Салли Боумен - Секстет
– В чем дело, Роуленд?
– Он может сделать вам предложение, имейте в виду.
– Я уже об этом слышала.
– Самое лучшее, что можно сделать, немедленно дать согласие. Это помогает избежать слезливой стадии, которая обычно идет следом. Я возьму машину Линдсей и отвезу ее в Лондон. Линдсей, обопрись на минутку о Тома. О-о, да она спит. Держи ее.
Том поддерживал Линдсей, пока Роуленд что-то делал в «Астоне». Он протянул Тому ручку переключения скоростей и ключи.
– Это наилучшее решение. Он знает, как поставить ее на место, но будет не в состоянии это сделать, пока полностью не протрезвеет. Я очень благодарен вам обоим. Позвоню завтра утром. И еще раз простите.
Тем временем Линдсей начала просыпаться. Что-то мягкое, пахнущее розовыми лепестками коснулось ее щеки. Это было приятно, хотя тоненький голосок у нее внутри настойчиво утверждал, что с этим поцелуем что-то не так. Она все еще пыталась разрешить эту загадку, когда рядом оказался ее сын, кажется, читавший ей что-то вроде нотации, но, по-видимому, простивший ее. У нее возникло ощущение, что ее сын над чем-то подсмеивается про себя. Потом она услышала удалявшиеся шаги, потом дверь закрылась.
И как только она закрылась, две сильных руки обняли ее, и ее мокрое лицо прижалось к чему-то мягкому и теплому. Внутренний голос теперь говорил совершенно отчетливо: оно было не в самом поцелуе, а в том, кто ее поцеловал. Она подняла голову и некоторое время всматривалась в лицо Роуленда. Он явно не сердился, казалось, его что-то забавляет и одновременно удивляет. У него были самые зеленые глаза, какие ей когда-либо приходилось видеть, и сейчас она не видела в них ничего, кроме доброты и сочувствия.
– Линдсей, – прошептал он, заглядывая ей в лицо. – Знаешь ли, ты ужасно пьяна.
– Ужасно, – согласилась Линдсей. – Замечательное ощущение. Какие у тебя зеленые глаза. Поразительно зеленые.
– А твои – орехового цвета. Никакие не карие и не серые. Вокруг зрачка чуть темнее. Никогда раньше этого не замечал. Что ты делаешь, Линди?
– Целую твой свитер, – объяснила она. – Мне так хочется тебя поцеловать, но ты слишком высокий. Если бы ты мог немного наклониться…
Роуленд наклонился. Линдсей нежно поцеловала его в щеку, потом в нос, потом в губы. Роуленд не отстранился.
Он нашел ее сумку, ключи, ее маленький автомобиль. В какое-то мгновение она почувствовала, что Роуленд сажает ее на сиденье, а в следующее она каким-то чудом оказалась в своей постели. Он снял с нее туфли и аккуратно поставил на коврик. Он уложил ее на бок и бережно укрыл одеялом. Он выключил лампу возле кровати и некоторое время молча стоял в полосе света, проникающего из холла, глядя на нее сверху вниз – волосы растрепаны, руки в карманах. Линдсей, приоткрыв глаза, увидела на его лице несколько озадаченное выражение.
Сначала ей приснился просто сон, потом кошмарный сон, и она проснулась среди ночи, не понимая, кто она и где находится. Она вскрикнула, вскочила с кровати и вдруг осознала, что она среди знакомых вещей в своей спальне. Она на ощупь добрела до двери в гостиную, приоткрыла ее. Сначала ей показалось, что там никого нет, но потом она увидела Роуленда, который сидел на диване, скрестив руки на груди и хмуро глядя в пространство.
– Роуленд, можешь со мной поговорить? – тихонько позвала она.
– Конечно. – Он протянул ей руку. Линдсей свернулась калачиком на диване и положила голову ему на плечо. Роуленд обнял ее, и некоторое время они сидели молча.
– Так о чем мы будем говорить? – спросил Роуленд.
– О чем угодно. О самых обычных вещах. Мне просто хочется слышать твой голос.
– Ладно, попробуем. – Он улыбнулся. – Так вот, я старался быть полезным. Я помыл одну чашку, одну кастрюльку и одну тарелку. У себя я тоже мою всего по одному. Я прослушал твой автоответчик, потому что его мигание действовало мне на нервы.
– Было что-нибудь интересное?
– Звонил Марков, из Греции. Он сказал, что они с Джиппи сидят у какого-то храма, забыл какого. Звонил Макс. Еще звонил кто-то, кажется, от Лулу. Я записал.
– Лулу Сабатьер? Странно, с чего бы это она меня разыскивала? Я не стану ей звонить.
– Потом звонил я – прошлым утром. Поэтому я послушал себя, что всегда производит неприятное впечатление, у меня был довольно неприятный голос. – Роуленд вздохнул.
– Потом… Потом я пробовал почитать, но не мог сосредоточиться. Я стал думать о Шотландии. О тех горах, где был в последний раз.
– Ты счастлив, Роуленд? – вдруг отважилась спросить Линдсей.
– Сейчас? – Казалось, вопрос его не удивил. – Как ни странно, сейчас я чувствую себя счастливым.
– Нет, я не это имею в виду. Я имею в виду – вообще. День за днем, ночь за ночью.
– Нет, конечно, нет. Хотя, впрочем, наверное, счастлив.
– Можно задать тебе еще один вопрос?
– Можно, – улыбнулся он. – Может быть, я даже на него отвечу.
– Ты когда-нибудь кого-нибудь любил?
– Да, дважды.
– И что из этого вышло?
– Ничего не вышло. – Он помолчал. – Первая женщина, которую я любил, мертва. Ее звали Эстер. Эстер убили в Вашингтоне за месяц до нашей свадьбы. Это было очень давно. А во второй раз… Из этого тоже ничего не вышло. Все кончилось само собой.
Линдсей услышала в его голосе нежелание продолжать, и она заранее знала, что именно эту дверь он никогда перед ней не откроет.
– Из моего брака тоже ничего хорошего не вышло, – пробормотала она, опустив голову. – Но мне потребовалось немало времени, чтобы это понять. Конечно, ты можешь сказать, что из этого брака вышел Том, но я никогда так не считала. Том – благословение, подарок небес. Но ты даже не можешь себе представить, что привело к его появлению на свет. Просто однажды я чувствовала себя несчастной, а мой муж был пьян…
– Не надо, Линдсей.
– Да, ты прав. Я не буду. В сущности, это не так уж важно, потому что Том изменил мою жизнь. Как только я взяла его на руки… Он не был хорошеньким младенцем, даже я это видела. Но у него были темные волосы. Он родился с темными волосами. Я так гордилась этими чудесными волосами, но потом они посветлели и стали как у его отца.
– Линдсей, милая, не плачь.
– Я не собиралась реветь, сама не знаю, почему я плачу. Я счастлива. Я так люблю Тома. Мне только хотелось бы, чтобы он вырос с настоящим отцом. Не с его отцом, потому что его отцу было все равно, и я не прощу ему это до конца жизни.
– Линдсей, когда он ушел?
– Когда Тому было шесть месяцев. Я думаю, у него появилась какая-то женщина – как обычно. В сущности, они появлялись у него все время, без перерывов. Когда я была беременна, до того, после того. Разумеется, я узнала об этом только потом. Он непрерывно лгал.
