Кристина Лорен - Темная дикая ночь
Решительная Лола — это потрясающее зрелище.
Она похлопывает рукой по столу и этим отвлекает меня от своих мыслей.
Я сажусь напротив нее. Мы встречаемся взглядами, и никто из нас не смотрит в сторону и не рушит это напряжение. Мы так долго ходили вокруг да около, что клянусь, кожу покалывает, а в голове крутится вопрос: чем закончится этот вечер.
— Делаем ставки, — шепотом говорит она и убирает в сторону волосы, чтобы снять серьги. Она бросает их в центр стола и выжидающе смотрит на меня.
Я оглядываю себя в поисках, что вообще у меня есть. Часы. Джинсы, футболка, ремень, очки. Нет даже обуви и носков.
— Кажется, мы не на равных.
— Везет же мне.
Она понятия не имеет, что это я себя считаю везунчиком. Раз уже заслужил ее доверие. И особое расположение. А еще что стал свидетелем, как она берет свою долю ответственности за наши отношения. Я улыбаюсь и хочу снова сказать, что люблю ее.
Но вместо этого я снимаю часы и кладу их на стол, пока она сдает нам по пять карт.
Мы смотрим, каждый в свои, разложив их, и мать вашу, у меня две чертовы пары: два валета, две тройки, — и семерка.
— Твой настоящий покер-фейс никуда не годится, — хихикая, замечает она. — Неожиданность века.
— Могу раздеть тебя одной левой, — говорю я, помахивая перед ней картами и ощущая, как внутри меня теплеет, когда замечаю, что она схватывает двусмысленность. — Я открываюсь, — я беру свой ремень, медленно снимаю его и, свернув, кладу на стол. — Открывайся или скидывай, Кастл.
— А ты знаешь, что не аннулируй мы наш брак, я была бы Лорелей Ло?
Я киваю.
— Думал об этом раз или два, хотя всегда считал, ты оставила бы свою фамилию.
— Я до странного традиционна, — положив карты рубашкой вверх, говорит она. Как только я подумал, что Лола будет скидывать, она берется за край своего свитера и снимает его через голову.
Под ним на ней только бюстгальтер.
— Повышай или подтверждай, — говорит она, и тут я понимаю, что уставился на нее.
Посмотрев в свои карты, я понимаю, что могу по максимуму раздеть ее прямо сейчас, но хочу посмаковать так долго, как только получится.
— Подтверждаю.
Кладу свои семь карт рубашкой вверх, и она дает мне новую карту. Я уже подсмотрел: тройка червей. И теперь у меня фул хаус.
Она сдает себе еще три карты — это уже максимум — и гримасничает.
— Круто.
— Твой покер-фейс еще ужасней.
Лола поднимает на меня взгляд и говорит:
— Можешь повысить, если хочешь.
Теперь моя футболка снята и лежит в центре стола.
— Можешь подтвердить, если ты хочешь.
Ее бюстгальтер приземляется на мою футболку, и я выдаю несколько сдавленных звуков, прежде чем дрожащей рукой потянуться к пиву. Я едва соображаю при виде ее обнаженной груди. Такой округлой и упругой. Рот наполняется слюной, и я замираю с бутылкой у губ, не в состоянии ее наклонить, чтобы сделать глоток.
— Ты пялишься, — шепотом говорит она.
— Ничего не могу с собой поделать, — ты же только что сняла с себя лифчик.
— Давай открывайся.
О черт, карты.
Я часто моргаю, потом сильно зажмуриваюсь и просто кладу их на стол. Она со стоном показывает мне пару четверок и три неподходящих карты: валета, туза и семерку. Уронив голову на сложенные руки, она трясется от смеха, посмотрев на меня, когда слышит, как я пододвигаю к себе одежду. Я надеваю футболку, ремень и часы. Нацепив ее лифчик себе на голову, я накидываю свитер на плечи, а серьги оставляю лежать у моей бутылки пива.
Когда она выпрямляется, ее длинные темные волосы скользят по плечам и ложатся на грудь. Такой контраст между темным оттенком ее волос и молочной кожей, когда кончики прядей прикрывают соски.
Теперь я понимаю, почему такой женский образ рисовали миллионы раз.
— Ты снова пялишься.
— Ты все еще без лифчика.
— Я наврала, — рассеянно потирая пальцем нижнюю губу, говорит она.
Ее интонация подсказывает мне, что она забавляется, по крайней мере, самую малость.
— Когда?
— Когда сделала вид, что не хочу тебя поцеловать.
Я чувствую, как мои брови сдвинулись к переносице.
— Ты про правило?
— Ага, про него, — она опускает взгляд и пальцем рисует круги по столу. — И про каждый раз, когда видела тебя.
Мои артерии не в состоянии расшириться и быстро пропустить такой мощный поток крови, поэтому я ощущаю, как перед глазами все плывет.
— Иди сюда.
Она качает головой, подталкивает в мою сторону колоду, после чего встает и берет нам еще по пиву.
— Ты сдаешь.
После очередного раунда двусмысленностей и напряжения Лола снова проигрывает, но на это раз она сообразила поставить только ботинки, прежде чем скинуть. На следующей раздаче она выигрывает назад свои сережки и мои часы, но потом проигрывает и то, и другое, плюс свои носки.
— Согласно моим подсчетам, на тебе остались только две вещи, — пока она тасует колоду, замечаю я. — Штаны и что-то под ними.
Она смеется.
— Я не против насчет джинсов, но не могу проиграть свое нижнее белье.
— Но тебе некуда деваться. Моя очередь вскрываться после раздачи.
Она размышляет, и эффект двух бутылок пива дает о себе знать: ее взгляд быстро теплеет.
— Тогда пиши Харлоу. Скажи, пусть выберет наказание для проигравшего. Только не говори ей, кто проигрывает.
Кивнув, я достаю телефон и пишу сообщение Харлоу:
«Нам нужно наказание проигравшему в покер. Один из нас уже практически без одежды».
Не проходит и полминуты, как она отвечает:
«Чертов приватный танец, малыш».
Смеясь, я говорю Лоле:
— Она думает, это я проигрываю, не ты.
— Что она написала?
— Скажу, когда проиграешь.
* * *Лола роняет руку на стол и со страхом смотрит на меня.
— Погоди. Мне понадобится еще пиво, прежде чем я буду готова это услышать. О боже.
— Тебе еще понадобится музыка.
Ее глаза округляются, и она хватает бутылку и залпом ее осушает, после чего берет мой телефон. Она знает мой пароль, и, не долго думая, вводит его.
Прочитав сообщение Харлоу, она застывает с отвисшей челюстью.
— Я не собираюсь это делать.
— Тогда отдавай мне свое нижнее белье.
— Фиг тебе.
Я с хохотом встаю и подхожу к музыкальному центру.
— Ты что предпочитаешь: рок-н-ролл или клубную?
Она стонет.
— Оливер, я в жизни не исполняла приватный танец!
— Значит, клубная! — кричу я и жму на «play».
Развернувшись, я чуть не спотыкаюсь от вида Лолы в полный рост у стола. Пока мы сидели, от талии и ниже мне ее не было видно, но господи.