерри передает кружку и внимательно приглядывается ко мне – слишком хорошо меня знает.
– Все норм? – беззвучно шепчет она.
Улыбаюсь, подавив затаенный липкий страх.
– Конечно.
Неубедительно вышло, но тут Деб начинает жаловаться: мама, мол, теперь покупает обезжиренное молоко вместо прежнего, полуобезжиренного. Они принимаются спорить, с какой крышечкой продается цельное молоко – зеленой или синей, и Шерри напрочь про меня забывает.
Я пью чай и наблюдаю за Адди: на ней любимый комбинезон, а собранные в пучок волосы растрепались. По-домашнему уютная, искренняя, не при параде. Вот она, настоящая Адди, в кругу семьи. Господи, да в такую кто угодно влюбится!
«Молодой, обаятельный и красавчик». Вообще не помню, чтобы она раньше упоминала директора. Разок сказала, что старшие коллеги ее поддерживают, но я-то представлял их женщинами средних лет.
В кармане вибрирует телефон, и я вздрагиваю – наверняка отец. Прошлый раз я не взял трубку, только смотрел и смотрел, как его имя мелькает на экране, словно наживка перед доверчивой рыбой.
– Офигеть! – восклицает Шерри. – Та, через дорогу? Которая вся в пирсинге?
– Она самая! – Адди сгибается пополам от смеха.
– А с кошкой что? – таращит глаза Шерри.
– Отправили ее матери, – улыбается мама Адди.
Все хохочут, даже папа Адди громко фыркает – на моей памяти он смеялся только над неуклюжими спортсменами по телевизору. Жаль, что я провел эти пять минут в лабиринте мучительных мыслей и пропустил начало истории.
Вытаскиваю телефон.
Перезвони. Хватит глупить с переездом в Чичестер. Возвращайся домой и займись делом, понял?
Нервно тереблю прядку волос.
– Все в порядке? – тревожится Адди, глядя на телефон у меня в руках.
Быстренько прячу его в карман.
– Ничего, – уверяю я. – Папа скинул еще один вариант недвижимости.
– «Недвижимости»! Настоящий взрослый зануда.
Я?! По вечерам Адди со стоном сбрасывает туфли в прихожей, распускает пучок и жалуется, как старшеклассники отказались отдать ей сигареты. Я стараюсь поддержать ее и что-то посоветовать, однако, по правде говоря, чувствую себя обманщиком. Адди живет в реальном мире, а я о нем ничего и не знаю. Когтистая лапа привычного ужаса вновь тянется к горлу.
Снова вибрирует телефон. На этот раз Маркус.
Ты еще жив? Друг мой, я уже и забыл, как ты выглядишь.
Теперь я еще чувствую себя виноватым. После возвращения домой мы с Маркусом почти не виделись. Размышления прерывает еще одно сообщение.
Может, заскочишь сегодня? Мне нужно показать тебе кое-что действительно крутое, ну и было бы здорово уже повидаться?
– Так что скажешь? – Адди дергает меня за рукав.
– А? – встряхиваю я головой. – Извини, отвлекся.
Адди вздыхает и легонько стукает меня по лбу.
– Снова вдохновение нахлынуло?
– Вроде того.
– Только дай мне строку, я тебе помогу! – восклицает Шерри и включает тостер.
Сто раз объяснял ей, что в стихах рифма не обязательна, но разве ее переубедить?
– Спасибо, справлюсь сам, Шерри.
– Шерри! Помидорки черри! Двери! – скандирует она, проскочив под рукой Деб к холодильнику. – В сквере, пещере, вольере!
– А пульт к ней прилагается? – со вздохом спрашивает папа Адди. – Сделать бы потише.
– Она скоро утихнет, – с нежностью говорит мама. – У нее был насыщенный день.
– Может, выгулять ее? – в отчаянии предлагает Нил.
– Мы обсуждали планы на вечер, – объясняет Адди. – Фильм и вино? «Бинго от Шерри» – будем опрокидывать по стопке всякий раз, когда она что-то кричит?
Очень хочется, но… Тяжело покидать Адди хоть на минуту: в глубине души я понимаю, что наверстываю потерянное время. Только вот Маркус…
– Мне надо съездить к Маркусу, извини.
По лицу Адди скользит тень – не то чтобы раздражения, скорее… разочарования? Обиды? Она отворачивается так быстро, что я не успеваю понять.
– Да, конечно, – бросает она и уходит из кухни.
Джоэл, отец Маркуса, в молодости играл за футбольный клуб «Арсенал» и получал по пятьдесят тысяч фунтов в неделю. Дом, спроектированный им же, наглядно это демонстрирует: броская роскошь, безвкусное излишество, аляповатая экстравагантность. Краны в особняке золотые – и я не о цвете, а о материале, а на кованных перилах повторятся эмблема «Арсенала».
Я так часто здесь бывал, что перестал замечать громадные зеркальные шкафы в каждой комнате, домашний кинотеатр в подвале, водную горку на заднем дворе. Теперь приходится специально останавливаться и осматриваться, чтобы заметить, насколько все это абсурдно.
– Ты опоздал на ужин, – упрекает Маркус, спускаясь по парадной лестнице. – Индия принесла тако.
Индия – мачеха Маркуса – вполовину младше его отца. Когда-то была бэк-вокалисткой у Майли Сайрус и построила бизнес-империю на продажах веганских лакомств для собак. Мама Маркуса умерла, когда ему было пять, а отец привел в дом Индию каких-то полгода спустя. Казалось бы, у Маркуса сотни причин ненавидеть вторую жену отца, но стоит только с ней познакомиться, сразу понимаешь, почему он так ее любит. Вернее, любил когда-то.
Индия женщина громкая, добрая, и порой до грубости прямолинейная. Когда Маркус был подростком, они скандалили целыми днями, аж жилы на лбу вздувались. Оскорбления летели в разные стороны, и примирение невозможно было даже представить. Однако Индия чудесным образом умудрялась добиться от Маркуса извинений, и они мирно шли играть в гольф. Такой и была семья Маркуса, покуда Индия не бросила мужа ради его брата. Мы тогда учились на первом курсе.
Маркус был сломлен и пустился во все тяжкие: бесконечные попойки, оргии, дорогущие поездки на горнолыжные курорты и стычки с полицейскими. Последней каплей стала ночь, когда я нашел Маркуса с бутылкой абсента на крыше часовни колледжа: отец заявил, что или сын берет себя в руки, или отправляется в реабилитационный центр. Этот ультиматум наконец-то пронял Маркуса, вид у него был действительно испуганный. Вообще-то, мне давно стоило пригрозить ему реабилитационым центром – Маркус же ужасно боится оказаться где-то в одиночестве.
Конечно, все еще нельзя сказать, что он в полном порядке, но хоть немного угомонился. Старается, по крайней мере.
Как ни странно, Индия не забыла о пасынке: до сих пор приезжает повидаться, звонит и пишет ему. Она по-прежнему считает себя его мачехой, вот только Маркус с ней не согласен. И теперь в конце ссоры они не мирятся, а Маркус выскакивает из дома, хлопнув дверью, и звонит мне.
