Игра. P.S. (СИ) - Лебецкая Екатерина

Дежавю.

Мы уже собирали осколки от тарелки вместе. Только тогда рядом была голая Малиновская, а не Дема и Дмитрий Иванович.

Я поселилась в загородном особняке Ветровых. Как оказалось, рабочие не успели докрасить стены в квартире Демы. И он предложил несколько дней пожить в доме отца, заверив, что отец уехал с друзьями на охоту, а Рома сюда редко наведывается. Только это «редко» выпало на сегодня. И боль в спине вернула главу семейства к теплому камину. И вот мы вчетвером ошалело радуемся встрече. Трое Ветровых и я.

— Сын, ты как здесь?

— У меня в квартире трубу прорвало. Все затопило. Я с вами пока поживу, — веселится, сидя рядом со мной на корточках около разбитой тарелки.

— Хреново затопило, если ты выплыл, — шиплю я.

— И я рад тебя видеть, Бельчонок.

Как же он бесит. Бесит тем, что знает, какой эффект производит на меня своей улыбкой.

Уверена, что в его ушах уже звучат фанфары.

Оставляю осколки Роме и усаживаюсь обратно за стол рядом с Демой.

Вот когда это пройдет? Когда я перестану так реагировать на него. Я чувствую его кожей. Прижимаюсь к Деме, а ощущаю взгляд Ромы.

— Принеси Роме тарелку, — обращается ко мне Дема, продолжая обсуждать дела компании с отцом.

Вот блин. И не откажешь при Дмитрии Ивановиче, который несколько минут назад нахваливал приготовленную мной еду и радовался появлению «хозяюшки» в их доме.

Нехотя иду на кухню. Рома следует за мной с осколками в руках.

— Мой руки и иди за стол. Будем ужинать.

— Бельчонок, я кажется порезался, — с придыханием выдает Ветров младший.

— Так тебе и надо, — шепотом рычу я, несмотря на него. — Аптечка где?

— В верхнем крайнем ящике слева.

Тянусь за аптечкой. Но на пол пути прихожу в себя.

Так. Стоп, Богданова. Что ты делаешь?

Разворачиваюсь. Беру тарелку и вилку и выхожу из кухни.

Да пусть хоть кровью истечет — не мои заботы.

Проходит не больше минуты, и Ромка целый и невредимый сидит за столом напротив меня. Ухмыляется. А мне придушить его хочется.

Вот же гад ползучий! Всё издевается. Давит на больное. Заставляет вспомнить то, что я так усердно зарываю.

Завтра же ноги моей здесь не будет.

Но до завтра надо еще дожить. Задача почти невыполнимая, если учесть, что Рома не сводит с меня глаз, а Дема словно специально сталкивает меня со своим братом.

— Ром, помоги Кате убрать со стола. Нам с папой нужно решить еще несколько вопросов в кабинете.

И уходит с отцом, оставив меня один на один с этим…

Как это понимать?

Как мне понять эту самодовольную улыбку Ромы?

Как понять отстранённость и холодность Демы?

Раньше в присутствии Ромы он покрепче прижимал меня к себе, а сейчас словно специально в лапы младшего брата бросает.

А этот и лапы уже расставил…

— Ветров, уйди с горизонта, — говорю я, когда он помогает собрать посуду. — Сама справлюсь.

— Бельчонок, ты чего такая злая. Рычишь и рычишь на меня, — подходит ближе, — Знаешь же, что так еще больше заводишь меня. Я не смогу устоять перед твоей игрой в недотрогу. Руки так и чешутся прикоснуться к тебе и увидеть мурашки на твоем теле.

Он не прикасается, но уже от его слов я ощущаю эти самые предательские «мурашки» на коже.

— Сам здесь все уберешь! — выпаливаю я и несусь в гостевую комнату, которую выделили мне в этом доме пыток.

Закрываю дверь и опираюсь о нее спиной. Сердце грохочет так, что боль ощущается в груди. Оседаю на пол и обхватываю себя руками.

Я не справлюсь. Не смогу. Даже сейчас, когда я не вижу, не слышу его, я дрожу. Ощущение, словно внутри меня натянутая до предела струна, которая готова порваться в любую секунду.

Не знаю, сколько времени, я так сидела. Бессилие и безысходность накрыли меня.

Встряхнул меня стук в дверь.

— Можно войти.

Встала с пола и открыла дверь.

— Ветров, ну какого черта ты приперся? — едва выдавила я из себя, ища в его глазах ответ.

— Совсем плохо? — заботливо спрашивает он.

И струна лопнула. Из глаз потекли слезы.

Закрываю дверь и делаю шаг от двери.

Чемодан. Вещи. И уйти отсюда. Подальше от него. Потому что измученное сердце не позволяет рассудка забыть его. Наверно, я слишком слабая, безвольная, а он слишком силен, напорист и любим. Лишь одно прикосновение, и я тону в глубине чувств.

— Бельчонок, сдайся уже мне, — прижимается несмело к моей спине. — Не убегай. Позволь любить тебя.

И если разум еще брыкается, то сердце и тело сдались ему.

— Бельчонок, пожалуйста. Ты только позволь, и я докажу, что ты можешь доверять мне.

Чувствую спиной его горячую грудь и руки плавно и нерешительно обхватывающие мою талию.

— Я люблю тебя, Бельчонок. Люблю. Никого никогда не любил. Только тебя. Понимаешь это?

Интуитивно сжимаюсь, боясь подчиниться его власти. Потряхивает.

— И ты любишь. Можешь, как обычно, кричать «нет», только я это чувствую. Любишь со всеми моими демонами и заскоками.

Его губы. Он не целует. Не прикасается. Но по горячему дыханию у моего виска я понимаю, что они в миллиметре от моей кожи. Растеряна и уязвима. Мое состояние не поддаётся описанию. Слишком много чувств. Слишком много переживаний.

— Я не смогу без тебя. Тянет нещадно. Потому что ты часть меня, Бельчонок. А я часть тебя. Мы слишком глубоко уже друг в друге. Это не вырвешь.

Поворачиваюсь и вскидываю на парня глаза. Он напряжённо вглядывается в моё лицо. Неторопливый взгляд шарит по щекам, губам, глазам, шее и подбородку. Сейчас я совсем не уверена, что устою перед ним.

Хочу и боюсь. Разрешаю и запрещаю. Люблю и ненавижу. Он рядом, и грань между хорошо и плохо ускользает. В голове затуманивается. Ощущениями накрывает. Такими нежными, искренними, желанными.

Секунда и его губы докажут насколько я глупая. Докажут, что мне нужен только он. Докажут, что без него я погибаю.

— В свои планы меня посвятить не хотите? — говорит мой жених.

Глава 40

Рома

— Дема… — пищит Бельчонок и отскакивает от меня.

— Брат, не сейчас. Уйди, пожалуйста, — прошу я Дему, пытаясь снова поймать Бельчонка в объятия.

— Дем… — повторяет она и обходит меня, направляясь к Демьяну. — Пойдем, поговорим. Пожалуйста.

Растерянная, испуганная, но уверенная. Отталкивает мою руку и хватает Демину.

Брат перекидывает пронзительный взгляд с меня на моего Бельчонка и кивает.

Не до конца верю в происходящее.

Ушла. Снова с Демьяном.

— Шикарно. Охуенно! — ору, одним взмахом руки снося всё с комода: ее расческа, духи, ноут, книги. Следующий замах — и комод лежит на боку.

— Невыносимо. Убиваете меня, суки.

— Вниз. В столовую, — чеканит за спиной отец. — Немедленно.

Кулаки. Сжатые челюсти. Лава по венам, которая жжет изнутри. Отбойный молоток вместо сердца, который ломает грудь. Задыхаюсь.

Лучше смерть, чем вот так. Ускользнула. Опять бросилась к нему. Сука!!! Сука!!!Сука!!!

Кулак в стену и к ней.

— Нет, — преграждает дверной проход отец.

Внутри ураган, с которым я не могу совладать. Штормит. Ломает. Разрывает. Уносит. Убивает.

— Папа, — упираюсь, как бык, лбом в грудь отца. Поддержка нужна.

— Пошли вниз. Здесь им поговорить нужно, — говорит отец, похлопывая по плечу. — Пошли, сын. Мне тоже объяснения нужны.

Плетусь вниз. Дробит так, что тело не слушается. В столовой сразу усаживаюсь на стул, иначе грохнусь. Пытаюсь дышать ровно. Успокоиться. Выходит, но слабо.

— Ром, не объяснишь, зачем ты здесь? И я на пару с тобой? Зачем Дема меня с охоты дернул?

— Не знаю, — запутался я. — Что он тебе сказал?

— Ничего толком. Просил вернуться в особняк, чтобы вы не поубивали друг друга, — говорит отец, усаживаясь на противоположном конце стола. — Эта девушка…

Отец не успевает договорить. В столовую влетает Бельчонок.

Трясёт всю. В глазах слезы и злость.

— Встань… — голос надломленный, но приказной.