Друг отца. Под запретом (СИ) - Ромуш Джулия

Ладно, сейчас о хорошем. Я выхожу отсюда.

"Выражайся яснее, а то люди ещё подумают, что из тюрьмы откинулась"

Выхожу из больницы на выходные. К Артёму. Одна мысль об этом поднимает мне настроение. Кончики пальцев покалывать начинает от предвкушения. Внизу живота всё приятно щекочет. Вот только от одной навязчивой мысли всё никак избавиться не могу. Я знаю, что меня беспокоит больше всего. Отец. Когда он узнает. А он узнает. Потому что мой отец не из тех, кого легко провести. Он всегда знает. И вот это, бляха, страшно. Потому что сейчас они с Гордеевым на дух друг друга не переносят. Если раньше у них были шикарные отношения. Отец всегда о нём с уважением и гордостью говорил. То сейчас... Сейчас я чувствую укол вины за то, что у них всё так произошло.

"Ну, конечно, ты сама Гордеева изнасиловала. Пытала. Связала. В сырой темнице держала, пока этот бедолага на всё не согласился. Что за бред ты несёшь?!"

Внутренний голос глаза от возмущения закатывает.

Теперь Гордеев и отец как два быка. А я, получается, красная тряпка? Ох. Я прекрасно знаю, что это закончится скандалом. Вопрос только в том, когда именно.

— Готова? - Голос Артёма моментально из мыслей вырывает.

Я поднимаю голову. Губы в улыбке растягиваю. Гордеев, как всегда, шикарный. Я вижу, как у медсестры, которая в моей палате находится, краснеют щёки. Здесь у всех медсестёр на Артёма такая реакция. Артём, как всегда, ослепительно улыбается, а медсестра Наталья спешит вылететь из палаты. Причём пулей.

— Я что-то пропустил? - Гордеев вопросительно бровь вздёргивает.

"Ну какой стесняш. Посмотри на него"

Я прищуриваюсь.

— Кто тебя знает, с какими новостями ты пришёл. Может, не неё кто-то в суд подал, и она испугалась, что ты будешь играть не на её стороне.

— Вижу, ты тут вплотную занялась моей репутацией. - Гордеев голову набок склоняет, лениво усмехается.

— Бери выше. Я бизнес открываю.

— Бизнес?

— Ага, мы будем делать бабки.

— Поподробней, пожалуйста. Ты готовишь мне билет на нары?

— Побаиваешься? - Прыскаю от смеха.

— А стоит?

— Расслабься, ты мне ещё пока что нужен.

— Формулировка напрягает.

— У тебя здесь фан-клуб организовался. Решила сделать пару твоих фото и подзаработать на твоей физиономии.

— Фото хочешь продавать?

— Футболки. Так я больше заработаю. Ну так что ты в деле?

— Ты сегодня щедрая, процент мне отпишешь?

— Натурой принимаете, Артём Юрьевич?

— Идёт. Подпишу тебе первую футболку. - Гордеев уже громко смеётся.

— С надписью "Моё сокровище"? - Игриво бровку приподнимаю.

— Моя головная боль.

Я фыркаю.

— Значит, всё-таки моя?

Артём смотрит на меня прищурившись, но я вижу, как уголки его губ слегка приподнимаются.

— Собирай свои пожитки, поехали.

Я кривлю носик.

— Не называй так мои вещи. Ты их обижаешь.

Гордеев головой качает и вздыхает.

Я закатываю глаза, хватаю свой красивый, элегантный, модный больничный пакет и иду к нему.

Выхожу с Артёмом на улицу, щурясь от солнечного света. Какое же кайфовое чувство. Свобода!

Сажусь в салон машины и моментально вдыхаю запах… И тут меня накрывает. Знакомый, вкусный, разрывающий желудок от голода запах. Я тут же разворачиваюсь к Гордееву:

— Подожди... Это... Это же...

Артём спокойно садится за руль, заводит машину.

— Я угадал твой заказ?

— Вижу, кто-то очень сильно рассчитывает на мою натуру!

Я хватаю пакет, открываю его и вижу надпись на контейнере. Креветочки!!! Мои родненькие!!! Ну вот и как после всего этого оставить Гордеева без сладкого?

***

Вытираю волосы полотенцем, лениво промакиваю пряди, но мысли уже не о том, как бы побыстрее высушиться, а о мужчине, который находится за дверью. Его квартира. Его территория.

Делаю глубокий вдох и выхожу из ванной, мягким шагом двигаюсь в сторону его кабинета. И резко останавливаюсь. Полотенце туго замотано вокруг меня, вторым всё ещё промакиваю волосы, но вдруг я совершенно забываю, что хотела сказать. Гордеев у стола. В одних брюках. Рубашки нет. Я, конечно, помню, что он в форме. Видела его без рубашки раньше и не только. Но сейчас... Мускулы перекатываются под кожей, когда он наклоняется над столом. Спина... Какого хрена у него такая спина?! Боже, я как будто не неделю без секса, а как минимум год. Я даже Гордеева с новой стороны рассматриваю. Каждая мышца напряжена, каждая прорисована идеально. Кажется, мне даже дышать сложно становится. Я чувствую, как внутри всё сжимается и приятно тянет. На этого мужчину невозможно не смотреть.

Жаркий комок образуется внизу живота. Я мысленно ругаюсь на себя, но не отвожу взгляда.

Гордеев переворачивает страницу в папке, продолжает читать, но через пару секунд, даже не оборачиваясь, вдруг говорит:

— Уже вышла?

Я вздрагиваю.

— Как ты понял? — хмурюсь. — Я шла на носочках.

— Твой ненасытный взгляд невозможно не почувствовать, — хмыкает он, продолжая скользить пальцами по документам. И тут же я ловлю его усмешку. Артём скалится. А я фыркаю.

— Нельзя быть таким озабоченным, Артём Юрьевич. Я тебя рассматривала чисто из уважительных целей. - Произношу с сарказмом.

"Ага, прикидывала где, как и в каких позах" - внутренний голос такой же голодный, как и я. Только ещё и ворчит.

— Это интересно каких?

Он медленно закрывает папку, лениво бросает её на стол, наконец разворачивается. И тогда мой разум окончательно отключается. Теперь он внимательно меня рассматривает. И конечно же, этот взгляд задерживается на узле полотенца, что туго затянут у меня на груди. Я прекрасно знаю его шаловливые мысли.

Артём медленно наклоняет голову, скользит глазами по моему телу. Но я тоже не промах.

— Ты похудел, пока я была в больнице, — голос у меня ровный, но я специально подхожу ближе. Слишком близко. — Значит, твой график и питание пошли по одному месту.

Артём медленно поднимает на меня взгляд.

— Не замечал.

— Готова поспорить, что кроме работы и больницы ты вообще ничего не замечал.

Я делаю ещё шаг ближе. Его тело напрягается, но он не отходит. Пальцами мягко скольжу по его лицу. По новым морщинкам, которых не было ещё неделю назад. Он не отстраняется.

— Было много дел, — спокойно говорит Гордеев.

— Не сомневаюсь. Но спать тоже нужно, Артём. Если это из-за отца, то я могу…

— Т-с-с-с-с, — он проводит пальцами по моей талии, аккуратно, будто я хрупкая фарфоровая статуэтка. Я замираю. От его прикосновений по коже пробегают мурашки. — Я не собираюсь просирать выходные на эти разговоры, — голос у него низкий, хриплый, он наклоняется ближе, чуть дольше задерживается у моего лица.

— Но…

— Ни слова о Волкове, Тая. Ни слова о проблемах.

Я открываю рот, чтобы что-то сказать, но тут же ловлю его взгляд. И понимаю, что спорить бесполезно. Гордеев не из тех, кто обсуждает чужие решения. Он принимает только свои.

Я чувствую, как он чуть сильнее сжимает мою талию. Его пальцы скользят по моей коже, касаются медленно, почти лениво. Но мне отчаянно хочется ещё. И в следующую секунду его губы мягко касаются уголка моих губ. Лёгкий, почти невесомый поцелуй. Но мне в этот момент плевать на всё остальное. Я чувствую только его.

Гордеев проводит губами вдоль линии моей челюсти, спускается к шее, задерживается на долю секунды, прежде чем чуть сильнее сжать мои бёдра.

— Тебе лучше пойти одеться, — хрипло говорит.

— А если не хочу?

— Тогда у нас будет не разговор, а кое-что другое.

"Ой, напугал кота сосиской" - внутренний голос заходится в громком смехе. Я же скольжу пальчиком по кубикам на его животе. Спускаюсь ниже.

— Так понятно или ещё намекнуть?

Я провожу пальцем ниже. Чувствую, как напряжение в теле Гордеева становится почти осязаемым. Артём резко хватает меня за руку, сжимает запястье, но без усилий. Просто ограничивая мои движения.