В твоих глазах (ЛП) - Джусти Амабиле

Пенни так погрузилась апокалиптические бредни, что не услышала, как Маркус вошёл и лёг в постель. Когда она почувствовала его руки на себе, то издала слабый крик.

— Теперь я тебя ещё и пугаю? — спросил он.

Пенни повернулась и улыбнулась.

— Ты такой уродливый и злой, что страх вполне оправдан, — ответила она, стараясь говорить спокойным тоном.

Маркус погладил её по спине, груди, шее. Обнял, и Пенни почувствовала стук его сердца у своего уха. Оно было громким, оглушительным. Пенни поцеловала его кожу, где билось сердце, под татуировкой, пронзённой терновым венцом.

— Я никогда не стану хорошим, ты же знаешь. — Его голос представлял собой странную, бурную смесь меланхолии и суровости. — Я не могу удержаться от мысли, что время от времени мне хочется кого-нибудь истребить, особенно Джейкоба и эту старую суку. И никогда не стану придурком, который встаёт на колени, пока идиотская музыка глушит его барабанные перепонки.

— Я бы никогда не хотела чего-то подобного. Миссис Мэнселл всегда отпускает кислые шутки. Почему сегодня она задела тебя больше обычного?

Маркус не ответил. Он крепче прижал Пенни к себе в полумраке комнаты, рядом с окном, на котором висели занавески из грубого хлопка с множеством маленьких вышитых солнц, как выбрала Барби, пока ещё была там. Снаружи дождь становился всё более стремительным.

— Пенни, — сказал он отстранённым тоном, словно это было начало длинной речи.

— Что?

Маркус помолчал несколько секунд, словно обдумывая, что и как сказать, а потом решил ничего не говорить. Он поцеловал Пенни в губы. Внутрь рта. А потом далеко от губ. И потом везде. А потом он взял её под шум дождя.

Нависая над ней, огромный и прекрасный, грубый, как лев, и полностью заполняя, он остановился. Мгновение он оставался так, без движения, созерцая её глаза, губы и ноги. Затем он снова начал двигаться, двигаться, двигаться, двигаться, раскинув руки, похожие на разрисованные колонны, с порывистостью средневекового тарана, пока не раздался дикий и священный крик оргазма.

Жить на ферме подразумевало много работы, но Пенни изнуряла себя с удовольствием. Она вставала рано, так рано, что солнце часто было лишь миражом. Животные, за которыми нужно было ухаживать, чистить, кормить, конюшни, дрова, которые нужно рубить, земля, которую нужно пахать, урожай, дом. Всё было одинаково, и всё было по-новому. Раньше она всё делала одна, а теперь — вместе с Маркусом. Он даже вставал раньше неё и работал, подставляя спину солнцу и дождю.

Этим утром всё ещё шёл дождь, ветер свистел за ставнями и через вентиляционные отверстия.

— Сегодня обо всём позабочусь я. Оставайся дома, — сказал Маркус, — ты выглядишь бледной и усталой.

— Может, это по вине того, кто не дал мне сомкнуть глаз прошлой ночью? — пошутила она. Несмотря на плохую погоду, холод и реальную усталость, Пенни чувствовала себя хорошо, счастливо, полноценно. Она больше не думала о странном телефонном звонке и Франческе. Ночью, впервые за несколько недель, ей не снились никакие сны. Возможно, потому, что на самом деле она почти не отдыхала: они занимались любовью несколько часов, и даже когда это было не совсем занятие любовью — поцелуи, переплетение ног, ласковое касание волос, смотреть, как спит, вдыхать запах кожи, закрыть веки, прижавшись к его щеке, — всё равно любовь была.

— Только этой ночью? — обиженно спросил Маркус. Затем он улыбнулся, надел непромокаемую куртку, резиновые сапоги и вышел на улицу, где начиналась гроза.

Всё утро Пенни работала в доме, и по мере того, как проходили часы и солнце брало верх, муки прошедшей ночи и абсурдные предчувствия последних двух недель рассеялись, как облака.

Перед самым обедом, возвращаясь с улицы с нагруженными деревянными поленьями руками, она услышала телефонный звонок. Это мог быть кто угодно, но сердце заколотилось от мгновенного предчувствия опасности.

Пенни подняла трубку, словно это было щупальце чудовища, возможно, мёртвого, а возможно, готового укусить.

— Алло?

Скрытый номер и тишина. Проклятая тишина. И дыхание на заднем плане. И снова звонок сбросили.

На этот раз Пенни была уверена, настолько уверена, что почти готова была обратиться к ней по имени. Это была она, Пенни не сомневалась, звонила Франческа. Она издала в трубку какой-то раздражённый возглас: Пенни понадобилось совсем немного, две далёкие ноты, чтобы её узнать.

В панике Пенни опустилась на диван. На несколько мгновений её охватила волна тошноты.

Чего она хотела? Если просто хотела поговорить, как-ты-как-поживаю-я-возможно-когда-нибудь-увидимся, то не было причин так обрывать звонок.

Нет, если это была Франческа, и — Пенни готова поклясться на огне, — это была Франческа, то ей нужен был Маркус. Она хотела, чтобы он вернулся.

«А ты? Маркус, чего хочешь ты?»

Пенни просидела на диване, неподвижная, как картина, пока Маркус не вернулся. Она ничего ему не сказала. Они ели как ни в чём не бывало. Более или менее.

— Тебе нехорошо? — неожиданно спросил он. — Ты не притронулась к еде. Ты же не хочешь заставить меня кормить тебя? — Он провёл тыльной стороной ладони по её лбу. Своей прекрасной большой ладонью.

«Как я люблю твои руки. Никогда не переставай прикасаться ко мне».

— Ты горишь. Иди ложись.

— Я в порядке, не рассыплюсь, — попыталась приуменьшить она. — Нам нужно проверить пастбище на севере, помнишь? Чтобы оценить, может ли оно быть полезным для…

В этот момент зазвонил телефон. Пенни уставилась на него с выражением полнейшего ужаса. Маркус был ближе к аппарату, и когда он взял трубку и ответил, Пенни показалось, что пол превратился в бездну.

— Алло? А, привет, Монти.

Сердце Пенни снова забилось, но лишь на мгновение.

— Да, всё хорошо. Пенни в порядке. Но что…

Маркус нахмурил брови и поджал губы.

— Нет, она не звонила.

Пенни не сомневалась, что они говорят о Франческе.

— Что случилось?

Монти стал рассказывать, и по воздуху распространился взволнованный тон его голоса, достигая и Пенни, хотя она не могла расслышать слова. Выражение лица Маркуса становилось всё более напряжённым. Прежде чем разговор закончился, Пенни почувствовала необходимость выйти из комнаты. Пока она уходила, ей показалось, что Маркус следит за ней глазами, нахмурив брови.

Она села на кровать, переплела пальцы и снова почувствовала настоятельную потребность в рвоте. Услышала, как Маркус попрощался с Монти, а затем наступила тишина. Прошло некоторое время, прежде чем Маркус вошёл к ней в комнату. Он сел рядом и в течение бесконечной, мучительной минуты нервно потирал лоб и виски. Наконец он сказал:

— Монти хотел узнать, не звонила ли сюда Франческа. Очевидно, вчера она была у них и сумела, я не совсем понял как, узнать этот номер. Монти сказал, что… что ей нехорошо. — Молчание, молчание, молчание, а потом: — Бля.

Пенни издала внутренний тайный вздох: его услышала только её душа. Затем постаралась выдавить из своего горла наименее прерывающийся голос и призналась:

— Я думаю, она пыталась позвонить. И вчера вечером, и сегодня утром. То есть я не знаю, была ли это она, но поступило два звонка, и кто бы ни был на линии, он отключился, как только услышал мой голос.

Пенни пожала плечами с притворной беззаботностью, но этот маленький жест чуть не заставил её сломаться.

Не комментируя, Маркус протянул ей листок бумаги.

— Монти настоял на том, чтобы дать мне её номер. Он хочет, чтобы я позвонил и успокоил её.

— Успокоить? Что ты… что ты имеешь в виду? Что с ней не так?

— Не знаю, я не совсем понял. Энни сказала, что она показалась ей… странной. Как будто не виделись много лет.

— И… ты позвонил ей?

— Нет, хотел сначала поговорить об этом с тобой.

— Со мной? Зачем?

— Чтобы узнать, не против ли ты, это очевидно. На твоём месте я бы хотел знать. Я бы хотел, чтобы ты сначала поговорила со мной. Я, конечно, мудак, но не до такой степени.