Алиса Ферней - Речи любовные
— А разве вы не любили своего мужа, выходя за него?
— Конечно, любила.
— Вот видите! — И вдруг спросил: — Он был вашим первым мужчиной?
Его вопрос прозвучал вполне естественно, он вовсе не желал вести себя по отношению к ней грубо, застигать врасплох или что-либо подобное. И потому она не изумилась его дерзости и ответила очень спокойно. Он ощущал, что между ними возникает нечто вроде сообщничества. Она казалась такой чистой, что он решил: сейчас она снова покраснеет, ощутит неловкость. Но, оказалось, не мысли и не слова вгоняли ее в краску, а конкретные, самые обычные действия и жесты.
— Нет, — решительно проговорила она, — я вышла замуж не за первого, кого полюбила. Но любила немногих. Любовные похождения не моя стихия.
— И теперь? — со смехом спросил он.
— Не больше, чем раньше, думаю.
Она тоже смеялась. Вообще она реагировала на все посылаемые ей импульсы. «У нее весна в крови, — подумал он, — и это я зажег ее». Он не сводил с нее глаз, выглядело так, что она находится под прицелом, однако достойно выдерживала это, как это умеют делать лишь хорошенькие женщины. Ее лицо порозовело, она и впрямь была воплощением весны.
***
— Вы уже обманывали жену? — решительно перешла в наступление она, сама немало удивленная тому, что творило с ней желание нравиться.
Подобная дерзость объяснялась еще и тем, что они были на высшей ступени экзальтации и могли говорить обо всем, даже о том, о чем не принято говорить. Он ничуть не поразился.
— Обманывать? — скривился он. — Слово какое-то неподходящее.
— Какое же вам больше по нраву? Вместо ответа он сам задал вопрос:
— А вы обманываете мужа?
Он намеренно употребил настоящее время.
— Почему же вы употребили это слово по отношению ко мне?! — возмутилась она.
— Потому что вам оно как раз подходит.
— Никто еще никогда так со мной не разговаривал! — смеясь, проговорила она.
— Это неудивительно. Ну так как? Обманывали вы уже этого бедолагу?
— Я не стану отвечать на этот вопрос.
— Ах вот как! У вас, значит, есть от меня секреты? Его глаза вновь заговорили: из них посыпались искры-фразы.
— Вправе ли я, таясь от него, делиться этим с кем-то другим? Это было бы предательством.
— Ах, ах, ах!
— Если желаешь свободы в подобных делах, нужно таиться от всех.
— Но кто-то один все равно будет знать!
— Потому-то его и следует хорошенько выбирать, он должен быть счастливым и не распространяться о своем счастье.
— Сдается мне, вы здорово все продумали!
Их диалог был полон тонкого юмора и лукавства.
— Да, продумала, эта проблема меня всегда волновала.
— Волновала? — Он показал голосом, что слово, на его взгляд, как-то не вяжется с его представлениями о ней.
— Да, именно, поскольку мы все так или иначе страдаем от этого.
— Так, значит, не мы с вами выдумали эту проблему? — Он с сомнением покачал головой.
— Она надуманна, — продолжала рассуждать она. — Мы могли бы иметь о верности иное суждение.
— Я, право, поражен! А что обо всем об этом думает ваш муж? — с хитрым видом поинтересовался он.
— Ах, перестаньте все обращать в шутку! Мой муж думает точно так же, я всего лишь повторяю его слова.
— Вот как? В таком случае кого бы вы выбрали себе в любовники?
«Фатальное слово произнесено», — пронеслось у него в голове. Ему было весело от того, что он был счастлив.
— Я бы выбрала такого, который заинтересован в молчании.
— А кто, по-вашему, в этом заинтересован?
— Женатый, влюбленный и счастливый.
— А вы хитрая, можно подумать, вы всю жизнь только этим и занимались!
Она не стала ничего отвечать, сочтя вдруг невозможным для них обсуждать эту тему.
— Ну что за разговор у нас с вами! — с укоризной проговорила она и все же не удержалась: — Но вы не ответили на мой вопрос.
Он уже забыл, о чем она его спросила.
— Вы уже обманывали жену? — повторила она.
Он улыбался. И улыбка была красноречивее всякого ответа.
— И много у пас было любовниц? — выдохнула она. Ей было не по душе задавать ему подобный вопрос.
Ей вообще впервые приходилось произносить такое! Этот мужчина делал ее иной, и, не в силах противостоять свершавшейся в ней перемене, она пребывала в замешательстве.
— Много, — просто, без мужского тщеславия ответил он.
Очевидно, он ставил всех бывших у него женщин на равную с собой ногу, ни в коей мере не относясь к ним всего лишь как к одержанным победам.
— Я нравился… В какой-то момент я действительно этим увлекся.
Ее словно окатило ледяной водой. Она ревновала! Возможно ли это? Да еще уязвило, что сама она еще не его любовница. Вспомнился муж. «Почему женатые мужчины не обращают в бегство свои жертвы? — часто повторял Марк. — Почему женщины такие дурёхи?» «Ну не смешно ли! — подумала она. — Он мне открытым текстом заявляет о своей ветрености, а мне хочется быть его любовницей. Как ему это удается?»
***
— А ваша жена в курсе?
— Ни в коем случае, — ответил он с серьезностью, в которой сквозила любовь к жене и твердое намерение оградить ту от ненужных переживаний.
Однако он сам себя обманывал. Полина вновь испытала укол ревности, ее ожгло, с какой нежностью он говорил о жене. В его ответе ей слышалось не то, что Бланш Андре обманута, а то, что она любима.
«Но как же получается, что никому не удается держать свои измены в тайне, а вот ему удается?!» — пронеслось у нее в голове. Она пыталась отделить зерна от плевел. Что представляла собой, в сущности, его любовная жизнь? Ее охватывало сомнение, начинала кружиться голова, когда она думала о том, что можно скрыть от всех множество любовных историй. Она задавалась вопросом: а не принадлежит ли отныне и она к когорте его любовниц? Ей так хотелось быть единственной. А выходило, что этому не бывать.
— А как теперь?
— Теперь, — отвечал он, — настала другая жизнь. Я сполна расплатился за прошлое. — И вновь солгал самому себе: — Я завязал, поскольку делал всех этих женщин несчастными. Они желали встреч со мной, но я не был свободен, я любил жену и говорил им об этом, а они не хотели этого понять. Дурацкая ситуация.
Она молчала, задумавшись над тем, что могут собой представлять чрезмерные чувствительность и интерес к женщинам, проистекающие из темперамента: клубок, в котором переплелось всё — наслаждения и беды, удовольствия и погибель. И все же, несмотря на промелькнувшие перед ней видения — предвестники мук, она желала принадлежать ему. Возможно, ею он увлечется больше обычного. Она будет единственной, неповторимой, потому что так оно и есть. «Какая я тщеславная», — подумала она, не в силах ничего с собой поделать. Он рассматривал ее, как рассматривают предмет — молча, с улыбкой. Тут она и брякнула:
