Татьяна Лунина - Забытый плен, или Роман с тенью
Из темноты вынырнул гаишник, жезлом перекрыл дорогу. «Твою мать!» – ругнулся в сердцах Лебедев, послушно выполняя приказ остановиться.
– Ваши права! – Одутловатое лицо с замученными недосыпом глазами было красным от морозного ветра, усталым и недовольным.
«Не позавидуешь бедолаге, – пожалел вдруг служаку дорожных законов Андрей Ильич. – За такую сволочную работу я бы тоже каждого потрошил».
– Доброе утро, лейтенант! – приветливо поздоровался лихач, протягивая водительское удостоверение. – А в чем дело?
– В превышении скорости.
– Может, договоримся? Извините, товарищ лейтенант, больше не повторится. – Лебедев вытащил из бумажника стодолларовую купюру и вопросительно посмотрел на неподкупного служаку. Тот подчеркнуто безразлично отвел в сторону взгляд и от кожаной корочки, и от водителя. Андрей Ильич, облегченно вздохнув, протянул соблазнительную бумажку. – Спасибо большое, лейтенант! Постараюсь впредь не попадаться вам на глаза.
– Да уж пожалуйста, – довольно хмыкнул мордатый, отступая в сторону с зажатым в кулаке чужим президентским ликом. – Сегодня не дежурство, а пытка. Народ просто оборзел, гоняют туда-сюда без всяких понятий. – Лебедев повернул ключ зажигания. – За пару часов до вас джип меня чуть не сшиб, сволочь! Я даже номер не заметил, с выключенными фарами гнал, гад! Передал своим ребятам по рации, может, достанут. Права, стервецы, покупают, а мозги-то не купишь. Сидит такой придурок в иномарке и мнит себя пупом земли, скотина! А честный человек разве может себе позволить джип? – Было очевидно, что настроение у «праведника» после короткого знакомства с очередным лохом улучшилось, и служивого потянуло на разговоры.
У Андрея Ильича неприятно засосало под ложечкой.
– Откуда, говорите, гнал этот мерзавец? – подыграл он в оценке неизвестного водителя.
– Да вон оттуда, – кивнул болтун в сторону, куда направлялся Лебедев. – Уж на что я привычный, а и то прибалдел, – простодушно откровенничал красномордый. – Мчался как оглашенный, видно, бабу свою спешил с хахалем застукать.
– Наверняка, – поддакнул Андрей Ильич и тронулся, наконец, с места.
У подъезда новостройки, где в квартире Татьяны Лебедев поселил Аркадия с Голкиным, топтался начальник службы безопасности, рядом серебристым пятном сверкала новенькая «Ауди». Машины Игорь Кириллович любил, холил-нежил каждую, словно женщину, и, как женщин, часто менял. Увидев лебедевский «Мерседес», Семенов рванул навстречу.
– Привет, Кирилыч. Боюсь, сказать «доброе утро» нет повода.
– Здравствуйте, Андрей Ильич. Ничего на это ответить не могу, потому как не знаю, что утеряно, а что цело.
– Конкретнее.
– Давайте поднимемся, Андрей Ильич, – предложил Семенов. – В принципе все спокойно, меня смущает только одно: открытая дверь.
Лебедев вспомнил мрачный прогноз и угрюмо двинулся к лифту.
Двадцатипятиэтажная кирпичная новостройка высилась почти у воды, где сливаются канал имени Ленина и Химкинское водохранилище. Вид с двадцатого этажа потрясал воображение, и Татьяна, замирая от восторга, счастливо тогда призналась, что о лучшем вряд ли можно мечтать.
– Плевать на низкие потолки, Андрюша, – ахала она, таращась блаженно на водный разлив. – Ты посмотри, какая сказка! Да за такой пейзажик на Западе слупили бы баснословные деньги, знаешь, как там ценится вид из окна?
Он знал, потому и подарил ей здесь уютную двушку. Теперь в этом уюте, кажется, происходили события, способные его собственную жизнь лишить всякого комфорта и покоя. Лебедев поклялся, что достанет «весельчака», затеявшего с ним грязную игру.
– Дом новый, Андрей Ильич, заселен восемь месяцев назад, – докладывал известные до оскомины факты Семенов. – Жильцы друг друга знают плохо, прийти и уйти незамеченным – раз плюнуть.
Лифт остановился перед знакомой дверью. На площадке было тихо, только чуть слышно гудела дневная лампа под потолком. Не снимая перчатку, Семенов осторожно нажал на дверную ручку и посторонился, пропуская шефа.
– Проходите, Андрей Ильич, – тихо пригласил он, подобравшись моментом, точно пружина.
В квартире было как в мертвецкой. Ни шороха, ни сопения спящих, ни храпа, ни любого другого звука – одна мертвящая тишина. И без осмотра ясно, что тут – ни живой души. Семенов включил свет, они прошли в комнаты. Идеальная чистота, порядок, даже постель Аркадия без единой морщинки, застелена будто минуту назад. Бывшая соседка Татьяны по студенческой общаге знала свое дело и деньги получала не зря. Совсем не к месту припомнился смущенный Танюхин вид.
– Андрюш, я понимаю, как ты не хочешь лишних свидетелей, но за Надежду я ручаюсь. Она – могила, никогда лишнего не сболтнет. А уж если предупредить, чтоб молчала, не скажет даже под пыткой.
– А кто будет пытать, я или ты?
– Честно, Андрюша! Мы уже договорились, что за пятьсот баксов Надька будет убирать дважды в неделю, – просветила Татьяна с виноватой улыбкой и споткнулась о лебедевский взгляд. – Хорошо, пусть один раз, но бабе надо помочь. Представляешь, ее муж, врач-реаниматолог, занялся бизнесом. Его, конечно, кинули, потом на счетчик поставили. Этот идиот влез в долги к бандитам, а сын...
– Не нагружай меня чужими проблемами, – резко оборвал он сердобольную дуреху. – Решила проявить благородство – воля твоя. Но подобных решений самолично впредь постарайся не принимать, если это хоть каким-то боком касается моих дел, ясно?
И тогда и тем более теперь Лебедев был уверен в своей правоте. Он привык сам все держать под контролем, бесконтрольные нити всегда плели пакости.
– Я тут особо без вас не шарил, – тихо докладывал Семенов, – но на первый взгляд все чисто. – Бывший фээсбэшник помолчал и нехотя признался: – Не нравится мне все это, Андрей Ильич, попахивает дурно. Уж больно опрятно кругом. Если кто здесь и побывал, то явно работали профессионалы: ни следа, ни пылинки за собой не оставили. – Начальник службы безопасности замялся, потом решительно добавил: – Похоже на похищение, Андрей Ильич. Кого-то увели отсюда и сработали очень аккуратно.
– Ты прав. В этой квартире жили двое моих ребят, одного надо было беречь как зеницу ока.
Семенов ничем не выдал своей реакции на признание шефа, молча ожидая дальнейших указаний. Андрей Ильич огляделся. Плотно сдвинутые тяжелые шторы не пропускали на улицу свет, но при желании легко догадаться снаружи, что внутри кто-то есть. Неожиданно откуда-то донесся едва слышный шорох. Семенов тут же застыл, предостерегающе подняв указательный палец. Шорох повторился, теперь к нему добавился странный придушенный писк, точно новорожденный котенок впервые пробовал собственный голос.
