Ненужная мама. Сердце на двоих (СИ) - Лесневская Вероника

- Забыла, - обреченно постанываю. – Сейчас мы принесем, - тяну руки к Алиске.

- Куда ребенка! Зачем? Я пока подержу ее и все подготовлю, - Светлана Яковлевна перехватывает у меня крошку, а та напрягается, насупившись и изучая незнакомую тетю.

- Я быстро, - подмигиваю дочке Одинцова, которая успела привязаться ко мне, как к родной матери. В ответ она смешно взмахивает кулачком, будто грозит наказать, если не вернусь.

Спешу на выход, чтобы Алиса не успела расстроиться.

Пулей влетаю в свой кабинет. Без стука.

- Гордей, нужна Алискина карточка, ты взял в регистратуре? – в суматохе я обращаюсь к нему на «ты», думая, что мы одни. Как жестоко я ошибаюсь…

Споткнувшись на пороге, цепляюсь пальцами за косяк двери, врезаясь ногтями в холодный, мертвый пластик. Не верю собственным глазам.

Гордей стоит спиной ко мне, а на нем пиявкой повисает дама в белом халате.

Мария. Добилась своего… Растоптала меня, уничтожила.

А он… вновь забыл о верности покойной жене, словно эта функция отключается в нужный момент, когда ему удобно. Как в нашу единственную ночь… и сейчас.

Чужие женские руки на его шее, пальцы зарываются в короткие волосы на затылке, а губы… не вижу, но догадываюсь, где… Сильные мужские ладони, тепло которых я до сих пор помню, взметаются к талии моей коллеги.

Мерзкая ситуация, которую я обрываю своим приходом.

Тяжелое, грудное рычание, резкий поворот головы, напряженный взгляд любимого мужчины. И банальная фраза, брошенная бездушным, железным тоном:

- Все не так, как кажется…

Глава 17

Гордей

Я с безысходной тоской провожаю Викторию взглядом – и остаюсь один в ее тесном кабинете. Как отшельник. Изгой. Даже родная дочь в эти дни будто отторгает меня, постоянно капризничая и не желая идти ко мне на руки, зато с ней мгновенно притихла. Если Вика такая внимательная и трепетная по отношению к чужому ребенку, то для своих стала бы самой чуткой, любящей и доброй мамой.

Но… не судьба. Когда-нибудь она поймет, что это единственный выход, и, возможно, простит меня, но не сейчас. Чувствую ее бессильную злость и разочарование даже через закрытую дверь, в которую устало упираюсь лбом.

- Как же все неправильно, - сокрушенно выдыхаю в пустоту.

- Здравствуйте, вы к Виктории Егоровне? Опять ее на рабочем месте нет, - слышится неприятный женский голос за спиной, и мне приходится собрать себя по осколкам, чтобы обернуться.

- Все в порядке, мы пересеклись в коридоре. Возвращайтесь к своим делам, - лениво отмахиваюсь.

Викина коллега не уходит. Продолжает недвижно стоять в проеме между кабинетами, как памятник худшему врачу в истории, и буравит меня липким, хитрым взглядом. За годы работы в медицине у меня сформировалась чуйка на людей. Эта особа с первой встречи вызывает стойкое отвращение. Неужели Захаров не видит, кого взял в поликлинику? Мерзкая, бесполезная баба, а не педиатр. Халат протирает и вертит задницей перед всем, что мужского пола.

– Ах, Гордей Витальевич, рада видеть. Давайте я вас приму вместо этой… - надменно цокает, покосившись на пустое кресло Богдановой. Выгибаю бровь, и она благоразумно проглатывает конец фразы. Охамела совсем. – А где ваш сынок? – растягивает винного цвета губы в приторной улыбке и отравляет воздух сладкими духами, после чего хочется продезинфицировать все помещение.

- У меня дочка, - недовольно цежу, проходя вглубь кабинета к столу Вики. Отмечаю, что у нее идеальный порядок. Всюду, кроме личной жизни. – Закрой дверь с той стороны, - по-хамски бросаю незваной гостье через плечо.

- Может, кофе, пока ожидаете? Чай? – не унимается. – У меня и покрепче есть. Одна мамка подарила. Хотите?

- Вот как? – нехотя поворачиваюсь и делаю шаг к ней. – Взятки берешь, распиваешь в рабочее время… Захаров в курсе?

- Да я не…

- Слушай… как тебя там, - намеренно грубо обращаюсь к ней и, проигнорировав тихое «Маша», продолжаю: - Впрочем, плевать, потому что если ты и дальше будешь вести себя подобным образом, то вылетишь отсюда, как пробка из бутылки. Уяснила? – не выдержав, повышаю голос. - Не смей трогать Викторию. Ты ей в подметки не годишься. Если до меня хоть что-нибудь дойдет, пеняй на себя.

- Так и знала, - хмуро шипит.

Отступает назад, а я взбешенно выбрасываю руку, чтобы наконец-то захлопнуть дверь – и больше не видеть ее раздражающее лицо. На доли секунды отвлекаюсь на шум у входа. Не замечаю, в какой момент Мария срывается с цепи. Как одержимая, набрасывается на меня, царапая шею ногтями. На инстинктах уклоняюсь от поцелуя, чтобы не выблевать прямо на ее белоснежный халат, но она успевает мазнуть помадой по щеке. Хватаю идиотку за талию, отрываю от себя, как клеща, резко и грубо. Получаю еще несколько царапин, но мне уже все равно.

Потому что, оглянувшись, я вижу на пороге кабинета растерянную Вику. Представляю, как мы с этой тварью выглядим со стороны. Но упорно не понимаю, на черта Мария такую неправдоподобную подставу устроила? Богдановой насолить? Так мы с ней не в отношениях… Трындец, бабам в этой клинике больше делать не хрен, кроме как козни строить. Захаров полный бардак развел. Боюсь, одним увольнением не обойдемся – пусть все учреждение проверят. Кроме моей Вики… которая испепеляет меня разочарованным взглядом.

- Все не так, как кажется, - холодно выплевываю, все еще злой и одновременно охреневший. Отряхиваюсь, будто в грязи извалялся. Впрочем, я недалек от истины. – Так, ты – на место, - рявкаю на озабоченную бабу, и она тут же скрывается за перегородкой. Судя по звукам и шуму, вообще сбегает из кабинета. Но ей уже ничего не поможет. Я злопамятный и мстительный, особенно если обижают дорогих мне людей.

С грохотом хлопаю дверью – и, выдохнув, направляюсь к застывшей Вике. По пути достаю платок, чтобы убрать с себя вонючие слюни неадекватной врачихи. Впервые я в такой ситуации. В моей клинике все подчиненные по струнке ходят и, мать вашу, работают! У них элементарно времени нет на подобные глупости.

Яростно растираю щеки, складываю платок – и вижу на нем красные разводы. Пометила, стерва. Скривившись, сминаю хлопковую ткань и выбрасываю комок в корзину для бумаг у стола. Ловлю на себе остекленевший Викин взгляд.

Бред! Она не могла повестись – слишком рассудительная и меня близко знает. Кто угодно, но только не умница Богданова.

- Вика, ты же понимаешь, что мне все это сейчас не надо? – оправдываюсь, как юнец, которого застали за просмотром порно. - Я элементарно не ожидал такого. Не привык, что на меня обезумевшие женщины набрасываются. В моей среде так не принято. Растерялся, - нервно усмехаюсь, а в ответ ноль реакции.

Поздно осознаю, что моя фраза прозвучала неоднозначно. Ведь и Вика в ту ночь сама сделала первый шаг. Но потом на нее накинулся именно я. И остановиться не смог тоже я. Виноват – исключительно я. Роковые последствия – на моей совести.

- Мне карточка Алискина нужна, в прививочной ждут, - произносит она после паузы. – Надо спешить, пока не расплакалась, - дергает кончиком носа, будто о себе говорит, а не о ребенке.

Забирает медицинскую карту и, больше не смотря на меня, быстрым шагом покидает кабинет. Минут через десять возвращается с дочкой, бережно передает ее, одетую и полусонную, мне.

- Почти не кричала, стойко перенесла прививку, - с улыбкой шепчет, потому что Алиса потихоньку засыпает, измученная насыщенным днем. – Может быть небольшая температура. Если что-то будет беспокоить, сразу звоните, - погладив малышку по спинке, прячет ладони в карманы халата. Отшатывается от меня, как от прокаженного. – Всего доброго, Гордей Витальевич.

- Стой, Вика, давай поговорим, - сокращаю расстояние между нами, но она опять убегает. Направляется к выходу, чтобы скорее выпроводить меня. Недавно я от Марии так же пытался избавиться.

- В другой раз, Гордей Витальевич. У меня прием, - открывает дверь в шумный, заполненный народом коридор. – Кто следующий? – громко произносит в толпу.