После развода. Хочу тебя вернуть (СИ) - Мэра Панна

Я открываю нижний ящик комода – бельё. Чёрное, кружевное. Я замираю. Я никогда не видел на ней этого комплекта. Никогда.

Злость накрывает волной.

Для кого она это надевает? Точно не для меня! Для меня теперь вечное недовольство, кислое лицо и упрёки.

Я резко захлопываю ящик, так что дерево трещит. Сердце грохочет в груди. Виски уже играет в голове, мысли спутаны, но одна ясная: меня обманывают.

Все.

Надя с этим Драгунским. Алеся с кем-то ещё.

Я роюсь дальше, выдёргиваю полки, просматриваю карманы в куртках, открываю её сумочки. И в одной нахожу чек.

Ювелирный.

Я бегло просматриваю наименования товаров: серьги, подвеска с бриллиантами. Сумма такая, что у меня начинает рябить в глазах.

У неё не может быть таких денег! Никак. Да и я точно не делал ей подобных подарков в эту дату, потому что целый день горбатился в офисе, выискивая ошибки в проектах.

Глаза темнеют от ярости. Я скомкиваю чек и швыряю в стену. Силы во мне уже не хватает, всё тело горит, будто меня расплавили изнутри. Я осознаю, что я теряю всё и это чувство бьёт сильнее, чем любой удар.

Я падаю на край кровати, с бутылкой в руке. Пустота. Только злость и эта тошнотворная досада, что меня вытесняют из собственной жизни. Я смотрю на руки.

Кожа содрана, костяшки красные, будто я бился с самим собой.

Зачем всё это? Зачем я всё строил, если теперь это рушится на глазах?

Я делаю последний глоток из бутылки и валюсь на спину.

Комната вверх дном: бельё торчит из ящиков, вещи раскиданы, чек валяется у моих ног. Дверь скрипит и на пороге появляется Алеся.

Она замирает, глаза округляются.

– Ты что тут устроил? – её голос звенит от возмущения. – Ты вообще с ума сошёл?!

Я поднимаюсь, качаюсь, но держусь. Поднимаю с пола смятый чек и тыкаю ей в лицо:

– Откуда у тебя деньги на это, а? – рычу. – Откуда?!

Она закатывает глаза, складывает руки на груди.

– А тебя это не касается. – её голос холодный, словно лезвие. – На подарки для себя у меня всегда будут деньги. Раз уж ты не в состоянии что-то дарить, сама себе куплю.

Я замираю. Виски и злость смешиваются в голове. Слова будто ножи – рвут изнутри.

– Ты врёшь! – срываюсь я, кулаком бью по стене. – Ты врёшь мне, слышишь?!

Она резко подходит к столу, хватает кувшин с водой для цветов. Я даже не успеваю понять, что происходит, как холодная струя обрушивается прямо мне на лицо, на рубашку.

– Достал! – кричит Алеся, и в глазах у неё ярость. – Ты сам виноват, что всё так! Слабак и неудачник!

Я моргаю, вода течёт по щекам, а внутри всё ещё горит пожар. Я готов взорваться, готов всё разнести, но сил нет.

Только делаю выпад вперед, чтобы как следует встряхнуть эту дрянь, как из соседней комнаты раздаётся визгливый плач ребёнка. Тоненький, пронзительный, как нож по нервам.

– Ну что, доволен? – кричит она, указывая рукой в сторону детской. – Ты его разбудил своими воплями! Ты хоть понимаешь, что ты делаешь?

У меня внутри что-то обрывается. Я открываю рот, но не нахожу слов. Она смотрит на меня так, будто я самое большое её разочарование.

– Я уже жалею, что родила от тебя, – выдыхает она, и голос её дрожит, но глаза сверкают холодом. – Могла найти кого-то получше. Человека, который был бы рядом, а не вот это всё…

Её слова впиваются в меня, как осколки стекла. Я сглатываю, чувствую, как горло сжимает, и вдруг вырывается:

– Ты что… Хочешь уйти от меня?

Алеся застывает на секунду, потом приподнимает подбородок.

– Если всё так будет продолжаться, да, – она говорит это спокойно, страшно спокойно. – Я свалю. И ребёнка заберу.

В комнате звенит тишина, только из детской доносится всхлипывание.

Мне хочется закричать, кинуться, доказать, что я ещё держу всё под контролем. Но внутри пустота. Только гул: теряю. Всё теряю.

Глава 46

Надя

Сижу за своим столом, экран ноутбука светится холодным светом, а на мониторе снова и снова раскрываются одни и те же схемы. Чертежи, таблицы, расчёты нагрузок. Всё вроде бы сходится. Я проверила уже трижды, и Максим проверял, и эксперты подтверждали. Бумаги говорят: ошибок нет. Но внутри у меня всё равно неспокойно, будто под ногами зыбкий пол.

Я нахожу глазами разрез здания, взгляд цепляется за линии, где должно быть укрепление. Чётко, аккуратно, по правилам. И всё же что-то гложет. Как будто в этих сухих цифрах спрятано предупреждение, которое я пока не могу прочитать.

«Может, я просто слишком зациклилась?» – думаю я, откидываясь на спинку кресла.

Это всё из-за Ильдара. Из-за его вечных вспышек гнева, его наглости и его презрения. Сомнение всё время сидит во мне, как заноза. Я сама ищу повод сомневаться, потому что привыкла ждать от него обвинения в ошибках и просчетах.

Делаю глубокий вдох, закрываю глаза. Нет, надо выкинуть всё это из головы. Здесь, в компании Драгунского, я не жена Ильдара, не его тень, не его «домохозяйка». Я консультант. И мне доверяют.

Открываю глаза, снова смотрю на экран. Линии ровные, цифры правильные. И всё же внутри остаётся какое-то неприятное, липкое чувство сомнения, которое я упрямо отталкиваю. Не хватало ещё, чтобы моё подсознание снова играло со мной из-за прошлого.

Я щёлкаю мышкой, переключаюсь на другую вкладку, как вдруг в кабинете раздается глухой стук в дверь и в дверь заглядывает Максим.

– Надь, – говорит он своим обычным спокойным тоном. – Не хочешь со мной на обед сходить? Всё равно перед совещанием есть немного времени.

Я вздыхаю и киваю. Может, правда стоит сменить обстановку?

Мы вместе выходим к лифту, и, когда двери закрываются, на секунду становится так тихо, что я слышу собственное сердцебиение. Максим краем глаза смотрит на меня и, как всегда, всё замечает.

– Ты задумчивая, – говорит он негромко. – Что-то случилось?

Я сжимаю в руках папку с бумагами и решаюсь:

– Ой, Максим, ничего от тебя не скроешь… Я в очередной раз проверяла проект музея Ильдара. И вроде всё идеально: расчёты верные, сметы сходятся, планы выверены. Я всё пересчитала. Но внутри – я колеблюсь, подбирая слова, – внутри как будто что-то не так. Чувство, будто там есть ошибка, но она не на бумаге, а где-то глубже.

Максим внимательно слушает, не перебивая. Его взгляд серьёзный, цепкий, от этого становится легче говорить.

– И ещё – продолжаю я, уже тише. – Мне странно, что мы вообще взялись за этот проект. Это ведь Абрамов, ваш конкурент. Обычно такое не делают: давать советы прямому сопернику. А тут… Будто всё перевёрнуто.

Мы стоим в лифте, он мягко опускается вниз. Максим слегка поворачивается ко мне:

– Тебя настораживает не только сам проект, но и то, что он оказался у нас на столе, верно?

Я киваю, чувствуя, как в груди поднимается лёгкое напряжение. Именно так.

Лифт мягко звенит и останавливается на первом этаже, но мы почему-то не торопимся выходить. Максим остаётся стоять рядом, слегка прислонившись к стенке, и, наконец, говорит:

– Знаешь, Надь… я тебя понимаю. Меня тоже удивило, когда Драгунский взялся за проект Абрамова. Это ведь против всех его правил. Обычно он предпочитает не связываться напрямую с конкурентами. Но тут – Максим чуть усмехается краем губ, – думаю, дело было в его желании наступить Ильдару на эго. Показать, что даже он, «великий архитектор», вынужден приходить за советом.

Я слушаю, и в груди что-то щемит. Это вполне похоже на Драгунского.

Максим продолжает, уже серьёзнее:

– Но, если честно, у этого проекта с самого начала были какие-то проблемы. Я слышал кое-что, но был занят на другом объекте, поэтому в детали не вникал.

Максим смотрит прямо на меня, спокойно, но настойчиво:

– Если хочешь, я могу попробовать узнать больше об этом объекте и заявках на него? Не хочу, чтобы ты ходила с этим ощущением «что-то не так» и оставалась одна наедине с этими мыслями.

Я смущённо улыбаюсь, чувствуя возрастающую между нами неловкость, но всё же киваю.