Салли Боумен - Секстет
Новый взрыв восклицаний. Тем не менее Линдсей заметила, что Роуленд Макгир не принимает участия во всеобщем ликовании.
Он отставил тарелку с недоеденной едой и с подчеркнутой аккуратностью положил на нее нож и вилку. Медленно и неохотно Линдсей подняла глаза и взглянула ему в лицо. У него было такое выражение, что ей захотелось тут же снова отвести глаза, но она не решилась.
– Понятно, – наконец тихо проговорил он. – Это окончательное решение? Ты уже поговорила с Максом?
– Да, я подала прошение об увольнении и поговорила с ним.
– И когда же ты это сделала?
– На прошлой неделе.
– Пока меня не было?
– Да, так получилось. Это не имеет никакого отношения к делу. Просто мы больше не будем работать вместе.
– Да, по-видимому, не будем.
Было очевидно, что он недоволен. От его тона и выражения лица веяло январским холодом, и скатерть на столе покрылась инеем. Лассел вопросительно взглянул на Линдсей, потом на Роуленда, и у него удивленно поднялись брови.
– Я просто хочу пожелать Линдсей удачи, – начал он.
– Не сомневаюсь. – Холодный взгляд Роуленда обратился на него. – Поскольку ты не разбираешься в ситуации, это самое легкое.
– Господи, Роуленд, в чем дело? Что с тобой? – Колин нахмурился. – Я всегда любил перемены. А чего ты хотел бы для Линдсей? Чтобы она сидела там до пенсии и ее наградили золотыми часами? Так больше никто не живет. Если она чувствует, что не может самореализоваться в моде, то надо все бросить!
– Проблема именно в этом? – обратился Роуленд к Линдсей. – Ты не можешь самореализоваться? – Последнее слово он выговорил с очевидной брезгливостью. Линдсей с вызовом взглянула на него.
– Если хочешь, да. И ты мог бы обойтись без этого высокомерного тона. «Самореализация» – общепринятый термин, и это слово ничуть не хуже любого другого. Колин прав. Множество людей в моем возрасте меняют работу, им приходится это делать. Я слишком долго занималась одним и тем же. Я устала от безумного ритма, вечной гонки, от дерготни и подлости. Я устала непрерывно стараться сказать что-нибудь новое о каком-нибудь идиотском платье. Я устала от студий и срочных выездов, от самолетов и отелей. Я хочу сидеть на месте, и, кроме того, я хочу заниматься чем-нибудь другим.
Роуленд хмуро, не перебивая, слушал эту тираду.
– Значит, это не просто очередное скоропалительное решение? Ты долго думала, взвешивала? Почему-то мне ты об этом не говорила ни слова.
– Ты и не спрашивал, – возразила Линдсей. – И, пожалуйста, не приписывай мне легкомыслия.
– Но оно у тебя есть.
– Во всяком случае, это продуманное решение. Послушай, Роуленд, если бы мы делали одну газету, то, возможно, я предварительно узнала бы твое мнение. Но ведь это не так. Ты сейчас занимаешься воскресным выпуском, сидишь в роскошном кабинете, у тебя вечно деловые переговоры и совещания…
– Мы работаем в одном здании, в одной группе. Встречаемся практически каждый день. Три недели назад я был у тебя дома и завел разговор именно на эту тему, но ты его не поддержала. Ты могла бы обсудить это со мной в любое время.
– Да, ты прав, мне этого не хотелось. Может быть, настал момент принять самостоятельное решение. Возможно, тебе это трудно представить, но я могу заниматься не только страничкой мод.
– Я это хорошо знаю.
После этой краткой реплики воцарилось гнетущее молчание. Катя, которая с напряженным интересом следила за их разговором, увидела, что Линдсей сильно задета. Ее лицо горело, с губ уже готово было сорваться возражение, но что-то в интонации, с которой Роуленд произнес последнюю фразу, ее удержало. Она повернулась к Тому, наблюдавшему за этой сценой с растущим негодованием.
– Том! Разве я поступила неправильно? Я должна была наконец решиться.
– Что бы ты ни решила, меня это устраивает. – Том бросил на Роуленда сердитый взгляд. – У мамы куча предложений, – продолжал он, – все пытаются ее переманить.
– Это мне тоже известно.
– В прошлом году ее приглашали в телекомпанию. Они хотели, чтобы она сделала большую серию, посвященную истории моды. Один американский журнал за ней буквально гонялся. Марков говорил, что какой-то издатель жаждет ее заполучить…
– Марков. Все понятно. Мне следовало бы догадаться, – холодно проговорил Роуленд. – Это не он, случайно, стоит за твоим решением? Очень на него похоже.
– Кто такой Марков? – поспешно вмешался Колин.
– Кто такой Марков? Сейчас я тебе объясню. – Роуленд откинулся на спинку стула, в его глазах появился опасный блеск. – Марков – фотограф. Очень талантливый, надо признать. Человек, несущий в себе разрушительное начало. Человек с неустойчивой психикой. Однако он очень умен. Надо признаться, мне он даже нравится – до определенного предела. Вся сложность в том, что Марков – совершенно безответственная личность.
– Неправда, – горячо перебила его Линдсей. – Ты его совсем не знаешь. К тому же он очень изменился после встречи с Джиппи. Он хороший, умный человек, и я знаю его пятнадцать лет. Я восхищаюсь им, поэтому тебе лучше прекратить все эти…
– Ничего этого я не отрицаю, – резким тоном произнес Роуленд. – Может быть, ты послушаешь, что я хочу сказать? Я сказал, что Марков безответственный человек, и если ты дашь себе труд поразмыслить хотя бы десять секунд, ты с этим согласишься. Ты всегда старалась не видеть его недостатков.
– Мне кажется, нам следует еще немного выпить, – сказал Колин, подавая знак официанту. – Роуленд, почему бы тебе не успокоиться?
– Не встревай в это, Колин. Послушай меня, Линдсей. Больше всего на свете Марков любит устраивать заварушки, он самый настоящий подстрекатель. Он обожает драмы. Как по-твоему, есть ему какое-нибудь дело до того, что будет с тобой дальше, когда ты потеряешь работу? Его интересуют только широкие жесты и планы, которые он изобретает.
– Минутку, Роуленд. Можно мне сказать?
– А ты по какой-то причине, которую я никогда не смогу понять, слушаешь его. Он приходит к тебе с каким-нибудь очередным плодом собственных измышлений, а ты с готовностью его поддерживаешь. Он говорит «прыгай», и ты прыгаешь. Этот человек оказывает на тебя необъяснимое иррациональное влияние, и в твоих речах я так и слышу его голос.
– Черт побери, Роуленд, в том, что ты сейчас наговорил, нет ни слова правды, – возмутилась Линдсей. – Да, Колин, спасибо, я с удовольствием выпью. Сколь бы удивительным тебе это ни казалось, но я приняла это решение без посторонней помощи, без тебя и без Маркова. Я не спрашивала твоего совета, не нуждаюсь в нем и теперь. И перестань смотреть на меня свысока. Что дает тебе право руководить моей жизнью?
