Огонь. Она не твоя.... (СИ) - Костадинова Весела

Альбина молчала, сжав губы в тонкую линию. По комнате, казалось, прошёл холодок. Дмитрий напрягся, а Виктор уже собирался что-то резко вставить, но сдержался, увидев, как она прищурилась и чуть склонила голову, будто анализируя глубину подводного течения.

— Я поняла, — кивнула женщина, нажимая отбой.

— Ну что, друзья, — обвела она мужчин глазами, — у кого какие предложения?

— Могу достать тебе слабительное — кинешь ему в кофе, — мгновенно отозвался Виктор, добавив в ответ на весьма выразительные взгляды остальных. — А что? Мелочь, а приятно!

* Ирина Шихман (внесена в реестр иностранных агентов) российская журналистка, телеведущая и видеоблогер. С 2017 года ведёт авторское YouTube‑шоу «А поговорить?», где проводит глубокие интервью с общественными и политическими деятелями, а также выпускает документальные фильмы. Канал насчитывает почти 3 млн подписчиков и более 640 млн просмотров

** Катерина (Катя) Гордеева (внесена в реестр иностранных агентов) российская журналистка, документалистка и писательница. Долгое время работала на НТВ: автор и ведущая программ «Профессия — репортер» и документальных фильмов («Победить рак», «Измени одну жизнь»), после ухода с канала в 2012 году создала авторский YouTube‑канал «Скажи Гордеевой» с глубоко личными интервью и социальными исследованиями. У канала более 2 млн подписчиков.

18

Поднимаясь в прозрачной стеклянной кабине лифта на 51-й этаж, Альбина поймала в зеркальной стенке своё отражение — собранное, безупречное, холодное. Темно-изумрудное платье, открывающее плечи, в меру скромное, но подчеркивающее ее рыжие волосы, забранные в простую ракушку и придающие серым глазам глубины. Из украшений — лишь маленькие изумруды в ушах и памятный браслет на руке. Она выглядела именно так, как привыкла себя показывать миру: сдержанно элегантно, опасно красиво. Но усмешка, мелькнувшая на губах, выдавала её мысли.

Вспомнился Виктор — его колкий выпад, шутка, обёрнутая в сарказм, на первый взгляд безобидная, но с хорошо знакомым ей ядом под тонкой обёрткой. Улыбка на его лице была прежней — насмешливой, уверенной, ленивой. Но глаза… глаза были другими. Холодные, жесткие, тёмные — они смотрели на неё не отрываясь. Так он глядел только в моменты самых сильных кризисов и сложных кампаний. Альбина видела это выражение на его лице не раз — в периоды острых политических боёв и закулисных игр. Но сейчас оно было личным. Личнее некуда.

Он едва сдерживал себя, и она это чувствовала всем телом. Виктор был натянут, как струна, поведение его выбивалось из привычной роли верного заместителя и хладнокровного профессионала, и именно это беспокоило.

И впервые Альбина позволила себе не просто признать, а принять слова Димы. Принять, что Виктор действительно ревнует. Не напоказ, не мимолётной завистью, а глубоко, болезненно, до удушья. Ревнует так, как ревнуют те, кто любит — по-своему, без слов, часто неуклюже, но до конца. И самое страшное — не может вмешаться. Не имеет на это ни прав, ни полномочий. Потому что не муж. Не любимый. Не тот, кому она когда-либо говорила: «останься».

А Ярослав… Он вызывал в Викторе не просто раздражение. Его фигура рождала ярость — глухую, тлеющую, первобытную, которую невозможно облечь в слова или спрятать за деловым лицом. Ярослав был тем, кто одной лишь тенью своей мог разрушить всё — карьеру, доверие, саму систему координат, в которой Виктор держался годами. Она не хотела чувств Виктора, не способная принять их, но не способная и развидеть. Она не хотела давать ни надежд, ни обещаний, но и терять помощника и, как ни крути, друга — тоже не хотела.

Одним только возвращением в её жизнь Миита уже успел пошатнуть всё то, что Альбина так кропотливо строила семь лет. Всё, что казалось прочным, оказалось иллюзией. И в этом лифте, поднимающем её на самый верх, она вдруг почувствовала, как рушится не только уверенность — рушится контроль.

Лифт замедлился. Тихий сигнал, мягкий щелчок, и двери распахнулись. Перед ней — ресторан, залитый рассеянным золотистым светом. Витражные окна от пола до потолка открывали завораживающий вид на вечерний Екатеринбург — огни, движущиеся огоньки машин, неоновые вывески, всё казалось далеким и чужим, как будто за стеклом другой мир.

Ярослав ждал ее за одним из дальних столиков, с потрясающим видом, но удаленным от общего зала. Перед ним дымилась чашка с кофе, на столе лежали цветы — бордово-алые розы — явно предназначенные ей. Темные глаза зафиксировали ее тонкую фигурку сразу, как только она оказалась в зале, и больше не отпускали ни на секунду.

— Удивительная точность, — он поднялся, заметив вместо приветствия.

— Не привыкла опаздывать на деловые встречи, — сухо отозвалась Альбина, тоже не утруждая себя политесом.

— А на свидания? — Ярослав отодвинул ей стул, позволяя сесть, и сам сел напротив.

Альбина посмотрела в глубокие карие глаза, в которых светились и насмешка, и уважение, и острый ум собеседника.

— Ярослав, — не позволила выбить себя из равновесия, не поддержала игривый тон разговора, — напоминаю тебе, что дома у меня малолетний ребенок. И я не хочу тратить время на пустую болтовню. Ты хотел встречи, ты ее получил.

Мужчина усмехнулся и откинулся на спинку кресла, жестом веля официанту разлить им белое вино в бокалы.

— Вижу, ты все еще слегка сердита на меня за маленькую шалость, — заметил он, поправляя на руке часы.

— Она была…. Неожиданной, — призналась Альбина, покачивая в бокале золотистый напиток.

— Ой, ну брось, Альбина, — рассмеялся Ярослав низко, интимно, — максимум, что тебе грозило — пара ночей в СИЗО. Даже если бы я слегка перегнул палку. Кстати, мои поздравления твоим бойцам — те двое, что тебя задержали, уже отхватили служебное взыскание. Не жалко парней? Они ведь просто исполняли приказ.

— Может, хоть это научит их вежливости, — ответила она ледяным тоном, быстро просматривая меню, делая вид, что выбирает блюдо. Ей не хотелось есть — организм протестовал, сжатый тревогой и раздражением, — но показывать слабость перед Ярославом было бы ещё большей ошибкой.

Он смотрел на неё с тем особым вниманием, как на противника, которого уважаешь… и которого не прочь поставить на колени.

— Аль, — наконец, улыбнулся Миита, — оставь парней в покое. Они не виноваты, а исполнителя я все равно тебе не отдам.

— А я все равно его найду, — продолжила женщина, поднимая глаза на собеседника. И улыбнулась. Мягко, хищно и зло.

— Мне начать разбираться с твоим окружением? — Ярослав удержал ее взгляд. Тихо спросил, спокойно. — В Киров при Никите* я ездить любил, а сейчас там полное дно, Аль.

— Как тебе новый мэр? — с лёгким прищуром спросила она, не отводя взгляда.

— Унылое говно, — коротко бросил он, усмехнувшись уголком губ. Не без удовольствия.

— Согласна, — Альбина тоже позволила себе усмешку, кривую, лукавую. — Но признай, как исполнитель не так уж и плох…

— Согласен. — Он кивнул, уже без иронии. — И чем ты его взяла?

— Блеском своих прекрасных глаз — не прокатит? — приподняла бровь она, делая ленивый глоток вина, будто всё происходящее её утомляло.

Молчание. Он не ответил. Она вздохнула.

— Ладно. Пообещала следующую кампанию в думу с пятидесятипроцентной скидкой. Придётся моим поработать за еду… и немного романтики.

Он выдержал паузу, позволяя словам осесть, как пепел. Потом чуть склонился вперёд, опершись локтями о стол.

— Хорошие у тебя ребятки. Давай, поэтому, — проговорил он мягко, почти по-доброму, — оставим наши команды в покое. Иначе это всё превратится в мясорубку.

Оба быстро сделали заказ, позволяя себе и друг другу краткую передышку.

— Что ты предлагаешь, Ярослав? — наконец, спросила Альбина.

Он не ответил сразу. Сначала повернул голову к огромным панорамным окнам, за которыми медленно погружался в ночь город. Река серебрилась отражениями мостов и фар, небо, уже тёмно-фиолетовое, пылало последними отблесками уходящего заката. Город дышал жизнью, а внутри зала — будто всё замерло. Даже официанты ступали бесшумно, будто понимая, что за этим столом решается нечто куда большее, чем просто семейный спор.