Барракуда - Лунина Татьяна

— А загремел как?

— На фраера одного напоролся. Прикинулся, гад, иностранцем, а оказался легавым. В общем, прокололся я. Под венец один пошел, не ложанулся. Из Плехановки, естественно, вылетел с треском. Дружки, которым бабки в долг давал, открестились тут же.

— Как же так? Не смог русского от иностранца отличить?

— Хитер, сука, — недовольно признался Мишка, — но я его, падлу, урою, отрыгнется ему мой срок!

— Ты, Шалопаев, еще легко отделался, — вспомнила Кристина рыжего следователя.

— Я в курсе.

— А здесь что забыл?

— Да ничего! До станции пилить еще километра три с гаком, с такой ногой мне было не дойти. А кореш дал все координаты, сказал, что бабка добрая, приютит, если что, накормит, стакан нальет.

— И поэтому прокрался ночью, как вор?

— Да говорю же тебе: топал на станцию. Не растер бы ногу, в жизни в эту дыру не приперся! На фига мне твоя бабка, скажи? Кур воровать? А жарить кто будет, ты?

— Послушай, Шалопаев, я сегодня уезжаю в Москву, — открыла свои карты одноклассница, — к поезду меня обещали подвезти. Если ты сейчас заткнешься, замрешь где-нибудь в уголке и дашь мне поспать пару часов, так и быть, возьму тебя с собой.

— Окалина, ты настоящий друг! — обрадовался Мишка.

— Как твой мент? — поддела она.

— Не напоминай мне об этой гниде. Он у меня дорого заплатит за свое лицедейство. Жигунов — не жиган, церемониться не стану.

— Жигунов?! А зовут как?

— Кирилл. Ты его знаешь, что ли?

— Нет, — не моргнула глазом обманщица, — такого не знаю. Чаю хочешь еще?

— С медом, — попросил сластена и потянулся за «Беломором».

Она поднялась с табуретки и направилась к плите. Хорошо, что Шалопаев видит спину, а не лицо, спина вранья не выдаст. И кто бы мог подумать, что эти двое знают друг друга? Да не просто знакомы, один упек за решетку другого, теперь второй грозится первого убить. И оба не прочь приютиться у нее под боком. Цирк! Вот уж точно: человек человеку — зеркало, да только и зеркала бывают кривыми. «А Кирилла надо бы предупредить, — подумала шалопаевская одноклассница, заваривая чай, — похоже, Мишка слов на ветер не бросает».

— Миш, дай мне отдохнуть, а? Я же из-за тебя, подлеца, всю ночь не спала.

— Будь спок, — благодушно отозвался тот, загребая ложкой мед, — я тоже чуток покемарю.

Она облегченно вздохнула, бросила на маленький диванчик подушку, старый пуховый платок, который отыскала в шкафу, и отправилась в другую комнату. Дверь на всякий случай прикрыла, чтобы Мишку не искушать. Шалопаев хоть и свой человек, но не предсказуем.

Проснулась от чужого пристального взгляда. Не открывая глаз, сразу поняла — чьего. Незаметно нащупала под одеялом деревянный молоток для отбивки мяса, невесть откуда взявшийся в серванте и прихваченный для подстраховки, крепко обхватила пальцами. Мишка сверлил взглядом, молчал и сопел, как собака, которая нахально требует утренний выгул, но не решается в открытую будить хозяина. Наконец, наглый «пес» не выдержал.

— Окалина, — тихонько позвал, — Крись, проснись.

— Чего тебе? — сонно пробормотала она, устраиваясь поудобнее для точного попадания деревом в бесстыжий лоб. — Ты же обещал меня не беспокоить.

— Расскажи, как втюрилась в меня, — обрадовался пробуждению обманщик. Его радость была такой искренней и наивной, что Кристина едва сдержала улыбку.

— Ты не ребенок, Шалопаев, а я не мама, чтобы рассказывать сказки.

— А я от тебя балдел до последнего звонка, — неожиданно признался фантазер, — хотел даже на выпускном поцеловать.

— Что же тебя остановило?

— Так ты на Променя тогда запала, — напомнил Мишка, — вы даже на каток ходили вместе, помнишь?

— Балбес ты, Шалопаев, — назидательно ответила ветреница, — женщин надо завоевывать, а не шпионить за ними.

— Завоюешь вас, как же! Я вот битый час пытаюсь тебя расколоть, а ты, как камень.

— Иди к черту! — возмутилась «каменная» и крепче сжала молоток. — Разве мало того, что я тебя приютила, полечила, накормила, поднесла стакан, угостила медом?

— Мало, Криська, — пробормотал наглец, — пусти меня к себе. Я же пять лет в отсидке, пень дымится. Ни спать, ни твой проклятый чай пить не могу — тебя хочу!

Его глаза блестели, рожа покраснела, и это очень не понравилось Кристине. Шалопаев, конечно, тип интересный. Хоть и уголовник, но вполне симпатичный, даже несмотря на стриженую голову, щетину на худом лице и запах пота. Отсидка, видно, пошла ему на пользу. Мишка возмужал, черты лица стали жестче, взгляд властный, руки большие, сильные — не столичный хлюпик, настоящий мужик, ей нравятся такие. Но главное, в Михаиле был кураж, и напрочь отсутствовало смирение, а это действовало на нее безотказно. Именно собственная готовность отозваться, а вовсе не Мишкин напор заставили усилить оборону. Она села в кровати, не выпуская молоток из правой руки, и невинно попросила, как школьница.

— Шалопаев, отвали, а? Имей совесть, ты же обещал не липнуть.

— Я обещал пару часиков на сон, — ухмыльнулся прилипала, — но не давал гарантий, что ты будешь спать одна, — он вдруг обхватил ладонями ее лицо, притянул к себе и жарко дохнул в губы. — Хочу тебя, давай вместе жаворонков ловить!

Кристина с ужасом почувствовала, что сопротивляться совсем неохота. И тогда она вздохнула, стиснула зубы и взмахнула правой рукой с молотком.

Прошло два года, наступила осень третьего. Редактор Окалина по-прежнему правила чужие тексты, строчила связки программных сюжетов, носилась с микрофонными папками, корпела над справочниками, дотошно проверяя факты, и еженедельно вместе с главным выпускающим выдавала в эфир передачи, отвечая за каждую своей головой. А вокруг бурлила жизнь. Первый съезд депутатов накачал народ адреналином, следом за ним внезапно выскочил второй, который подбавил жару. В останкинских коридорах появились новые лица, без бумажек они с экрана вдохновенно вешали всем на уши лапшу. Самым телегеничным оказался седой и гривастый, со звонкой елочной фамилией, рядившийся сразу в бунтаря и жертву. Кристина столкнулась с ним случайно однажды. Этот рьяный борец со злом смотрела не на, а сквозь людей, и ей впервые стало страшно за страну. Но многие «кулинарам» поверили, тем более что лапша была аппетитной. Повадились бегать на митинги, сотворили себе новых кумиров. Как-то Окалина наткнулась на Таньку Макарову. Макарона похвасталась, что она теперь помощник депутата и часто сопровождает своего идола.

— Так здорово, Криська! — захлебывалась восторгом Макарона. — Мы постоянно тусуемся на митингах, есть хоть теперь куда шубу надеть. Правда, вечно трясусь от страха, чтобы руками не замызгали. Ты же знаешь, какой у нас народ — быдло!

А однажды, теплым осенним деньком ее остановил на улице шустрый тип в клетчатой кепке с забавным помпоном.

— Девушка, можно вас на минутку?

— Простите, очень тороплюсь.

— Девушка, я вас не задержу, — не отставал прилипчивый «помпон», я из «ТРИЭФ», не слышали?

— Нет, — светофор мигнул желтым и замер на красном.

— Это очень известная кинокомпания, — обиделся малый и важно добавил, — в определенных кругах. Мы снимаем художественные фильмы. Правда, сняли пока только один, — нехотя признался он, — но сейчас приступаем к новому проекту, собираемся экранизировать роман Аси Кусакиной «Все стервы — бабы». Читали?

— Нет, — метнулась невежда на зеленый свет.

— Название, конечно, не из лучших, — подпрыгивал рядом творец, — но сюжет закручен лихо: кровь, измена, страсть. Пипл от такого балдеет.

— Послушайте, — не выдержала Кристина, — все это прекрасно, но я-то тут при чем?

— Так вот к тому и веду, — вдохновился вопросом «помпон», — мы ищем героиню. Нужно совершенно новое, неузнаваемое лицо. А у вас такой типаж! Словом, предлагаю вам кинопробу.

— Что?! — обалдел «типаж».

— Разве вы не хотите сниматься в кино?