Никому о нас не говори (СИ) - Черничная Алёна

Тимур с трудом держится на своих двоих, но каким-то чудом всё же стоит. Вцепившись пальцами в его кофту, я в прямом смысле тащу его за собой в сторону машины. Горин волочится то за мной, то вообще на мне. Иногда мне приходится ловить его прямо в полёте.

У меня дрожат руки и ноги. Под футболкой по спине выступает испарина. Мои зубы сцеплены — от Горина такое тошнотворное амбре, что дышать невозможно.

Но и бросить эту пьяную тушу посреди парка не решаюсь. Хотя в какие-то секунды очень хочется. Особенно когда ему по дороге становится плохо. Благо вокруг много свободных кустов. Успеваю направить Тимура туда, прежде чем случится непоправимое.

Его знатно выворачивает, а я зажмуриваюсь и глубоко дышу, стараясь не прислушиваться к неприятным звукам. И, кажется, Горин снова готов лечь спать прямо в парке, только уже на земле. Шатаясь, он выползает из кустов и находит себе опору у ближайшего дерева. Тимур подпирает его спиной и плавно опускается на газон.

— Нет, нет! — Я сразу же подлетаю к нему. Снова хватаю его за ворот худи и тяну вверх, а голова Тимура расслабленно болтается.

— Отвали, — хрипло шепчет он.

— Тебе надо встать. — Пытаюсь поднять обмякшее тело.

— Ты глухая? Отвянь, — Тимур поднимает голову, показывая мне своё лицо.

Даже в полутьме парка я вижу, насколько оно бледное, а багровые подтёки и ссадины выглядят жутко. Глаза Тимура опухшие, красные, залиты пьяным туманом. Он смотрит прямо, но словно сквозь меня.

— Я просто отведу тебя в машину. — Не оставляю попыток поднять Горина на ноги.

Изо всех сил тяну его вверх за кофту.

— Не хочу. Сдохнуть хочу.

— Тимур…

— Уйди! — неожиданно у него прорывается голос. Неприятно жёсткий и грубый. Тимур буквально рычит, тыкая указательным пальцем куда-то в сторону. — На хй — это вон туда.

Этот жест выглядит омерзительно. Хочется тут же развернуться и свалить примерно туда, куда мне и указано. Но гашу в себе это желание. Шумно сглатываю неприятный ком.

Горин просто пьян, не понимает, что делает и что говорит. Оставлю его — так потом сама же места себе не найду, если он реально здесь сдохнет, как и просил.

— Поднимайся, — цежу я и со всей силы, что только есть в моих руках, поднимаю Тимура с земли.

Я не знаю, сколько проходит времени, прежде чем мы такими перевалками добираемся до чёрной иномарки. Наобум нажимаю на все кнопки на брелоке сигнализации. Не сразу, но мне удаётся открыть машину и запихнуть Тимура на заднее сиденье.

Он падает туда кулём в неестественной позе лицом вниз. Согнувшись в три погибели, залезаю на заднее сиденье сама. Пытаюсь хоть как-то придать его телу адекватное положение.

Толкаю, пинаю… А получаю на это лишь одну реакцию. Горин вдруг отрывает свое помятое лицо от кожаного сиденья. Пронзает меня косым взглядом и расплывается в отвратительной улыбке.

— Давай потрахаемся. — Тимур тянет ко мне руки. Касается ладонью моего бедра, ведёт её вверх... И я опомниться не успеваю, как ощущаю его ледяные пальцы у себя талии. Мою кожу пронзает холод, щёки — жар, а терпение — злость. Я вспыхиваю словно спичка.

Сама не ожидаю от себя такого, но я с размаху леплю оплеуху Тимуру по лицу и сразу же по рукам. И испуганно замираю, потому что пьяные глаза напротив загораются каким-то пугающим блеском.

Тимур шумно вздыхает и… отключается, снова упав лицом на кожаное сиденье. А через несколько секунд по салону уже расходится монотонное сопение.

Да к чёрту! Больше трогать его не стану. Оставляю Тимура на сиденье как есть — в позе буквы зю.

Я выползаю из машины и, захлопнув дверь, прислоняюсь к ней спиной. Ноги, руки, тело — дрожь и усталость ощущаю везде. Мой туго завязанный хвост на затылке растрепался и теперь криво висит где-то на боку. Самой уже хочется просто шмякнуться на асфальт возле машины и не двигаться.

Жадно глотаю прохладный воздух на пустой парковке, стараясь прийти в себя. Я дотащила пьяного вдрызг Горина до его тачки. Теперь он в относительной целости и сохранности.

Я же могу ехать домой? Но на свой вопрос получаю ответ в виде стона, доносящегося из салона иномарки. Рывком открываю дверь и встревоженно заглядываю внутрь машины. Тимур спит в той же скрюченной позе и почему-то тихо стонет.

Я не знаю, на кого злиться больше: на эту пьянь, от которой невыносимо фонит перегаром, или на себя, потому что не решаюсь хлопнуть дверью, вызвать такси и свалить домой.

Вместо этого я сажусь на водительское сиденье. Устроившись на нём полубоком, обнимаю себя за плечи, а из моей груди рвётся протяжный выдох.

Боже, я ведь полная идиотка. Потому что сейчас поглядываю на пьяного Горина в его же машине. Он грязный и вонючий. Неизвестно, кого и сколько раз он покалечил сегодня на своих боях. В любой момент его может снова вывернуть наизнанку.

А я здесь. Меня жрёт дурацкое чувство ответственности за то, что может произойти, если сейчас я выйду из этой машины.

Мой взгляд скользит по распластавшемуся на заднем сиденье Тимуру. Раскрашенное после боя лицо расслаблено во сне. Пухлые губы чуть приоткрыты. Горин уже похрапывает, наполняя дорогой кожаный салон авто ароматами спирта.

Идиотизм происходящего зашкаливает. Я ощущаю себя разбитой. Всё больше меня засасывает усталость.

Я ведь должна ехать домой. Но сама не замечаю, как проваливаюсь в сон вслед за Тимуром.

Глава 21

Глава 21

Боль.

Я просыпаюсь именно от неё. Боль в шее, в спине, в теле… Медленно открываю глаза. Яркий свет ослепляет, и какие-то секунды не могу сообразить, где я. Потому что не вижу привычный белый потолок и люстру. Взгляд мой натыкается на руль, коробку передач, кресло… А в нос бьёт жуткий запах паров перегара. И картинки вчерашней ночи потоком врываются в сознание.

Я ночевала не дома. Я заснула прямо в машине Тимура. О нет!

Подпрыгнувшее в груди сердце быстро снимает всю сонливость и боль в затёкшем теле. Я оборачиваюсь. На заднем сиденье развалился в скрюченной позе спящий Тимур. Его руки закинуты за голову, согнутые в коленях ноги прямо в кроссовках упираются в дверь. И амбре от Горина такое, что дышать в салоне нечем.

Чёрт! Надо же было так отрубиться. Я даже не могу узнать точное время, когда достаю свой телефон из кармана ветровки. Он теперь разряжен, как и телефон Горина.

Лишь через утренние лучи солнца, что проникают через запотевшее лобовое стекло, можно предположить: сейчас около шести-семи часов утра. И мне однозначно нужно скорее убираться отсюда, пока Тимур не проснулся, а мама не вернулась домой. Но уже через мгновение слышу с заднего сиденья протяжный стон:

— Твою мать…

Я замираю. Реакция Горина на моё присутствие может быть непредсказуема.

— Ты? — удивлённо хрипит он.

По звукам и шуршанию позади себя нетрудно догадаться, что Тимур пытается принять вертикальное положение.

— Привет, — незаметно рвать когти уже бессмысленно, так что я снова осторожно оборачиваюсь, встречаясь с отёкшими глазами Тимура.

Лицо его помято, взгляд стеклянный, а ссадины покрылись багровыми корками.

— Какого хрена? Ты что здесь делаешь? — недоумевающе сипит Тимур.

И по его интонации понятно, что он точно не восторге от увиденного. Нервно сглотнув, бормочу:

— Приехала вчера. Ты был пьян.

— Это я просил?

— Нет. Мы разговаривали по видеосвязи, потом ты выкинул телефон и собирался сесть за руль, — каждое моё слово под тяжёлым взором Тимура становится всё неувереннее, — а я подумала, что тебе нужна помощь… — завершаю совсем тихо.

В салоне авто на мгновения застывает тишина. Тимур опухшими глазами-щёлками смотрит на меня, а я, затаившись на сиденье, смотрю на него.

— Так, — рвано выдыхает Горин, — мне надо на воздух.

Он резко выскакивает из машины, хлопнув дверью. И я делаю то же самое. Выскальзываю на прохладный утренний воздух.

Подперев спиной свою иномарку, Тимур стоит, запрокинув голову к небу, и часто дышит. Ладони спрятаны в карманы, ноги широко расставлены, скулы напряжены. А я неловко топчусь рядом.